— Миллион раз. И звонила, и писала. Извини, не получилось зарядить. У меня разъем на зарядке другой.
— Читал?
— Я что, по-твоему, похож на смертника? — прозвучало обижено.
Вал только кивнул. Что-что, а состояние Юли ему было знакомо. Сам через такое прошел недавно. Конечно, можно было и предупредить, попросить того же Серёгу написать ей сообщение и вкратце рассказать, что стряслось, но… на тот момент он был в таком раздрае, что только и смог, что отставить телефон Серёге от греха подальше. А потом не до сообщений было. Все три дня, что провел за решеткой, задавался одним единственным вопросом: был у неё секс с мужем или нет? Взял он её силой или она добровольно отдалась?
Эти вопросы его так и не отпустили. Долбили молотками в височную кость, напоминая, из-за чего именно он загремел в изолятор.
— Вал, нельзя так реагировать, — словно догадавшись о его мыслях, начал Сергей. — Я ведь в следующий раз могу и не помочь. Ты ведь тоже юрист.
Дударев дернул плечом.
— Ты сам всё видел.
— Бл*дь, да он что угодно тебе выдаст. Причем, во всех деталях: как и сколько раз она кончала, какое белье было на ней в тот момент, — поймав на себе озверевший взгляд, Сергей благоразумно заткнулся.
Вал в сердцах увалил кулаком об руль. Никому не понять, что он испытал тогда. Он вообще не ожидал увидеть на пресс-конференции Глеба. Охренел — и это ещё мягко сказано. Просочилась всё-таки тварь, нашла лазейку, хотя чётко дал понять охране не впускать суку ни под каким предлогом. И вот он отвечает на каверзные вопросы журналюг, умело ставит их на место, предоставляя ловко подтасованные факты, и тут… эта гнида, берет и достает из нагрудного кармана женские трусы. И не просто там белье, а именно те самые стринги, что были на Юле в их последнюю встречу….
Если бы можно было, урыл бы тварь прямо на месте. Сейчас не мог сказать, как именно всё произошло, но помнил, что пришел в себя уже таскающим Осинского за глотку, а какая-то жирная тётка дубасила его сумкой по плечам. И хрен поймешь, что в том лантухе было: то ли картошка, то ли кирпичи. Потому что спина у него так и не прошла. Ныла по сей день.
И то, что сейчас Зеня застегивал ему об умении сдерживаться, выбешивало ещё больше. Дело ведь не столько в нижнем белье, как в открытой демонстрации превосходства. Осинский тупо смеялся ему в лицо, давая понять, что в курсе всего. Да, он имел доступ к Юлькиному белью и мог хоть обвешаться им, но бл*дь, всё было не просто так. Нутром чуял. Интуиция подсказывала. Не факт, что когда Юля пришла от него домой, Глеб не поставил её в позу. Всё могло быть. Всё!
И хуже всего то, что она… она могла принять его, потому что они, сука, договорились действовать тихо, не привлекая к себе внимания. Он лично её об этом попросил.
С-сука… Снова эта тупая, тянущая боль в груди не давала сделать вдох.
Съехав на обочину, Вал распахнул дверцу и, надавив со всей силы на диафрагму, выскочил на тротуар. В глазах рябило от бликов уличных фонарей. Вокруг людно, празднично. Со всех сторон гремела музыка, слышался смех, но ему в уши словно ваты затолкали. Сосредоточиться бы на чем-то, зацепиться за что-то глазами, чтобы в очередной раз не сойти с ума.
Задыхался.
Чёрт! Что с ним не так?
— Вал… — на плечо легла тяжелая кисть, — он просто провоцировал тебя. Его целью было вывести тебя из строя. Смотри, он добился своего. Старик, да ты сам на себя не похож.
— Ты не понимаешь, — Вал оперся локтями в колени и судорожно втянул в легкие необходимую порцию кислорода. Дышал надсадно, отрывисто. — Это я виноват. Только я…
— Это может быть ложью, — не согласился Серёга, будучи осведомленным насчёт запретной связи. — Я бы на твоем месте не верил Осинскому. Ни сейчас, ни в будущем. Вал, услышь меня, пожалуйста, он ещё много чего может наговорить. Забудь о нем хотя бы на время. Не подходи к нему и даже не дыши в его сторону. Иначе если Архипов копнет глубже, поверь, уже никто не сможет тебе помочь. Потому что там, — ткнул пальцев вверх, — больше не захотят рисковать. — И добавил совсем тихо: — И так все на иголках. Если дело не замнется в ближайшее время, начнут действовать сами, без нас. Надеюсь, ты понимаешь, чем это чревато?
