Хотя в те минуты мне явно было не до самокопания с соответствующим самоанализом своим проступкам. Я пыталась выкарабкаться и хоть как-то прийти в себя. Найти ту ничтожную спасительную ниточку, которая должна будет вытащить меня из данной трясины, если не полностью, то хотя бы до подбородка. Мне требовался воздух. Неважно какой. Мои легкие разрывало насильственной асфиксией, изводившей меня все это время ментальными руками моего палача. Да и сознание никак не желало признавать того факта, что меня не просто загнали в угол, а уже практически добили, оставив подыхать в луже собственной крови и блевотины.
Нельзя гулять по чужой территории, где главенствуют чужие законы и правила и ничего за это не словить. Вот я и словила. Вот мне и прилетело в лицо Великолепного и Неповторимого Кира Стрельникова.
Я бы и рада сейчас сбежать из этой треклятой квартиры, особенно после того, как мой слух уловил четкий звук закрывшихся в конце коридора в просторной прихожей входных дверей. Кажется, я тогда опять панически вздрогнула или мой внутренний тремор совпал в точке своей наивысшей амплитуды с хорошо уловимой вибрацией чужого действия. Но то, что после мне очень сильно, буквально до одури, захотелось скатиться по дверце кухонного шкафчика своей дрожащей задницей и плюхнуться ею на пол, этого я не заметить никак не могла. Пусть и нашла в себе жалкие остатки физических сил не сделать этого, заставив себя проковылять до мягкого уголка у обеденного столика и, подобно разбитой артритом очень дряхлой старушки, медленно присесть на обитые натуральной кожей мягкие сиденья дивана.
Мне нужно было отдышаться. Хоть немного и хоть как-то. Не скажу, что меня попустило, но осознание того, что Кирилл наконец-то уже ушел отсюда и на вряд ли вернется в ближайшие пару часов или пару дней, чуть послабило запредельное натяжение моих многострадальных нервов. Даже небольшого расслабления хватило на то, чтобы получить по затылку бешеным головокружением, а в солнечное сплетение — ударом по дых. Так что хорошо, что я села, хотя это и не спасло от предстоящего шторма мыслей и неизбежного смерча из мучительных эмоций. Ведь, если так подумать, только что произошедшее со мной являлось лишь легкой прелюдией. Настоящий ад мне еще предстояло пережить. А вот каким он будет и каких масштабов — это уже совершенно другой вопрос.
И хрен теперь сбежишь. Слишком поздно метаться, как и искать выход из сложившейся ситуации. Если я и должна была думать о последствиях, то еще в самом начале, как и о путях к поспешному отступлению. Естественно, ни о чем таком я не думала и никаких лазеек-зацепок на черный день не оставляла.
Так что, да, Алина Семина. Ты в полной заднице, в глубокой и абсолютно беспросветной. И загнала туда себя именно ты. Хочешь оттуда теперь выкарабкаться. Тогда, большой тебе удачки.
* * *
Не помню, как я добралась до общежития, каких сил мне это стоило и сколько понадобилось для этого времени. Но то, что это было невыносимо тяжело, а желанием сдохнуть притапливало чуть ли не постоянно или периодически, этим в моей памяти прописалось весьма четкими ощущениями. Впрочем, как и наследившим там Кириллом Стрельниковым. Если я о чем-то тогда и забывала, то только не о слишком поздно забившей в колокола панической интуиции с чувством самосохранения. Оборачивалась я теперь едва не через каждый шаг, принимая фантомную близость своего преследователя, как за реальную. Чувствуя его пристальный взгляд на своем затылке и пульсирующие на коже прикосновения в режиме реального времени, как если бы он сейчас вышагивал за мной по пятам и тянул ко мне свои загребущие руки. Хотя удивляться подобным "чудесам природы" как раз мне тогда и не следовало.
