Теперь Джаспер здесь. Мы находимся в одной комнате, и это не Беркширская академия со студентами нашего возраста. Это публичное собрание с камерами и пренебрежительными взглядами авторитетных взрослых.
Дерьмо.
Страх снова закрадывается в мое сердце, и я облизываю губы. Крепче сжимая стакан, я пытаюсь скрыть дрожание рук. Я подхожу к отцу и, когда подхожу достаточно близко, хватаю его за локоть. Больше для поддержки, чем для чего-либо еще. Мне нужно что-то — кто-то, кто удержит меня в вертикальном положении.
— Ты знал, что сегодня вечером здесь будет Джаспер? — Я шепчу ему, а он на мгновение уделяет мне свое рассеянное внимание.
Он тупо смотрит на меня, и у меня уже есть ответ, прежде чем он ответит.
— Чего ты ожидала? — Его тон жесткий, как будто он находит меня надоедливой.
Я сглатываю, почти захлебываясь слюной.
— Почему ты меня не предупредил?
— О чем тебя предупреждать? — он издевается. — Перестань вести себя как раздражительный ребенок, Райли. Не позорь меня здесь.
Я не пытаюсь! Я хочу кричать.
Но он не будет слушать.
Мой отец никогда не слушает, если только то, что он хочет услышать, не приносит ему какой-то пользы.
Я отпускаю его, и он возвращается к разговору с тем, с кем разговаривал. Внезапно все начинает звучать громче. Голоса, смех, чей-то кашель; Я даже слышу отдаленное чиханье.
Мое сердце колотится о грудную клетку, и я ухожу в ванную. Мои ноги так трясутся, что мне приходится хвататься за раковину.
Дыши, Райли. Я напоминаю себе. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Я смотрю на унитаз через отражение в зеркале, и меня снова охватывает настойчивая потребность прочистить туалет. Необходимость избавиться от всего отвратительного дерьма, которое я употребляла ранее. Я почти могу представить, как жир пиццы, калории, содержащиеся в взбитых сливках и печенье «Орео», которые я съела, накапливаются в моем желудке. Гноится, как свежая, ужасная рана внутри моей плоти.
Дверь ванной комнаты щелкает и открывается.
— Должен сказать, ты выглядишь довольно восхитительно в этом платье.
Мой желудок опускается, прежде чем я сжимаю пальцы в кулаки. Его голос раздражает, и я отталкиваю страх, который течет по моим венам, как кислота.
— Это женский туалет, Джаспер. Почему ты здесь?
Он подходит ко мне сзади, его большое тело нависает над моим. Я высокая, пять футов семь дюймов. Хотя Джаспер ненамного выше меня, он более мускулистый.
— Потому что ты здесь. — Его грязная ухмылка становится шире. — Ты выглядишь бледной, Вонючка Райли. А я еще даже не начал тебя терроризировать.
— Здесь не место для этого, — шиплю я.
Джаспер качает головой, и я не замечаю, как его глаза темнеют от чего-то зловещего.
— Нет, это идеальное место для этого.
Его рука обнимает меня, обхватывает мою грудь поверх платья. Моя челюсть напрягается, и я борюсь с агрессией, проходящей сквозь меня. Не могу себе представить, какие неприятности у меня будут, если я ударю Джаспера здесь, на рождественском гала-концерте.
Я крепче сжимаю раковину, пока у меня не начинают болеть костяшки пальцев. Он насмешливо сжимает мою грудь.
— Ты добавляешь к своим многочисленным обвинениям еще и приставание, Джаспер?
Он мрачно посмеивается мне в уши.
— Это не приставание, если ты этого хочешь, Вонючка Райли.
Другая его рука перемещается к моему животу, а затем ниже, пока он не обхватывает меня между ног. Все мое тело краснеет от унижения. Я резко отталкиваю его, и он ненадолго теряет равновесие, его руки падают с моего тела.
Мне жарко, но не от желания. О, нет, нет. Мне жарко, от беспокойства и стыда. У меня кружится голова, и я отшатываюсь от Джаспера.
— Ты никогда больше не прикоснешься ко мне. В следующий раз, когда ты посмеешь сделать это снова, я сломаю тебе руку. Я клянусь.
Он вопросительно поднимает бровь, почти насмешливо.