Конечно, Дударев понимал…
— Серёг, я ведь ради неё… — голос предательски дрогнул.
— …готов на всё. Это я уже понял.
— Я серьёзно.
— Я тоже, — улыбнулись ему понимающе. — Поэтому постарайся вести себя паинькой, потому что толку от заключенного партнера ноль, понимаешь? Мы в оной упряжке, Вал. Не забывай об этом, когда в следующий раз будешь душить Осинского при свидетелях.
***
Квартира встретила привычной тишиной. За последнюю неделю он бывал в ней набегами: для смены одежды, легкого перекуса, ну и, если повезет, какого-никакого сна. Иногда даже душ принимал утром, настолько сильно уставал за день. Единственное, что заряжало бодростью, что заставляло с нетерпением ждать приближения ночи — были бесконечные разговоры с Осинской.
Тогда и усталость исчезала, и настроение появлялось. Лгал, когда рассказывал, что всё хорошо. Умело переключался на нейтральные темы, если начинало пахнуть жаренным и, конечно же, делал всё возможное, чтобы помочь с разводом. Слава Богу, хоть с этим проблем не было. Всё остальное не имело значения. Радовался за её отдых, вслушивался в легкое дрожание голоса и мечтательно прикрывал глаза, представляя соблазнительное тело рядом.
Не знал, как выдержит без неё ещё один день. Ведь ещё не ясно, получится завтра встретиться или нет. Но и не видеть её, не слышать в живую её голоса уже тоже не мог. Пока была далеко, пока и мог мириться с пониманием, что сейчас нельзя. Но уже завтра она вернется и удержаться в таком случае на расстоянии станет практически нереально.
Как это всё будет, ещё не знал. В голове пока не укладывалось. Но в одном был уверен точно — если не увидит её в ближайшие дни, то просто слетит с катушек.
Вздохнув, Вал расстегнул на рубашке пуговицы, прошел в гостиную и, отыскав на журнальном столике зарядный шнур, нетерпеливо подключил телефон к питанию.
Жрать хотелось — не то слово. В желудке второй день противно сосало, но ему было похрен на накатывающую периодами слабость. Уже привык. Куда важнее услышать Юлькин голос и зарядиться от неё добротной порцией положительных эмоций.
Разрядившийся в ноль телефон жалобно пискнул, приняв первые ватты подпитки, и снова выключился.
Ясно. Придется подождать.
Оставив устройство напитывать мощность, мужчина застыл посреди комнаты, не зная, с чего именно начать: с утоления голода или душа. Желание поскорее ощутить на себе очищающие потоки воды заглушили урчание желудка на целых тридцать минут.
Может, и к лучшему, что не стал звонить сразу. Так он и успокоиться успел, и рассудительно взвесил все «за» и «против». Да и Юля вряд ли смогла бы нормально ответить. Стоило подождать хотя бы до полуночи. Зато пока принимал душ, основательно убедился, что нехер юлить и придумывать ложь. Лучше сказать всё как есть, не испытывая судьбу, но избегая детальных подробностей.
В душевой он долгое время смотрел на свое отражение, выискивая во взгляде присущую раньше беспечность.
Не было её. Исчезла куда-то.
Смотрел на усталое лицо и честно, не узнавал в нем себя. Не то, чтобы вымотался или устал после трехдневной игры на нервах. Нет. Прекрасно знал, что ни черта ему не будет и что вся эта показушность лишь игра на публику для удара по занимаемой должности. Просто… в какой-то момент чёрная ненависть настолько затопила разум, что стало на всё похер. Страшно стало и от своей неадекватности, и растерянного умения сдерживаться.
Реально страшно.
Поэтому и не рвал жилы, требуя у адвокатов немедленного освобождения. Пока мерил шагами клетку и смотрел обезумевшим зверьем на мелькающие лица блюстителей закона, пока и была гарантия, что не грохнет Осинского. Ему нужен был вакуум, в котором мог задохнулся от дикой ярости, а не свобода, которая снесла бы ему крышу бредовыми идеями.
