— Не мои проблемы, что ты ни одной юбки не упускаешь, — ей бы молчать, но характер взрывной, огрызается стерва. Рыжие пряди прилипли к раскрасневшимся щекам, а глаза превратились в два куска льда. — Не надо меня обвинять, что член в штанах удержать не способен!
— Залететь от меня хотела? — ударяю стену рядом с ее головой, придушил бы сучку. — Поэтому соврала?
— Отойди, заору! — толкает в грудь, но я принципиально не сдвигаюсь, давлю на нее взглядом, яростью в нем, молчанием. — Ты сам подкатил, не надо стрелы переводить! И вообще, не я тебя соблазняла, ясно? Ты первый запустил мне руки в трусы!
Молчу, пытаюсь совладать с собой, но изнутри разрывает. Хочется орать, грушу долбить в зале или морду какому-нибудь уебку разбить. А передо мной слабая девочка, но она одним своим присутствием в нокаут отправляет нервы и мозг, заставляя меня как обдолбанного трястись от злости.
— Что, правда глаза колет? — как будто нарочно нарывается стерва. Не видит берегов? Ведь сорвусь на нее, сорвусь! — Блядство никогда до добра не доводит, теперь ты это понял?! — срывается на крик, в лицо орет, а ее голос как из под толщи воды звучит. Глухо. Потому что пульс в ушах и глотке долбит, не дает очнуться из транса ярости.
— А теперь отпусти, меня Коля ждет! — снова толкает в грудь, но я хватаю ее запястья и встряхиваю бестию.
— Ну уж нет, ты за свой обман ответишь, девочка… — обхватываю Дашку одной рукой, второй достаю мобилу из джинсов, но сучка высвобождает кисть и легко смахивает телефон из моей руки и тот ударившись о край железного стеллажа падает на кафельный пол. Нокаут блядь. — Пашка все равно узнает.
Отрезаю ровно, понимаю, что должен рассказать, но рыжая резко меняется в лице и вцепляется в мою футболку, дергая меня, чтобы привлечь внимание.
— Ты не расскажешь! — говорит без уверенности и меня кривит злая ухмылка.
— О, серьезно? Проверим?
— И что ты скажешь? — злится, снова голос повышает. — Пашка я трахал твою младшую…? Да он тебе яица открутит за это! А если узнает, что мы не предохранялись, и член захватит. А папа? — режет по живому без анестезии. Дружбой с Геннадичем я дорожил. Он мне все равно что батя. — Скажешь ему как дочку его в душе отымел? Думаешь, по головке погладит? — снова сорвалась на крик, и мне тоже хотелось заорать, но воздуха не хватало даже чтобы одно слово произнести.
Она права. За мой проступок меня просто четвертуют и будут правы. Я бы сам лично это сделал с любым, кто посмел обидеть мою семью. Что делать, блядь, что?
— Не говори им… — выдыхает ровно, и я разжимаю руки и отшатываюсь как от прокаженной. Дашка упирается спиной в стену и съезжает по ней на пол. — Не говори, нельзя им знать.
В ее словах есть доля истины, но в голове не укладывается, зачем она соврала мне? Не назвала свое имя, понимала, что пальцем не трону в таком случае. Почему не остановила?
— Когда у тебя месячные?
Покраснела, отвернула голову в сторону. Не смотрит в глаза.
— Через две недели.
Сука.
— Подождем, сделаешь тест. Молись, чтобы не залетела, иначе…
Голос срывается, не хочу пока об этом думать.
— На глаза мне не попадайся, поняла?
Кивнула, а я поднял телефон и заметив что экран пошел трещинами поморщился.
— И со своим этим хахалем чтобы рассталась, — бросаю развернувшись к двери уже не глядя на Суворову. — Не хватало еще тебе от него залететь…
Она всхлипывает, а я толкаю дверь и выхожу из чулана, оставляя Дашку там одну. Ярость душит, дышать не могу. В голове ее голос ласковый когда она подо мной была и руками цеплялась за плечи. И тошнота в горле от осознания какого хрена мы натворили.
Нельзя говорить Пашке. Но он должен знать.
19
Будильник звенел так надрывно что казалось кто-то скребет ржавым гвоздем по мозгам. Разлепил веки и открыл глаза, шаря по постели в поисках телефона, рука наткнулась на гаджет и внезапная боль пронзила пальцы.