Я же помнила, как сильно он на меня влиял еще после предыдущих с них встреч, и как болезненно я реагировала на него и все, что испытывала рядом с ним. Как сходила с ума после того, как сама же его и поцеловала, как грезила и тосковала по невозможным с ним отношениям, пока не встретила снова, и пока он сам не вторгся в мою личную жизнь бешеным берсерком, переломав и вырвав с кишками все мои тщедушные иллюзии о моем ближайшем безоблачном будущем. Так что не удивительно, что мне понадобилось не меньше трех часов, чтобы хоть как-то отдышаться, хоть немного прийти в себя и суметь запустить свое аналитическое мышление хотя бы процентов на сорок.
Казалось, все это время я только и могла, что вспоминать, пропуская по стотысячному кругу через свои нервы и кожу все пережитые с ним сегодня ощущения. И особенно визуальные картинки увиденного перед полуослепшим взором. Его лицо, его жесткую мимику… его мощную ауру невероятно сильной личности, которой можно было буквально касаться пальцами. И его глаза… Сумасшедшие, расплескивающие зеленым ядом внутренней ярости и кое-как сдерживаемого бешенства. Даже в этой чудовищной маске обиженного на весь мир мстителя он выглядел завораживающе притягательным. Во всяком случае для моей больной психики. Иначе как еще назвать мою к нему острую тягу? То, как я сходила рядом с ним с ума и до какого остервенения все еще хотела.
Я точно ненормальная и мне нужно срочно показаться к психиатру, если за все прошедшее после встречи с Кириллом время я гнала из своей головы его последние слова. Как будто их и не было. Будто они мне приснились, как и все его угрозы, как и насилующие мой мозг истории из криминального прошлого его отца. Это не могло быть правдой ни при каких обстоятельствах.
Да, он пришел. Да, мы наконец-то встретились, но ничего дурного в этом не было. Он же ничего мне не сделал. Ни разу не ударил, ни наорал, не сцепил своих ладоней на моем горле. А то, что очень сильно этого хотел — это еще ничего не значило. Хотеть или обещать — не значит жениться. А слова — это только слова. Да, они бьют порой похлеще и больнее, чем руки, но, разве от них кто-то умирал?.. Разве Кирилл Стрельников меня сегодня убил?..
И то, что я добралась до "дома" в целости и относительной сохранности — лишь доказывает последнее. Мертвецы не ходят и не бьются в истерике, когда их размораживает от недавнего ступора. Я, правда, тоже не билась буквально, но колотить меня вскоре начало будь-будь. Но больше всего от четкого осознания, что я… не знаю, что мне делать. Переодеться и упасть трясущимся трупиком на свою кровать? Уставиться в потолок в позе оцепеневшей куклы, пока внутри меня вершится Армагеддон из столкнувшихся лоб в лоб эмоций, воспоминаний и зашкаливающих страхов? Как они меня не выжгли изнутри за это время и не отправили на тот свет долгожданным избавлением, я так и не пойму. Как и не решусь взять телефон и хоть кому-нибудь позвонить.
Кому? Луневой? Та, что без зазрения совести наврала мне про изнасилование Киром Стрельниковым и благодаря которой я и очутилась в этой жопе? Уж она-то точно даст мне такой бесценный совет, который обязательно приведет меня к одному лишь плачевному завершению.
Родителям о таком я уж точно никогда не рискну рассказать, не говоря уже про жаловаться. Уж кто-кто, а они должны об этом узнать в самую последнюю очередь.
Единственно разумным решением было бы позвонить Глебу, только… Я никогда еще этого не делала ни до сего момента, а уж после того, как мне прилетело от его сыночка, — не рискну теперь сделать когда-либо вообще. Искать защиты у того, для кого никогда не существовало проблем с заменой купленных для личного пользования девочек и кто, на самом деле, всего-то искал добровольных рабынь для своих садистских игр?
Хирург? Ножички? Инквизитор?
Даже если большая часть рассказанного Кириллом — чистая ложь и выдумка, тогда откуда столько совпадений? К тому же, дыма без огня не бывает. И зачем Киру что-то выдумывать, если я всегда могу все проверить буквально из первых рук?.. Ага, могу, но банально ссу. Особенно сейчас, когда мне затрахали по самое не хочу мозги, выпотрошили все внутренности и набили не пойми каким дерьмом. Если к вечеру так и не сдохну, можно считать, мне крупно повезло. Или, наоборот, не повезло. Смотря с какой стороны смотреть.
