Сначала все мирно и так, что мы с ним просто бесимся, прыгаем, скачем, кривляемся, и все нам весело. Потом построим из стульев бунгало, как он говорил мне, и там сидим, и он рассказывает мне истории про Африку. Вообще все у меня тогда самое интересное и хорошее так и было с ней, этой Африкой связано. А однажды мы бесились с ним и в очередной раз так напрыгались, что он и я разделись и такими, полураздетыми залезли в наше бунгало и сидим там. А у меня тогда только- только вылупляться что–то стало на грудочке моей, шарики у сосочков припухли и побаливали. И я ему, пока он мне что–то рассказывает, говорю, чтобы он меня погладил и не только как раньше — спинку, но и спереди — грудку. Он гладит, а я сижу, и у меня почему–то план коварный появляется, я ему говорю, что мол, давай… жениться! Он смеется, а я не отстаю и настаиваю и говорю, что я тоже умею как мамка. Ты только, ему говорю, попробуй меня.
— Давай целоваться!
— Нет…, — говорит, — так нельзя, мамка заругает, и потом, я же ведь тебя…
А я и не слушала, сама на него и давай его целовать. Причем так, как меня соседский мальчишка уже научил.
— Это как?
— Да вот так, в засос!
— В засос? Как это ты так смогла? Ведь тебе — то только десять лет и ты в засос? Не поверю.
Она освобождает мои руки и, смеясь, раз и на меня и целует так…. Ой, мамочки, мама!
— Вот так! Или примерно так я уже тогда целовалась.
— Ну, ты даешь, Женька! Так ведь и кончить можно от такого поцелуя…
— Вот тут ты и права! Я когда его засосала, а у него что?
— Палочка волшебная встала?
— Ну, да! Да еще как!
Я ему, а это что же у тебя там такое, дай посмотреть? А он, нет, нет, отойди, оставь в покое. Но я же уже почувствовала, что ему от меня доставляется такое, такое… Тогда ведь я и не знала даже, что у мужчин он может, даже от поцелуя вскочить и стоять. А мне интересно, и я к нему, а он от меня… Стой, — говорю, — что это там у тебя в трусах за папуас?
Он прикрылся руками и выскочил из комнаты, а когда пришел снова, то я уже так расстаралась перед ним. Трусики свои сняла и разлеглась, в чем мать родила и как мать моя. Видела я так ее не раз!
Ведь тогда я подсматривала за ними, ее мужчинами и не специально как раз, но так мне приходилось сначала на кухне сидеть за уроками, а она пока с ним в комнате там лежит, да все охает. А другой раз так, что я не выдерживала и к ним заскакивала, думала, что плохо ей, ну и тогда уже, как рассказала, видела их за этим занятием. Причем, если мать на меня сначала тут же орала из–под них, то потом, как–то раз, и промолчала… Вот тогда я и поняла, что я такая, что от меня, как мать мне как–то по пьянке призналась, что у меня какая–то волшебная сила..
— Какая сила?
— Ну, волшебная, так она говорила, потому что, как только я зайду к ним, так у тех мужиков, словно у жеребцов… И мать прямо на моих глазах вместе с ним…
— Что?
— Не что, а кончала, вот что!
— Врешь! Врешь ты все! Не поверю, врешь или привираешь, как всегда.
— А вот и нет! Спорим?
— На что?
— А давай на аванс наш!
— Давай!
— Готовь свой аванс, — говорю ей, а она мне, — сама подбирай баксы, складывай, ведь мне все равно отдашь все!
— А вот это ты видела? — И ей фигуру из трех пальцев.
Между прочим, это во Франции считается не дуля, как у нас, а нечто другое, очень неприличный жест, потому как два пальца, это как символ ее, а третий, как их…И получается жест проститутки, мол, иди и получишь не дырку от бублика как у нас, а засунешь его внутри у нее. Вот так–то! Поосторожней там за границей! Не осрамитесь с жестами.
А пока что я ей как раз сунула под нос кукиш. Мол, не получишь ты от меня ничего!
— Ну и что ты собиралась такое секретное рассказать мне, и это все? Все твои фантазии, и знаешь что, надоело мне слушать твои враки, сестра двоюродная…
— Ну хорошо, хорошо! Может и приврала кое–что, а вот то, что скажу сейчас, тому уж поверь.
— Ну, трепись…
— Как хочешь, мне что, уже и рассказать ничего нельзя?
— Ладно, ладно уже, тре…, колись, слушаю тебя сестра.
— Ладно, я тебе сразу скажу, хорошо?
— Говори, слушаю тебя внимательно.
— Я этому Кольке ее показывала.
— Опять врешь?
— Правда. Он попросил как–то, когда мать была в отъезде, и я перед ним разлеглась.
— Опять врешь!
— Нет! Это правда.
— А ну–ка подробнее, дорогой мой Ватсон, начиная с этого самого момента, сказал Шерлок Холмс…
— Не смейся и не думай, что вру. Я по его просьбе раздвигала ножки и даже свою малинку — калинку за свои маленькие ушки раздвигала.
— А он?
— А он сидел и дрочил.
— И ты, разумеется, все видела!
— Ничего не видела, только догадывалась, что он на меня и …
— Вот, сейчас верю! Ты об этом хоть кому–то говорила?
— Никому.
— Вот и не говори. А я-могила, раз и забыла. Только вот теперь я понимаю, почему ты со мной долгое время не хотела.
— Да! Мне и кололось и я боялась, себя никак не могла преодолеть. И вот только сегодня…, особенно, когда она мне в зеркало дала глянуть на себя саму, на нее, такую раскрытую всю и такую, которую я и не видела даже никогда, так я чуть не кончила.
— Ты знаешь и я! Все как в детстве, только еще сильнее… Особенно от осознания того, что и она все видит, что она и пальчики твои поправляет и заставляет ее перед ней раскрывать!
Сильное впечатление! Ты тоже так считаешь?
Утром она меня так будит, что чуть от страха не закричала. Даже циркнула маленько в трусики.
— Утро доброе, а вот и мы! Гюльчатай, открой личико?
— Дура! Так ведь человека можно на всю жизнь испугать от такой картинки!
— А тебе как моя картинка, нравится? А если я так, как Маринка научила? — И теперь уже, сползая с моего лица, валится на спину, да как сфотографировала… Аж дух захватило! Я к ней, а она:
— Нет, нет! Теперь ты!
— Не стану!
— Почему?
— Да по качану! Теперь ты скажешь, что у меня так, как и у тебя вчера и скажешь, это от чего же мы такие пахучие?
— Дай мне! Дай, ну хоть понюхать!
— Дура ты! Дурочка самая настоящая, хотя и любимая. Иди ко мне со своими товарами и я тебя так…..
Сегодня мы завтракаем по–королевски: и кофе молотый и даже пирожные. С утра можно, говорит Женька, не поправишься, моделям таким, как мы, можно есть все, гуляй, не хочу! Мы ведь с тобой богатые! Интересно, как сегодня пройдет все? Ты волнуешься?
— Есть маленько, особенно, как подумаю, что сегодня она сказала, что все участники соберутся, сегодня композицию будем отстраивать.
