— Ты совершенно не понимаешь того, о чем говоришь, — устало сказал Уэллс и ушел.
Она смотрела ему вслед, пока его тощий силуэт не скрылся в конце коридора. Он никогда ее не любил. Кем он был для нее? А она сама? Кто она такая? Почему они совсем не похожи друг на друга? Она его тоже не любила. Даже в детстве. Она всегда была одинокой… а сейчас особенно. Это одиночество и толкнуло ее к общению с Джоном Блэйном. Ей не хотелось и минуты его пребывания в замке.
…Он сидел в библиотеке у большого письменного стола из дуба. Глаза его были закрыты, лицо постоянно меняло выражение. Он опять держал трубку на вытянутой руке. Оттуда доносился зычный и скрипучий голос его отца.
— Ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты вернулся к следующему понедельнику в Нью-Йорк. Как зачем? Да для слияния же, Джонни! Не валяй дурака!
Рассудительным и твердым тоном он ответил:
— Все не так просто, папа. У меня возникли трудности. Я сам еще многого не понимаю, но…
— Значит, тебя не будет? — словно рубанул голос.
— Нет.
— Ты отдаешь себе отчет в своих поступках? Отец Луизы будет взбешен, а тебе известны его приступы гнева! Правда, я отвечаю ему тем же. Если мы будем одни, нам не удастся договориться, как это уже случалось раньше. Так что мне ему сказать?
— Разве ты обязан объяснять ему мои поступки? К чему вообще этот сыр-бор?
В комнату неслышно вошла Кэт и молча остановилась у порога.
— Весь этот сыр-бор, как ты говоришь, означает, что Луиза встречается с другим молодым человеком, пока ты прогуливаешься по английским лугам и замкам. Если тебя здесь не будет в понедельник, ты ее потеряешь, даю тебе голову на отсечение. Мальчик мой, зачем этим рисковать ради груды камней? — Голос смягчился. — Никто не знает, что такое любовь, пока не потеряет ее. Я кое-что в этом смыслю. Сколько раз я причинял боль твоей матери! Сколько времени я потерял, когда по глупости лишал себя ее присутствия! Сколько раз я мог сделать ей приятное и не сделал этого! — Голос замолк, затем вновь взорвался: — Да иди ты к черту!
Раздался щелчок разрыва связи.
Кэт хотела потихоньку исчезнуть, но не успела она сделать и двух шагов, как Джон Блэйн отрезал ей путь, сказав:
— Это был мой отец.
— Я догадалась.
— Не уходите, я должен вам кое-что объяснить.
— По поводу слияния? — улыбнулась она.
— Нет, у меня для вас есть более важное сообщение.
Она отважно посмотрела на него. Затем, подойдя к письменному столу, сняла трубку и протянула ему:
— Возьмите.
— Зачем? — удивился он.
— Не следует ли вам отправить телеграмму?
И она вышла с поднятой головой. Он остался стоять в раздумье, затем сделал несколько шагов по направлению к двери, остановился, передумав, и медленно вернулся к письменному столу, сел и обхватил голову руками. Так прошло десять минут. Затем он снял трубку, набрал номер и стал ждать.
Когда раздался звонок, он снял трубку и продиктовал телеграмму. Но не отцу, а Луизе. Несколько минут он стоял молчаливый и задумчивый, затем улыбнулся, энергично хлопнул по столу обеими ладонями и, насвистывая мелодию вальса и почти танцуя, вышел из комнаты.
Кэт плакала у себя в комнате. Силы ее были на исходе, она ничего не понимала.
Расположенная в запертой башне, маленькая комната с узкими высокими окнами и вырубленным прямо в серой каменной стене камином принадлежала в те далекие времена молоденькой фрейлине, приехавшей из страны галлов. Доведенная до отчаяния своим одиночеством, она повесилась в этой комнате на центральной балке потолка. Никто не заметил ее исчезновения; прошло несколько дней, когда ее хватились. Фрейлину звали Меган, и Кэт часто думала о ней, расспрашивая себя о ее судьбе и о причинах ее самоубийства. Кэт казалось, что не только одиночество привело ее к этому страшному концу. Наверное, у нее была жестокая госпожа или несчастная любовь, никто этого не знал.
Сейчас Кэт хорошо понимала отчаянный поступок малышки Меган, которая, возможно, так же плакала, сидя у камина на этой маленькой дубовой табуретке. У Кэт вовсе не было желания умирать, но поплакать она была не прочь и поэтому дала волю слезам. Наплакавшись вдоволь, она сполоснула лицо холодной водой, причесалась и сделала генеральную уборку в ящиках комода. Затем, не зная, что бы еще сделать, открыла дверь и прислушалась. В замке царила тишина. Но, приблизившись к центральной лестнице, она услышала со стороны большого зала громкие голоса. Она узнала голос Джона, который задавал вопросы, спорил, протестовал. Другие голоса — незнакомые — отвечали ему.
— Им необходимо найти стимул, — говорил Джон. — Что мы можем предложить им вместо замка? Как лучше всего использовать землю?
— Сумма, которую вы им вручаете, по-моему, наилучший стимул.
Кэт перегнулась через перила и узнала говорившего: это был Дэвид Холт.
— Мне нужен хорошо разработанный план, — требовал Джон. — Наличные деньги не имеют большой ценности в наше время. Мне нужно что-то такое, что давало бы работу, причем хорошо оплачиваемую.
Один из молодых людей вмешался в разговор:
— Вы знаете, мистер Блэйн, почва здесь — глинистая. Цементный завод — вот что им нужно. Затем нужно снести все эти допотопные хижины и построить новые, современные. Вспомните, что у нас сделали из Парк авеню: сталь, цемент и стекло! Современно и красиво!
Джон Блэйн рассмеялся.
— Вам мало одного Нью-Йорка?
— А почему бы не разбить здесь парк? Английский вариант Диснейлэнда. По-моему, этих людей надо хорошенько рассмешить.
— Холт, — приказал Джон Блэйн своему адвокату, — запишите все идеи. Что касается меня, то я предпочел бы оборудовать на этих землях образцовую ферму. Она хорошо вписалась бы в местный ландшафт. Молочные, мясоперерабатывающие, силосные фабрики и тому подобное. Это же развитая страна, вы знаете! Но замок в смысле продукции сравним лишь с джунглями.
— Вы это серьезно?
— Конечно! Мне бы не хотелось оставить здесь пустыню. Итак, за работу! Хотя бы ради одного удовольствия. Подготовьте план, составьте калькуляцию, укажите цены на ультрасовременные машины и… коров молочной гернесейской породы, импортированных из США. Вы не находите, что это удивительно: английские коровы возвращаются на родину своих предков улучшенной породы после пребывания в Америке. По сути, мы их возвращаем Англии модернизированными, если так можно выразится. Имейте в виду, что я не отбрасываю априори никакую идею. У нас впереди целая неделя, чтобы…
Кэт удалилась, осмысливая последнюю фразу. Неделя! Джон останется еще на неделю? Непроизвольным жестом она прикрыла рот рукой. Как она сможет выдержать столько? Лучше бы он уехал сейчас, пока она может контролировать свое сердце.
