Такая красивая.
— Ты заговорил, — прошептала она, перекрывая громкие крики и праздничные выстрелы. — Ты заговорил, Ривер. Ради меня. Перед всем клубом.
— Д-да, — пробормотал я и вытер слезы с ее щек.
— Мой муж, — сказала она и повернула голову, чтобы поцеловать центр моей ладони.
«Моя, черт возьми, жена», — хотел сказать я в ответ, но питон вернулся на место, и мои слова исчезли.
Но на этот раз мне было наплевать. Я произнес то, что нужно было сказать. И это было все, что имело значение.
Чья-то рука обвилась вокруг моей шеи.
— Ты гребаный мудак, — сказал Кай, но я услышал чертову гордость в его голосе.
Я посмотрел на своего лучшего друга, и он подмигнул, а затем крикнул:
— Пусть пиво течет рекой, а гребаный гриль работает на полную мощность. У нас свадьба, и Немой Палач наконец-то заговорил, пора отпраздновать это, ублюдки!
Братья рассмеялись и принялись за работу. Мы ели, выпивали, а когда наступила ночь, Сия подошла к динамикам и велела всем братьям разойтись по краям к чертовой матери. Мэй взяла меня за руку и потянула в центр импровизированного круга. Мои братья наши ржать надо мной, но у них не было Мэй в руках, так что, насколько я мог судить, они все могли отвалить.
— Я н-не т-т-танцую, черт возьми, — прошептал я на ухо Мэй.
Она засмеялась, этот звук заставил мои губы дернуться.
— Только один раз, прошу, — сказала она, когда я услышал знакомые аккорды.
Я поднял бровь, когда она обвила руками мою шею. Я обхватил ее за талию, когда песня Тома Уэйтса «Надеюсь, я не влюблюсь в тебя» начала играть.
— Я должна была, — сказала Мэй в ответ на выражение моего лица. — Это была песня, которую ты пел мне, когда я проснулась после бегства. Ту самую, которую всегда буду вспоминать, когда буду думать о тебе.
Она пожала плечами и дернула своим чертовым носиком, уничтожая меня на месте.
— Это же мы.
Я притянул ее ближе и почувствовал, как ее голова уткнулась мне в шею. А потом я запел. Я пел слова, которые вернули ее ко мне, сделали ее моей. И я пропел каждое слово до конца. Когда музыка сменилась с Уэйтса на Гарта Брукса, я сказал:
— Я хочу вернуться домой, сейчас же.
Мэй встретилась со мной взглядом, кивнула и поцеловала в губы.
— Я тоже этого хочу. Хочу заняться с тобой любовью как муж и жена. Как мистер и миссис Нэш.
И мы ушли.
И я собирался сделать ее своей.
***
Я держал Мэй за руку, пока мы шли к дому. Мой большой палец продолжал касаться ее обручального кольца, и я не мог описать гребаное чувство, которое поселилось в моей груди. Когда я поднял глаза, Мэй наблюдала за мной, поджав розовые губы.
— Тебе это нравится так же сильно, как и мне? — спросила она, хлопая своими огромными черными ресницами.
Я рванул вперед и поднял ее на руки. Мэй смеялась, когда я подошел к двери.
— Красотка рассказала мне об этой традиции, — сказала она, а я открыл дверь и переступил порог с ней на руках.
Я наклонился и поцеловал ее в губы.
— Мне нравится, — добавила она, когда я отстранился.
Сучка убивала меня.
Я отвел ее прямо в спальню и спустил ее ноги на пол. Рука Мэй лежала у меня на груди, пробегая по галстуку Палача.
— Ты мне очень нравишься таким, разодетым. Ты так красив, что у меня перехватило дыхание, когда я тебя увидела.
Сучка действительно убивала меня.
Я прижался губами к ее губам и повел нас назад, пока ноги Мэй не уперлись в край кровати. Она осторожно спустилась вниз, и я отстранился. Под волчьим взглядом Мэй я сбросил жилет и галстук, а потом разорвал рубашку, которую она так любила, и бросил ее на пол.
Щеки Мэй покраснели, и мне потребовалось все мое терпение, чтобы не опрокинуть ее спиной на кровать и не трахнуть. Что-то внутри меня нуждалось в том, чтобы мой член немедленно вошел в нее. Нужно было сделать ее Мэй Нэш. Нужно было сделать ее официально моей старухой раз и навсегда.
— А теперь джинсы, — сказала Мэй, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержаться.
Я поднял брови, и она изогнула губы в чертовски сексуальной улыбке.
