Я вырываюсь из его объятий.
— Это все равно не имеет значения.
Может быть, это хорошо, что мы остановились. Я чувствую, что вступаю на скользкую дорожку. У меня сильное предчувствие, что если я отдамся на волю его загадочных методов, то, скорее всего, никогда не найду выхода.
Когда я не смогла уснуть, то всю ночь перечитывала о социопатах, чтобы напомнить себе, как легко попасть в их хорошо продуманную паутину.
— Это имеет значение, — он шипит, и несколько завсегдатаев бросают в нашу сторону любопытные взгляды.
Я неловко улыбаюсь им, а потом хмуро смотрю на него:
— Уходи. Ты привлекаешь внимание.
— Нет.
— Доминик. Просто уйди.
— Я уйду при одном условии. — Он предлагает мне эту дьявольскую ухмылку, полную ерунды. — Встретимся вечером.
— Нет. — Это прозвучало слабее, чем я хотела.
— Почему нет? — он продолжает ухмыляться в приводящей в ярость, восхитительной, манере. У него крошечная ямочка на правой щеке. Конечно, у дьявола тоже есть ямочка.
— Ты трусиха, Камилла?
Он дразнит меня. Я знаю, что да. Но это не значит, что я не поддаюсь. Мне нужно изучить, как отказать ему, когда все, чего я хочу, — это принести себя в жертву на его алтаре.
— В чем дело? — он наклоняется так близко, что я вдыхаю его кружащий голову аромат. — Ты боишься искушения?
— Прекрати.
— Прекрати ты, — этот его убеждающий тон. Свойственный социопатам. Почему, черт возьми, это так похоже на правду? — Я понимаю тебя, Камилла. Я чувствую в тебе эту тьму. Она есть и во мне. Позволь мне вытащить тебя наружу. Хватит прятаться и играть по общественным стандартам.
— А ты не играешь по общественным стандартам?
— Только ради моей цели. Но это, — он показывает на пространство между нами, — реальное. Ты чувствуешь это. Я чувствую. Перестань, блядь, бороться с этим.
В конце звучит нотка раздражения, и это меня бесит.
— Я не могу.
— Можешь. Просто ты слишком боишься сделать шаг вперед.
— Я не боюсь. Уходи, — я кладу руку на его бицепс и толкаю его, но он может быть и стальным. Я стараюсь не представлять его обнаженным. Это так трудно, учитывая, что я фантазировала об этом всю ночь и утро.
— Нет, пока ты не согласишься встретиться со мной сегодня вечером.
— Ты не принимаешь отказов, не так ли?
— Нет, когда уверен, что смогу тебя переубедить, — его палец тянется к моей нижней губе, и я отстраняюсь. Самир уволит меня за это.
— Прекрати, — шиплю я. — У меня сегодня смена.
— Возьми выходной, — произносит он с такой непринужденностью, словно мир управляется одним щелчком его пальцев.
— У нас мало сотрудников. Я не могу. — И я серьезно. Нэнси взяла выходной, и со мной здесь только Уильям — еще один сотрудник на полставки — и бариста. Я бы не стала бросать Самира во время загруженной ночи после всего, что он и его семья сделали для меня.
Доминик немного помолчал, словно прикидывая варианты.
— Тогда встретимся после.
Это будет около десяти тридцати. Поздно. Как и провести с ним ночь, поздно. На этот раз я не смогу воспользоваться оправданием в виде смены, чтобы сбежать. При этой мысли у меня запульсировало между бедер.
Стоп, гормоны, успокойтесь.
— Я подумаю об этом, — бесстрастно говорю я.
Темно-карие глаза Доминика буравят меня. Под фартуком на мне простое летнее платье без бретелек, но я не думаю, что он может увидеть его. Он как будто пытается представить меня голой.
— Ты не будешь об этом думать. Ты придешь, Кам.
Я сглатываю, воспринимая слово «придешь» в совершенно другом контексте (прим. — имеется ввиду игра слов «come» «приходить» или «кончать»). Проклятый Доминик. Почему из его уст и с этим грешным британским акцентом все звучит непристойно?
Он лезет в пиджак и достает черную карточку. На ней нет ничего, кроме адреса, выгравированного элегантным золотым шрифтом.
— Встретимся здесь.
