В нем приковывало внимание все. Каждая черта. Но в особенности — глаза. Сейчас темно-серые, свинцовые, очень внимательные. Я никогда не могла заглянуть в них и увидеть то, что спрятано за ними. Он не позволял. Никому не позволял. Хотя иногда мне казалось, что он выделяет меня среди всех. Потом я думала, что он просто ищет способы воздействия на меня. Так, чтобы я делала все, что ему нужно, и сама этого хотела. Я коротко усмехнулась своей мысли и замерла — глаза Аримана смотрели мне в лицо. Их цвет медленно изменился на светло-серебряный. Это я на него так влияю? О чем он думает?
Он улыбнулся и отложил книгу. Улыбнулся? Ариман?
— Садись, Авирона. Я знаю, ты закончила.
— Да, Великий, — выдохнула я, опускаясь в кресло напротив него. — Только что.
— Что скажешь?
В смысле что скажу? О работе? О жизни? О том, что я не знаю, что дальше, но чувствую, что делаю не все? Ариман наклонил голову набок, его глаза вспыхнули таинственным, но слишком холодным огнем.
— Закончен один из важных этапов, Великий, — отозвалась я, почему-то глядя на его слегка улыбающиеся губы. Мысли унеслись куда-то в непозволительную даль.
— И как ты оцениваешь этот этап? — Ариман не сводил с меня глаз, игнорируя то, что, возможно, я слегка покраснела и думала совсем о другом. Почему-то сегодня его общество действовало на меня совсем не так, как я привыкла. Может, дело в том, что я не погружена в работу, и открыта для общения? Его глаза сияли расплавленным серебром, лицо оставалось строгим, а губы безучастно улыбались.
— Мы с Винсентом начали дело, которое нужно закончить!
Я разозлилась. Нам не дали довести начатое до конца, и я не понимала, почему. Вернее, понимала, но… Упоминание имени Винсента изменило атмосферу в кабинете. Ариман посерьезнел, хотя в его глазах появилось… понимание и смешинки. Какую игру он затеял? Я представила, как он повторяет про себя это мое «мы с Винсентом» — и вспыхнула. Хотя с чего? Каратель сейчас свободен…
— Всему свое время, Авирона, — мягко сказал он. — Вы с Винсентом торопите события. Раньше я замечал такое только за ним. Теперь, увы, еще и за тобой.
Пинок пинку рознь. Сейчас мне стало откровенно стыдно. Ариман откинулся на спинку кресла, видимо, довольный произведенным эффектом. Я мучительно смотрела на собственные руки, не понимая, кем же я себя чувствую. Смущение — вот верное слово, которое могло бы описать мое состояние. Смущение. Какой абсурд!
Ариман продолжил, удивляя меня еще больше. Обычно он говорил мало. И никогда не задавал вопросов, не несущих в себе серьезной смысловой нагрузки. Сейчас наш разговор больше походил на светскую беседу, что ставило меня в тупик. Я чувствовала подвох, но не могла понять, в чем он. И что еще выдаст это существо. Его взгляд снова изменился. Он стал серьезным и даже немного грустным.
— Ты проделала огромную работу. Долгое время Библиотека развивалась за счет твоих сил. Я считаю, тебе нужно отдохнуть. Что думаешь?
— Да, я хотела пару дней провести подальше от книг и выбросить все из головы.
Ариман сложил пальцы рук, поставив локти на столешницу.
— Ты не поняла. Я освобождаю тебя от обязанностей Хранителя Библиотеки. Ты свободна, Авирона.
— Ты шутишь?..
Я осеклась, прикоснувшись пальцами к губам. Я забыла про этикет и рамки. Меня затопил первобытный ужас. Ариман смотрел строго. От него не укрылось то, что я опустила традиционное «Великий», разом переступив черту. Но в его глазах я увидела ответ совсем на другой вопрос… Он не шутил.
Киллиан
1875 год
Италия, озеро Аверно, резиденция Магистра
Авиэль с измученным видом откинулся на спинку кресла. Еще минута — и он поднимет руки в жесте абсолютной беспомощности и заявит, что ничего больше делать не будет, пока не поест или не поспит. Но через некоторое время он усилием воли заставил себя снова уткнуться в манускрипт. Его завалили отчетами, идеями, фактами, просьбами, желаниями — все как всегда. Мне оставалось лишь надеяться, что не придется снова вытаскивать его из завала документов, где он умудряется просто утонуть. С другой стороны, я не знал того, кто не утонул бы.
Я отнял у него одну из бумаг и пробежал ее глазами. Ежемесячное письмо Амирхана а-ля «у нас все хорошо». Никаких особых случаев, никаких проблем. И так в большинстве округов. Хотя бы Судьи работали хорошо. Не все и не всегда, но как тенденция… Брат схватился за голову и закрыл глаза.
— Хорошо хоть образовательная реформа закончилась, — пробормотал он, отшвырнув от себя какую-то бумагу. — Эта парочка взорвала мою голову. Лучше бы меня на солнце выставили!
— Солнце сейчас тебе ничего не сделает.
Авиэль поморщился.
— Все равно неприятно, Киллиан.
Я помолчал, вспоминая, что чувствовал при встрече с солнечными лучами. Вряд ли это можно было назвать приятным времяпрепровождением, и решил сменить тему, вернув ее к делам.
— То, что изменили, нужно было поменять уже давно. Мы же обговаривали это с тобой. Винсент и Авирона молодцы.
— Ты умудряешься так доброжелательно о нем отзываться…
Я взглянул на брата. Очередной крюк от основной темы разговора. Когда Авиэль не хотел обсуждать что-то, делать это его не мог заставить никто, даже Ариман.
— Винсент мой друг.
— Я знаю. И это… занимательно. Если принять во внимание… Она сейчас свободна, брат.
— Черта с два я поведусь на твои разговоры, — притворно рассмеялся я, с тоской отметив предательское тепло, затопившее сердце, стоило вспомнить о Дане.
Авиэль периодически напоминал мне, что я обязан обзавестись подругой. Мол, мне уже больше пяти тысяч лет, а я все один. Но после гибели… Не хочу об этом вспоминать. Я не видел никого рядом с собой. Никто не мог бы вынести меня в быту. Ни с кем я не хотел делить время. Но Дана… Она отличалась от всех, кого я знал в Ордене. Она была особенной. И, черт побери… конечно, она могла свести с ума кого угодно, но что-то мне подсказывало, что мы видим не всю Дану, а какую-то ее часть. И что при правильном к ней подходе она раскроется, заиграет всеми гранями. И мы поймем, что и в ней есть глубина. Не бездонность. Но женская, роковая, сводящая с ума глубина. Я безумно хотел прикоснуться к этой Дане, которая спала где-то внутри. По сути, при всей простоте подхода никто так и не смог пока подобрать к ней именно тот ключик, который откроет потайную дверцу.
Никто. Даже Винсент. Она расцвела с ним, бесспорно. Но я чувствовал какое-то внутреннее напряжение, всегда остававшееся в них обоих. Они вроде бы идеально дополняли друг друга хотя бы потому, что были диаметрально противоположными. А с другой стороны, мне казалось, что они совершенно не подходят друг другу. Или просто во мне говорило что-то еще…