— У тебя проблема с эго, — шиплю я, сдерживая гневные и панические слезы. — Честно говоря, он не подходит к твоему маленькому члену.
Его лицо краснеет, вены вздуваются от моих слов. Джаспер делает угрожающий шаг ко мне, но я уже разворачиваюсь и направляюсь к двери. Его пальцы касаются моей обнаженной руки, но у него нет возможности схватить меня.
Меня охватывает отвращение, и еда, которая все еще находится в моем желудке, становится тревожной. Мой живот болезненно скручивается, когда я ищу отца сквозь затуманенное зрение.
Кто-то хватает меня, и я слышу, как они спрашивают, в порядке ли я. Но я не могу ответить.
Я не могу… дышать.
Борясь с головокружением, я слепо тянусь вперед. Меня охватывает паника, и я не могу думать. Я до сих пор чувствую его прикосновение к своей коже, то, как он схватил меня за грудь и как он бесстыдно обхватил меня ладонями.
Черти на моих плечах молчат. Но голоса вокруг меня… все слишком громко.
Помогите…
Мой желудок бунтует, и нарастает тошнота.
Мое учащенное сердцебиение сопровождается холодным потом, и мое тело начинает дрожать. Задыхаясь, я слабо кричу, но думаю, что меня никто не слышит.
— Папочка…
Я издала сдавленный всхлип.
— Помоги мне, пожалуйста.
Мой полный желудок снова урчит, и я борюсь с желанием заткнуться. Слезы текут по моим щекам, и у меня перехватывает горло. Комок становится все тяжелее и тяжелее. Отвратительное чувство тошноты охватывает меня, впиваясь в мою плоть, как отравленная болезнь.
Нет, мне следовало избавиться от всего, что я ела раньше. Если я этого не сделаю… я стану толстой и уродливой. Люди это увидят. Они увидят, как у меня раздувается живот. Они увидят складки на моих бедрах. Они увидят… все, что я пытаюсь скрыть.
Я больше не буду красивой.
Нет…
Мне нужно быть красивой. Я дочь моей матери.
Я сильная. Я дочь моего отца.
Это моя ценность.
Мне нужно…
О Боже, я не могу.
Я не могу… сделать это.
Голос Джаспера, насмешки Дженни — насмешки и все остальное заполняют мою голову. Мои уши эхом отражаются от них, настолько громко, что это почти оглушительно.
Мир вращается.
Стук. Стук. Стук.
Отец хватает меня за руку и трясет.
Время замедляется.
— Райли! Райли, возьми себя в руки!
Сквозь размытие лиц я вижу, как моя мать смотрит на меня. Выражение ее лица шокировано, встревожено и смущено.
Уравновешенная и уверенная в себе. Спокойная, хладнокровная и собранная — я не из таких.
Это последняя мысль в моей голове, прежде чем у меня начинаются такие ужасные спазмы в животе, что я горблюсь. С моих губ срывается болезненный звук, а затем меня начинает рвать на блестящие туфли отца.
Как только проклятие сломается, оно не остановится.
Я не могу остановиться.
Я рыдаю. Моя мать визжит от позора. Я слышу, как мой отец ругается.
Розовое стекло, окружавшее меня с детства, разбивается. Внутри я просто сломленная, отвратительная девчонка. Я больше не могу прятаться за иллюзией, которая была Райли Джонсон.
Все видят катастрофическую правду.
Они видят меня.
Уродливую и разрушенную. Полностью опустошенную.
Мои колени слабеют, и я падаю на землю, прежде чем мои глаза закатываются, и мир становится черным.
Полная, абсолютная тьма окружает меня, увлекая в пропасть, которая уже давно зовет меня, но я так упорно с ней боролась.
Я проиграла битву.
Я погибла на войне, мое тело превратилось в ничто.
А потом…
Тишина.
В следующий раз, когда я просыпаюсь, я слышу голоса вокруг себя. Знакомые. Мои отец и мать спорят. Я держу глаза закрытыми, едва скрывая вздрагивание, поскольку голова болезненно пульсирует. Такое ощущение, будто меня сбил грузовик.
Воспоминания о сегодняшней ночи нападают на меня со всех сторон.
От меня до сих пор пахнет рвотой, а во рту горький привкус.
— Как ты не знала об этом? — Мой отец задает вопросы, его тон наполнен обвинениями.