Выматерился и отдернул кисть, глядя как на подушечках пальцев собирается кровь.
— Какого…?
Сел, шум в голове усилился, а взгляд наткнулся на разбитый экран телефона, откуда неровно торчали стекла. Один кусок выпал, остальные были похожи на битый лед с неровными краями.
Ткнул пальцем, отключая трезвонящий будильник, и потянулся к тумбочке, доставая оттуда салфетку.
— Стерва… — негромко выругался, стирая с пальцев кровь, а в мозгу как будто в насмешку отразилось улыбающееся лицо Дашки.
Отшвырнул салфетку и встал, чувствуя как шум голове нарастает. Не было в планах вчера нажираться, но как-то само собой получилось, не помнил как до дома добирался, кажется Борян довез, удивительно как я вообще поднялся в квартиру и разделся сам.
В ванной горел свет, видимо не выключил со вчера, и я подошел к крану и плеснул в лицо ледяной водой. Немного лучше стало, и я шагнул к перегородке и встал под душ, делая его прохладнее.
Весь вчерашний вечер в голове набатом звучала одна и та же мысль. Как ему рассказать? Как? Но ответа на нее не было как бы ни старался все обдумать. Если Пашка узнает, что я драл его мелкую, дружбе точно конец, при том что никто не станет со мной разбираться: знал я кто она или нет. Геннадич естественно тоже воспримет в штыки, и в лучшем случае просто заедет мне по роже, хотя думаю после разговора с Пашкой на ней не останется живого места. Но это не самое страшное. Гораздо больше пугает то, что люди, ставшие мне семьей отвернутся. И что тогда останется?
Сделал температуру воды еще холоднее и тело прошиб озноб. Думал, утром проблема покажется не такой страшной, но никуда это дерьмо не делось, я все еще на очень тонком льду.
А под ним шипованная лента для прокола шин, перемотанная колючей проволокой.
И ведь не сказала сука, как зовут…
Мысли снова вернулись к ней, и я стиснул зубы, чувствуя, как дрожь усиливается. Чтобы я еще раз приблизился в девушке, предварительно не заглянув ей в паспорт и не убедившись, что она не очередная сестра моего друга…
Сдернул с полки гель для душа, в голову полезли мысли о том, как я принимал его не один и захотелось побиться ей о кафельную стену.
Просто не думай о ней, и все наладится. Попойки до следующих выходных отменяются, значит я с Дашкой не пересекусь. Работа — дом, и наоборот, вот то что доктор прописал. И кто знает, может удастся загрузиться делами и воспоминания сами собой пройдут.
Мир вокруг перестал вращаться, шум в мозгах затих, отпустило. Торопливо вымылся и вышел из душа подходя к запотевшему зеркалу. Стер с него конденсат и выдавил на ладонь геля для бритья.
Интересно, Пашка дома или предпочел остаться в доме своего бати. А может, у бабы той, к которой так торопливо слинял, оставив нас наедине с…
— С…ка, — рука со станком дернулась и полоска крови выступила на подбородке. Мне еще повезло, что он торопился, иначе мог бы по лицам нашим прочитать все, приглядись получше. И тогда у меня не было бы карт-бланша выбирать как и когда рассказать обо всем другу. Как будто я смогу долго молчать…
Закончив бриться, прошелся по лицу полотенцем, стирая остатки пены и вернулся в комнату, доставая из шкафа форму.
Если выяснится, что Дашка не беременна, ситуация станет в разы проще, а значит и рассказать я смогу спокойнее. Умолчав о некоторых деталях…
Тогда надо подождать пару недель, пока это не выясню. И если загрузить себя работой, то и время незаметно пролетит. Услышал как входная дверь глухо хлопнула и закончив застегивать пуговицы нацепил галстук и вышел из комнаты, натыкаясь взглядом на Пашку.
— Дай угадаю…
— Не ложился, — отрезал ровно и стянул с плеч пальто швыряя на барную стойку. — Кофе сваришь, я пока переоденусь?
— Давай, — покачал головой, провожая взглядом Суворова. Тот выглядел таким помятым, будто на нем всю ночь ездили. Хотя кто знает, может так и было…
Ухмыльнулся и прошел к столу, чтобы выполнить просьбу друга.