— Где это?
Он подмигивает:
— Ты узнаешь, когда приедешь.
Ублюдок. Он снова приманивает меня. Неужели уже догадался, что любопытство — моя слабость? Так и хочется препарировать его вблизи и узнать, что скрывается за маской, которую он всегда носит.
Он протягивает руку под стойку и сжимает мою все еще болящую задницу. Я задыхаюсь и глушу звук тыльной стороной ладони. Мой взгляд блуждает по сторонам, ища, не заметил ли кто.
— Не опаздывай, иначе я тебя накажу, — его дыхание обдувает мое ухо. — Ты же знаешь, я люблю наказывать тебя, малышка.
Доминик снова подмигивает, прежде чем выйти за дверь с полной и абсолютной уверенностью.
Я осталась сидеть на своем месте с разгоряченными щеками, больной попой и пульсирующей болью между ног.
Вот это приключение для моей задницы. Это как броситься в эпицентр урагана.
Выхода нет.
Я и не хочу выхода.
— Что хотел Доминик?
Я вздрагиваю от голоса Самира. Мне требуется секунда, чтобы спрятать карточку в карман фартука и повернуться лицом к боссу. Очень надеюсь, что он не видел, как Доминик ущипнул меня за задницу.
— Э-э… ничего. Просто спросил кое о чем.
— О чем? — Самир нахмурился, скрестив руки. — Он никогда не приходит по выходным.
Точно. Не приходит. Значит ли это, что он приехал сюда только ради меня?
— Может, ему было по пути? — я притворяюсь невеждой.
— Будь осторожнее с этим, малая.
Ближневосточные черты лица Самира кривятся от беспокойства, и это вызывает ужас в глубине моего желудка. Самир может вести себя как крутой босс, но он всегда был беззаботным человеком. Впервые я вижу его таким обеспокоенным.
— Что ты имеешь в виду?
Он глубоко вздохнул, распрямляя руки.
— Я знаю Доминика с его двадцати с небольшим лет. Он не плохой человек. Он просто неправильно устроен.
Как в случае с социопатом, неправильно. Я не думаю, что Доминик из тех, кто активно причиняет боль другим, но я также не сомневаюсь, что он будет наступать на людей, чтобы получить то, что хочет.
— Он пропускал занятия и работал как маньяк ради своей научной карьеры, — Самир звучит задумчиво.
— Он пропускал занятия? — почему Нэнси никогда не упоминала об этом?
Самир постукивает пальцами по голове.
— Доминик — гений. Он перескочил больше четырех классов. Не каждый может стать исследователем в тридцать лет.
Bah alors (с фр. Ну что ж).
Я знала, что он умный, но это чертовски умно. Неудивительно, что он чувствует себя не в своей тарелке среди своих друзей. Он моложе их.
— Люди, с которыми он общается, — зло. — Самир постукивает рукой по сердцу. — Я чувствую это. Вот. Я смотрю в их глаза и вижу Сатану. Astaghfir Allah (прим. Не приведи Боже).
— Его друзья не кажутся мне слишком злыми? — я в замешательстве. Да, они немного поверхностны, как все богатые снобы, я полагаю, но не настолько.
— Нет, не эти, — Самир делает петлю рукой. — Другие. Он не приводит их сюда. Я видел его с ними в дорогих ресторанах.
Другие?
В какую группу попал Доминик?
— Держись подальше, маленькая засранка. — Глаза Самира излучают родительскую ласку. — Это мир больше, чем мы с тобой. Ты же не хочешь навредить своим родителям?
— Не беспокойся об этом, Сэм! — я встаю и касаюсь его плеча. — Со мной все будет в полном порядке.
Я отправляюсь в кладовую, внезапно набравшись сил даже на скучную работу. Достаю карточку из фартука и широко улыбаюсь. Мое любопытство к Доминику все время возрастает до угрожающего уровня. Оно превратилось в голодное животное, а Доминик сует ему в руки огромный стейк.
Пришло время действовать.
Глава 12
Кто-то мудрый однажды сказал: «Лучше, чтобы тебя боялись, чем любили».
Если Доминик понимает только страх, значит, страх и будет.
Будет так забавно наблюдать за тем, как он падает на колени. И все из-за девушки, которая не смогла остаться в стороне.