Залпом содрогнуло корабль. Сияющие обломки американца на мгновение застыли в воздухе. Солнце успело порезвиться на всех частях бывшего самолёта, способных к отражению света, включая часть со звёздно-полосатым флагом. Над обломками взлетело кресло катапульты. Затем и оно полетело вниз, а над летчиком взорвался белый купол парашюта. Иван видел перекошенное ужасом лицо пилота, болтающегося в небе.
Ему больше не улыбалось, и этот факт как нельзя лучше способствовал спокойствию. К Ивану уже бежали ребята, а в рубке орало начальство. Ор заглушил взрыв приводнившихся остатков самолёта. Изумрудная стена воды, пронизанная солнцем, отделила Ивана от прошлой жизни…
За американским летчиком выслали спасательный катер. Это было ЧП. Нота протеста, разборки… «В мирное время сбит палубный истребитель США» За офицером Матросовым выслали вертолёт, сняли с корабля, списали и уволили из рядов ВМФ. Когда увольняли, адмирал тепло сказал ему: «Спасибо, сынок, Иван Матросов!» и потряс руку…
Молодой мужчина в пальто шёл по весенней улице. Он любил это время года. Любил, как солнце резвиться в окнах, битых стеклах, ручьях. В ближайшем ручье, мощном и протяжённом, пацаны пускали кораблики. Мужчина остановился посмотреть. В кармане завибрировал телефон.
– Здорово, Иван! Это Василич, помнишь ещё такого? А я вот еду на побывку, домой, приветы тебе везу!
– Здорово, Василич! – улыбнулся мужчина, следя за бумажным кораблём. – Как у нас там?
– После тебя – тишь, гладь, божья благодать! – засмеялся Василич. – Никто ничего! И довольно долго! Самолеты ихний летали вдалеке, и корабли от нас подальше держались! Потом, конечно, понемногу оправились и по новой стали наглеть. С нами параллельными курсами стали ходить американцы, их фрегаты шестого флота. А у нас за бортом в люльке болтался матросик, подкрашивал облупившиеся места. Американцы подошли близко, метра два до них было, и ржали, глядя как матросик боится. А кисть-то на длинной палке, так паренёк изловчился и написал у них на борту большими кривыми буквами «ХУЙ»! Веселились всей командой! А когда этот матросик на борт поднялся, просил меня тебе привет от него передать. Так и сказал: «Ивану Александровичу передайте привет лично от меня!» О твоем-то подвиге тут легенды ходят! Вот, передаю.
– Спасибо, – ответил мужчина.
– Сам-то как? – спросил Василич.
– Да нормально. Работаю. Женился вот.
– На той своей невесте?
– На ней.
– Ну, совет да любовь, как говорится. А я… на похороны еду, в общем, – тихо сказал Василич. – Друга закололи на пляже, когда обмывали очередную звезду на его погон…Судьба играет человеком, а человек играет на трубе… Это я к тому, что никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Так то… Ну, бывай, Матросов…
Мой дядя самых честных правил, не на шутку обрадовался разбудившему его бестактному «тук-тук» в моём телефоне в полвторого ночи по местному времени. «Тук-тук» сопровождал очередное пришедшее мне смс-сообщение. Двадцать смс дядя проспал в кресле перед телевизором, бубнившего на иврите, а двадцать первое его разбудило. Я была у него в гостях и почувствовала себя неудобно. Дядя сонно потёр большой еврейский нос и спросил, кивнув на телефон:
– Как его зовут?
– Паша, – виновато ответила я, ожидая сразу двух вопросов: «он охренел писать в такое время?» и «а как же муж?»
– Давно это у вас? – спросил дядя.
– Пять лет почти.
– Спать не хочешь? Пойдем чаю попьем? С печенюшками, – предложил он.
– Неа, спать не хочу. Пойдёмте.
Мы пили с дядей чай с печенюшками и я, обтрясая крошки с пальцев, бросалась отвечать на смс через каждые пол-печенюшки, пряча телефон под столом. Дядя лукаво щурился над чашкой, делал глоток и плавно ставил её перед собой, отражаясь седыми кудрями в коньячной глади чая…
– О! Дятел твой опять! Привет ему передай! Напиши ему, что я его дятлом обозвал! – хохотал он, плюясь крошками.
Я перестала отвлекаться на печенюшки и прятаться под столом, и положила на стол телефон, не прекращающий выстукивать послания.
– Слушай, дорого же… Он уже штук сорок настучал! – подсчитал дядя. – У него, что, денег много?
– На смс хватает… – ответила я, не отрываясь от кнопок.
– А у тебя откуда столько денег отвечать?
– Он кладёт.
– А, ну тогда он молодец! Напиши ему, что он молодец! – потряс пальцем в воздухе дядя.
– Только это и пишу…
Он положил печенюшку за щёку и задумчиво произнес:
– У меня тоже были истории…. Есть что вспомнить дедушке…
Я оторвалась от «пишущей машинки»:
– Расскажите!
– Да чего рассказывать… Я ж вечный командировочный. А в командировке как водится, все мужики холостые. И я не отставал, мягко говоря. Я вообще был передовиком всегда, – он тронул седую щетину на подбородке. – Всех до сих пор помню, но одну– особенно…. Сколько раз приезжал в тот город, был с ней, она ждала меня. Одна жила. Нежная такая, волосы длинные, голос тихий, такая хорошая, спокойная… Не то, что тётя твоя, хулиганка, которой запустить новым сервизом в стену обычное дело! – засмеялся он своим воспоминаниям.
– И что с ней? С тихоней? Было какое-то продолжение?
– Да какое продолжение… Я же на хулиганке был женат! На тетушке твоей! Сервизы ей новые привозил, чтоб было чего швырять. Но вот помню ту тихоню…
– А вы знаете, что с ней стало сейчас? Жива она вообще?
– Нет, не знаю… Пытался ее найти в одноклассниках, когда на старости лет интернет освоил, но не нашёл.
– А телефонов не осталось?
– Какие телефоны! Это ж было тридцать лет назад. Мне тогда сорок было, а сейчас, дай бог… Не знаю, может, и нету её уже. А если есть – так она старая совсем! Бабка! Зачем она мне? Не страшно быть дедушкой, страшно спать с бабушкой! – захохотал дядя и, посмотрев на часы, сделал громче телевизор: – О! Тихо! Новости! Надо знать, что в мире делается!
Я углубилась в свои смс-новости, строча их на фоне новостей из далёкой, холодной и неспокойной страны России.
– Он женат? – вдруг спросил дядя тревожным голосом российского диктора.
– Кто? – не сразу вернулась я в реальность.
– Дятел твой.
– Да.
– И дети есть?
– Есть.
– Понятно…
Дядя молча сидел перед телевизором, но смотрел в себя, словно пересматривал прожитую жизнь.
– Эта квартира по полгода пустая стоит, – произнес он после долгой паузы. – Приезжайте, живите. Напиши ему это.
Я оторвала голову от дисплея телефона.
– Вы это серьёзно?
– Да. Ключи я дам.
– Поощряете разврат?
– Не разврат, а любовь, – ответил дядя и посмотрел так, что я вдруг поняла: у любви нет прошедшего времени…
– Спасибо…