Я расстегнул пуговицы на джинсах и сбросил их с ног. Моя рука сжала твердый член, и я подошел к ней. Ее грудь поднималась и опускалась, дыхание участилось. Ее сиськи прижались к платью, а затем, заставив меня громко застонать, ее рука накрыла мою руку на члене. Ее левая рука с кольцом на пальце. Я не мог оторвать глаз от этого проклятого зрелища.
— Мэй, — прорычал я, затем отступил назад и освободил наши руки.
Теперь на ней не было вуали. Только это платье, и как бы сильно я ни любил ее в нем, я чертовски хотел его снять. Я поднял Мэй с кровати и поставил перед собой.
— Я, черт возьми, люблю тебя, — сказал я и закрыл глаза, когда ее рот коснулся моей груди, а язык скользнул по моим татуировкам.
Ее руки пробежались по моим бокам, пока не встретились спереди, касаясь моего твердого члена.
Я развернул Мэй и нашел длинный ряд пуговиц на ее платье. Я расстегивал их одну за другой, стараясь не потерять все дерьмо и не разорвать его на куски. Добравшись до низа, я раскрыл ткань и сбросил ее с рук Мэй. Я провел губами по ее обнаженным плечам и шее, где были собраны волосы. Мэй ахнула, и по ее коже побежали мурашки.
— Стикс, — прошептала она, пока я стаскивал ткань с ее бедер.
Она обернулась, и мне пришлось отодвинуться, когда я увидел белые кружева, покрывающие ее киску, и белые чулки на ногах.
— Бл*дь, с-сучка, — прохрипел я, и мои пальцы пробежались по поясу трусиков.
— Я надела их для тебя, — тихо сказала она и прислонилась к моей груди.
Ее полные сиськи, которые стали ещё больше после беременности, прижимались к моей коже. Кончик моего члена уперся ей в живот, и я сжал кружевные трусики в кулаках. Я потянул, не обращая внимания на то, что разорвал их.
— Стикс! — сказала она в шоке.
Я провел пальцами по ее киске и клитору. Как только я это сделал, ее слова превратились в долгий стон.
— Трус-сики на хрен.
Я отступил назад и указал на чулки и пояс.
— Н-Но это о-остается.
— Хорошо, — ответила она, губы распухли, а соски затвердели.
Я поднял ее на руки и прижался губами к ее губам. Пальцы Мэй вцепились в мои волосы, когда я опустил ее на кровать и забрался на нее сверху. Теперь ее живот был таким большим, что обычно она ездила верхом на мне или я брал ее сзади, но сегодня...
— Я хочу в-в-видеть твое лицо, — сказал я и потянулся к подушке.
Я подложил ее под спину Мэй, приподняв бедра, закинул ее ноги себе на плечи, а затем наклонил голову, раздвинул ее половые губки и лизнул от дырочки до клитора.
— Стикс! — она закричала и вцепилась мне в волосы.
Ее клитор уже был набухшим, и я знал, что ей не потребуется много времени, чтобы кончить.
Я провел по нему языком, пока ее бедра не начали дергаться. Я держал ее широко раскрытой, пока упивался ею. Затем Мэй напряглась и закричала, кончая. Я лакал ее киску, пока она не дернулась и не попыталась оттолкнуть мою голову.
Поцеловав внутреннюю сторону ее бедер, я двинулся по ее ногам, животу, пока не добрался до сисек. Я лизнул плоть и втянул в рот ее твердые соски. Когда я поднял голову, глаза Мэй были закрыты, а губы приоткрыты. Пряди ее волос выпали из заколок. И она выглядела чертовски идеально.
Я поцеловал ее в шею, потом в губы, просунул язык ей в рот, зная, что она сможет попробовать себя на моем языке. Оторвавшись от нее, я откинул упавшие волосы с ее лица.
— Черт, ты моя жена, — прошептал я и увидел, как ее глаза закрылись, как будто это были лучшие гребаные слова, которые она когда-либо слышала.
— А ты мой муж, — сказала она, когда ее глаза снова открылись, и она провела пальцами по моему лицу.
— Мэй, — прорычал я, нуждаясь быть внутри нее.
Двигаясь дальше между ее ног, я уперся своим членом в ее дырочку, а затем толкнулся вперед. Я расположил руки по обе стороны от ее головы, нависая над ней. Руки Мэй обвились вокруг моей шеи, и я ни разу не прервал зрительный контакт. Эти чертовы глаза, которые держали меня под ее проклятыми чарами. Глаза Мэй, глаза Персефоны... Гребаные льдисто-голубые волчьи глаза.
