– Ничего я не поняла. Тебе двадцать шесть, а ты внятно сказать не можешь, – издевается Маринка. – Ну, давай, скажи это.
– Не хочу. Опять ты со своей психологической помощью?
– А как же! Вон у тебя нужные мозговые центры заработали. Давай, – подначивает она. – Просто скажи: «Он меня трахал».
– Он меня трахал, – надеясь, что она от меня отстанет, смущенно шепчу я.
– Не слышу? Что ты там говоришь?
– ДА ТРАХАЛ МЕНЯ ЭТОТ МУЖИК!!! ДОВОЛЬНА?
И тут я понимаю, что Маринка меня достала, и я проорала это на всю округу. Мне на секунду кажется, что даже птицы затихают. Только струи фонтана продолжают мерно журчать. Медленно обвожу взглядом залитый солнцем сквер: седая бабуська в цветастом халате на соседней лавочке смотрит на меня не одобрительно, возле качелей, глядя на меня, шушукаются две мамашки с колясками, зато парень напротив салютует мне бутылкой пива. Отчетливо ощущая, как багровею, я опускаюсь обратно. Маринка кусает губы, чтобы не ржать в голос.
– Ну, Юсупова! – прекрасно осознавая, что до ее совести мне не достучаться, шиплю на нее. – Провокаторша!
– Год как не Юсупова, ты ж на свадьбе была, – давится смехом эта змеюка.
– Была Юсуповой и останешься. Если трех мужей сменишь, мне что? Каждый раз переучиваться?
– Действительно, – поправляя солнечные очки, хмыкает она. – И как это я не приняла в расчет такие трудозатраты?
– Пойдем отсюда, – тяну ее за руку. – На сегодня я программу по позору перевыполнила.
Со сдавленным хихиканьем мы снимаемся с места и драпаем подальше.
Падаем в ближайшей кафешке. Заедая мороженным стресс, я понимаю, что мне срочно нужен шоппинг. И психологически, и практически.
Мы устремляемся туда, где я видела симпатичный магазинчик. Цены там, конечно, кошмарные, но мой гардероб воистину требует обновления.
– Узкую юбку больше не возьму, – предупреждаю я Маринку, которая берется таскать мне вешалки в примерочную. – На мою корму, пожалуй, только абажур налезет.
Марина фыркает и приносит мне юбку на запа́хе. Дьявол шепчет мне в ухо: «Возьми! С чулочками огонь будет!» Что я могу сказать? Слаб человек. Уговорил, черт языкастый. Но Маринка – сестра дьявола, не иначе – решает окончательно свести с меня со светлой дороги экономии на темную сторону разврата и затаскивает меня в отдел нижнего белья. И дальше как в тумане. В какой момент я купила эти алые туфли на шпилярах? Мы были в обувном?
Прихожу в себя нагруженная пакетами я уже на улице, когда солнце начинает клониться к горизонту.
Ого, сколько мы развлекались. Проверяю время и вижу пропущенный от Сергея и отправленное им чуть позже смс. Мое хмыканье привлекает внимание Маринки, которая вызывая нам такси, тоже уткнулась в свой телефон.
– Чего пишут?
– Звонок от Сергея пропустила, пишет… сейчас открою… «Я помню, тебе нравится кофе в Мон Блан. Могу заехать за тобой сегодня». Какая прелесть! Сижу и жду прям, – злюсь я.
– А что не так? Почему не сходить выпить кофе? Раз Раевскому не дала, – подначивает Маринка.
– То есть он столько месяцев не писал, а теперь – оба-на – уверен, что я пойду!
– А что? Лучше дома киснуть? И почему ему думать, что ты обязательно откажешься? Это мы знаем, какая ты прелесть, а с его точки зрения – за тобой хвост из мужиков не стоит. Я скорее удивлена, что он написал. Или ты ему тоже вчера показала свое бельишко?
– Еще чего, – реакция Маринки обидна, чего уж там говорить. – Но я не ожидала от тебя…
– Лиз, ты за сколько времени впервые вчера себя бабой почувствовала? – грубо спрашивает она. – Ты все же поняла, что себя хоронишь, и сделала хоть что-то. Ничтожно мало, но сделала. Я вообще охренела, прости за мой французский, когда тебя увидела. Знаешь, что я вспомнила?
– Что? – счастливое настроение улетучивается на глазах.
– Вспомнила, как ты приехала поступать. Вроде и по-другому выглядела, но так же. Что ты мне тогда несла? Ах, мама говорит, с маленькой грудью нужно оборки на блузке! Ах, мама говорит, с моей задницей обтягивающее неприлично! Волосы красить – себя портить! Мама точно знает! Баба на чайник, а не семнадцатилетняя девочка. Припоминаешь?
Я насуплено смотрю на Маринку. Покупки меня уже не радуют.
– А спустя три месяца вольной жизни ты расцвела! Огонь-девчонка была! И что я вижу теперь? Ты даже сейчас выбираешь вещи, которые угодят твоей матери! Не такие старушечьи, но с оглядкой! Послушай меня! – распаляется она. – Ты в другом городе живешь, на носу тридцатник, а ты тряпки носишь, которые мама одобрит! Ты небось мужиков также рассматриваешь! Этот – хороший мальчик. Мама одобрит! А этот – плохой. Он меня может трахнуть. Маме не понравится. Ты в своем уме вообще?
– У тебя претензии к моей матери? – ощетиниваюсь я, слегка обалдев от подкравшегося тридцатника. – И мне двадцать шесть.
– Да какая разница? Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать девять. Ты живешь днем сурка, у тебя один день ничем не отличается от другого в своей бессмысленности и бесперспективности. Да ты завтра проснешься, а тебе уже тридцать. И ты не права. К маме твоей претензий у меня нет.