О сём узнают только милостивые боги ромейские, но никому из живущих не познать сего уже никогда.
Квотриус попал в Посмертие магическое печальное, став одним из первых волшебников, населивших его. Мерлин был ещё дитятей и некому было предстать пред лицем Господа Бога, дабы по слову Своему смилостивился Он над тем, коий возлюбил много и кому должно проститься много* * * .
Позже, много позже, когда Квотриус в уже достаточно населённом душами проделавших Большое Путешествие и достигнувших предвечного, тихого, почти немого, печального Посмертия, освещённого столь скупо, каким-то неведомо где располагавшимся источником Повелителю Стихий даже казалось порой, что это рассеянное, призрачное освещение исходит из-под даже не земли, а некой неопределённой тверди, несчастный влюблённый самоубийца подходил к берегам величественной и спокойной, широчайшей Реки Забвения, единственного водного источника в Посмертии, и вглядывался, изо все сил стараясь разглядеть наудачу знакомый тонкий, словно у священного ворона, силуэт возлюбленного и…
Однажды Северус, гуляющий под руку с Гарри его Гарри, почувствовал на себе чей-то пристальный, зовущий взгляд откуда-то с другого, недостижимого берега Реки. Северус попросил Гарри подождать его, а сам бросился со всех ног на пустынный берег печального потока…
Да, на том берегу стоял Квотриус, прекрасный, как в их последнюю ночь, но вот черты лица его были словно смазаны каким-то неумелым художником, однако пронзительный взгляд первого в жизни возлюбленного так и звал переплыть дементорову реку…
Но Северус помнил, что где-то там, позади, его ждёт вторая, более сильная любовь.
Квотриус словно в забытьи от отчаяния кричал что-то, но проклятые воды не только навсегда разделили души столь сильно любящих и таких разных волшебников, но и сам воздух, или то, что заменяло его в призрачном Посмертии, поглотили звуки любимого голоса.
Северус послал воздушный поцелуй Квотриусу, оплоту оплотов своих, основе бытия своего, лампаде разума, светочу души, отраде сердца, орхидее своей прекрасной, диковинной, вечно цветущей, пятилепестковой и… столь отчаянно одинокой. Квотриус просто не понял этого еле различимого жеста, но всё ещё любящее сердце подсказало ему немедленно броситься в пучины реки и утонуть в ней… Но разве может умереть мёртвый?..
Много, бесчисленное количество раз Квотриус снова и снова возвращался на то же самое место, но Северуса увидел только в последний раз, незадолго до того, как призрачный эфирный воздух Посмертия пронзил ясный звук трубы Ангела Седьмого, созывающий все души магов наконец-то предстать перед троном Создателя, единого и для волшебников, и для простецов, одесную же трона величественного стоял сам Мерлин великий и всеблагой.
Но о Судном Дне каждому дано будет узнать во время своё…
… В ту, вторую и последнюю встречу с высокорожденным братом своим, цветком солнечного Сола, незабудкою нежнейшею… Да как только не взывал к возлюбленному своему единственному в такой короткой жизни несчастный Квотриус, тот, как ни силился расслышать хотя бы звучание голоса возлюбленного своего из прекрасного далёка, первого, кто полюбил страстно, сильно и на веки вечные, его, Северуса Ориуса Снейпа, Река Забвения снова безучастно поглотила отчаянный возглас Квотриуса, и Снейп с тяжёлым, хоть давно уже не бьющимся сердцем пошёл, понурившись, прочь, несколько раз словно против воли оглядываясь, но тут к нему подскочил Гарри его Гарри и, сильно схватив опечаленного любимого за руку, в спешке проговорил лишь:
- Спешим же, Северус, любимый мой единственный, ибо Ангел Смерти уж скоро протрубит… Скорее же, оставь свою тоску да лучше помолись, как только умеешь, взывая к Создателю и милости безграничной Его, дабы и после Дня Судного не разлучены были души наши! Оставь, оставь… его, язычника, ибо не место ему рядом с теми, кто…
И долго ещё Гарри страстно увещевал любимого успокоиться и никогда больше не вспоминать о первом своём возлюбленном, пока Северус не посмотрел в прекрасные очи «неправильного цвета свежескошенной травы» своего лишь немного младшего первого истинного возлюбленного, поцеловал Гарри в чистый, высокий лоб и поспешил прочь, решив разделить Вечность именно с ним, Гарольдом Джеймсом Поттером. А слово графа Снейп должно быть твёрдым и несокрушимым, и решение, принятое единожды, не дожно быть изменено никоим образом, как записано в «Кодексе правил поведения закрытой фамилии Снейп»…
* * *
* Древний латинский бог Смерти.
* * Позднее заимствование у греков.
* * * Аллюзия на стих из Евангелия от Луки, 7 47: «А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много. А кому мало прощается, тот мало любит». Слова Христа о грешнице на пиру у фарисея Симона.
Глава 76.
И Ремус дождался. К нему подошёл Люциус и сразу, без лишних разговоров, обнял его со спины и положил округлый подбородок на костлявое плечо.
- Ты хочешь трахнуть оборотня. - бесстрастно произнёс Рем. - Просто так, для интереса, чтобы узнать, каково это - быть с пылким нелюдем. Но я тебя предупреждал, я - человек теперь. Так что, я вряд ли интересен тебе. Обычный, невыдающийся ничем маг с очень хорошей родословной и весьма плохой женой. Но пойми - я не женился, если бы по моей и, отчасти, своей вине она не лишилась девственности.
Лорд Малфой внимательно слушал исповедь оборотня - три ха! - считающего себя человеком! Ему было интересно узнать хоть что-то о частной жизни вервольфа, нет, Рема, сейчас, уже скоро станущего его любовником, девственного, по крайней мере, со… стороны задницы. А именно её огладил сейчас Люц, нежно и требовательно сжал полушария, такие маленькие, но очень упругие.
- Хоть здесь не похудел, - с удовольствием подумал Малфой.
- Она заставила меня овладеть ей под Imperio, - продолжал ставший человеком оборотень. - И до сих пор катается на мне, как на пегасе, слепив крылья, но не стреножив. Ей это невыгодно - она далеко не уедет на стреноженном-то. А ей только мой член и нужен. Не заботится она о моём…
- Но ведь находятся и другие… мужчины, которым твой член просто необходим, - промурлыкал Люциус.
Он уже представлял, как медленно будет раздеваться на глазах Рема - любовника на одну ночь - нарочито мучая его видом постепенно появляющегося из слоёв дорогой ткани белоснежного, пышного, сдобного тела.
Люциус знал, что он хорош, что волчку он непременно понравится, ну, а потом - чпоки, чпоки! Он, Люц, может быть, так расщедрится, что позволит неумелому нелюдю влезть на себя и убедиться в собственной несостоятельности, может, даже даст взгрустнуть чуточку, а потом снова - чпок! И так до утра, пока не проснутся, так уж и быть - сегодня и только сегодня можно - в одной постели.
