Ему хотелось снять с нее трусики, но мешали эти чертовы резинки для чулок.
И он сделал, как обычно. То есть сдвинул трусики в сторону.
И совсем потерял голову. Шепча хриплым голосом: «ну, пожалуйста, ну, прошу тебя», он бережно уложил ее на свой плащ и страстно прижался к ней, он торопливо, словно опаздывал, расстегнул свои брюки и начал тыкаться в жаркое местечко между ее бедрами, он навалился на Наташу, совсем как тот парень, что расположился невдалеке со своей девушкой, но у него, у Сашки, в отличие от того парня, ничего не получалось. Он чувствовал, что тычется то в ее живот, то в бедро, то в ткань трусиков.
Страсть его нарастала, и он разрядился, как всегда, то есть, мимо.
Да что же это такое!
Некоторое время он лежал сверху, опираясь на локти, чтоб не сильно давить на нее. Затем он откинулся и лег на спину. Сквозь ветви деревьев были заметны яркие звезды. Откуда-то издалека доносились звуки городской жизни.
Наташа села, стала поправлять одежду и вытираться платочком.
— Приди завтра ко мне, — сказал он вдруг жестким и твердым голосом.
— Хорошо. Во сколько? — тихо и покорно спросила она.
— Сразу после школы, — ответил Сашка, сказав себе: «Все! Или — или!»
Уже с утра он начал волноваться. А вдруг мать вернется с работы раньше обычного. Братан учился во вторую смену, но и он мог ввалиться в самое неподходящее время.
И презерватив. Сашка так и не разжился этой штуковиной. Можно было сделать попытку попросить у Петьки. Но как сделать так, чтобы тот не понял для чего?
И Сашка решил спереть у Петьки презерватив.
Обстоятельства снова оказались на его стороне. В этот день была физкультура. И когда все пацаны, как оголтелые, бегали по спортзалу, Сашка тихо выскочил в раздевалку, подбежал к шкафчику, в котором висела Петькина одежда и ловко и безошибочно сунул руку в верхний карман его куртки. Он чуть не подпрыгнул от радости — заветные пакетики были на месте. Сашка схватил два из них и, не останавливаясь, бросился обратно в зал, на ходу пряча добычу в карман своих спортивных брюк. Наверное, это было первое воровство в его жизни.
Но ведь для святого дела!
Домой он не шел. Он летел. Слава богу, никого не было. И первым делом он решил научиться надевать это изделие, так как хорошо помнил рассказы Петьки про то, как кто-то не так надел.
Нет, вроде все было просто и понятно. Он все время думал о Наташе, его орган задорно торчал кверху. Сашка приложил изделие к кончику и покатил его вниз.
Получилось. И что теперь? Так и ходить, поджидая Наташу?
Так сказать, «всегда готов!»
Ну, не снимать же! Потом, вдруг он порвется, когда начнешь снимать?
Жалко!
Еще возникла мысль, а цело ли изделие? Но тут он беспокоился недолго.
Наверняка цело. Пакетик-то был неповрежден. Сашка походил по дому.
Ощущение было непривычным. Словно чья-то рука крепко держит за суть.
Раздался звонок, кто-то пришел. Сашка подошел к двери.
Это была она.
О, она даже не заходила домой! Так и пришла в школьной форме.
Привет тебе, любимая! А я вот принарядился к твоему приходу!
Конечно, он так подумал, но не сказал.
Она стала разуваться, а Сашка погладил ее по спине и прошептал:
— Как хорошо, что ты пришла.
— Я не стала заходить домой, — прошептала Наташа.
— И правильно.
— Что правильно? Через час мне надо быть дома, иначе начнут искать.
— Да ну! Разве ты под таким контролем?
А сам подумал: «А мы успеем за час?»
И они пошли в его комнату. Наташа даже не спрашивала, где его мать и брат.
Все и так было ясно.
Сашка потянул ее к дивану. Они сели рядом, он обнял Наташу. Сколько раз они уже так сидели, сколько раз обнимались? Но впервые их объятия были дополнены новыми ощущениями. Во-первых, Сашка чувствовал: «Наташа знает, зачем пришла», и, во-вторых, у него была надета эта штуковина, создававшая такое незнакомое ощущение там, внизу.
— Не бойся, — прошептал он, заваливая ее на диван. Она покорно легла.
Торопливо и несколько суетно он стал раздевать ее. Нет, конечно, не догола. Расстегнул застежку платья на груди. Дальше была голубая комбинация, белый лифчик. Он стал целовать ее в шею, а сам начал гладить ее ноги выше колен.
Она не противилась.
Его сердце буйно колотилось. Неужели? Неужели сейчас?
— Приподнимись, — хрипло прошептал он, стаскивая с нее белые трусики.
Он бережно положил их на стул и припал к ее губам, лаская рукой ее бедра.
Затем решительно, он сам удивился, как сравнительно спокойно он это сделал, он расстегнул свои брюки и сдвинул их вниз вместе с трусами. Наташа дышала жарко, резко, Сашка прижался к ней.
— Саша, Сашенька, я боюсь, — зашептала она.
— Не бойся, я надел это, — хриплым голосом ответил он.
К его удивлению Наташа скосила глаза вниз, словно хотела удостовериться в том, что он сказал. Но оказалось, она увидела другое.
— Боже, какой он огромный, я боюсь, Сашенька!
— Не надо бояться, я буду осторожен, ну, пожалуйста, ну, милая.
— Нет, нет, ты что, он не войдет в меня!
— Войдет, вот увидишь, все будет хорошо. Ну, Наташа! Ну, пожалуйста!
Ну ты ведь трогала меня, знаешь, какой он. Наташа, ну, Наташа.
Он стал раздвигать ее ноги, которые она пыталась судорожно сжать. Она же продолжала что-то лепетать про невозможность их близости, а Сашка вдруг решил, что нужно просто начать целовать ее, не давая ей опомниться.
И он припал к ее губам. Свободной рукой он гладил ее грудь, пытаясь запустить пальцы под лифчик, но последнее получалось плохо, и он сдвинул ладонь вниз на более знакомую территорию. И это подействовало.
Наташа больше не сжимала ноги. И Сашка, хмелея от предчувствия, бережно и осторожно раздвинул ее колени и лег на девушку. Лег, опираясь на локти, ему казалось, что ей будет неприятно, если он навалится на нее всем своим весом. Безумно хотелось только одного. Терпеть было невозможно.
И Сашка стал двигаться, ища заветную щелку. Он тронул место предполагаемой высадки пальцами, там было жарко и влажно. И он направил туда свой орган, своего принаряженного героя. Ему показалось, что он на верном пути, и он сделал толчок. Лицо Наташи исказила гримаса, и она всхлипнула.
— Мне больно, Сашка, что ты делаешь! Мне больно!
— Наташенька, милая, я люблю тебя, — прорычал он и толкнул снова.
— Больно, ты с ума сошел, мне же больно!
— Наташа, я сейчас, так и должно быть, Наташенька, — и он снова толкнул.
