Я краснею, дрожа. "ой." Но потом я хмурю брови.
— Ну и что. Я просто должна быть его долбаным пленником, навсегда?
Нина тонко улыбается.
— Это выходит за рамки моей компетенции.
Я закатываю глаза.
— Значит, это просто русская штука? Или дело в братве? Сначала Виктор с Фионой, а теперь Лев со мной?
— Я не уверена, что понимаю?
— Похищать женщин, к которым ты неравнодушен, — бормочу я. — Что это, вопрос культуры?
Она ухмыляется.
— Это забавно.
— Я не шутила. Я на самом деле спрашиваю.
— И я боюсь, что у меня нет для тебя ответа, — прямо говорит Нина.
— Значит, в последнее время тебя никто не похищал?
Она улыбается.
— В последнее время нет.
— Тебе повезло.
— Тебе еще что-нибудь нужно?
— Моя свобода? — сухо бормочу я.
Нина снова улыбается.
— Боюсь, тебе придется обсудить это с мистером…
— Верно, верно, да. Вне вашей компетенции, верно?
Она улыбается.
— Что-то в этом роде. Ну что ж, — она делает вдох, выпрямляясь во весь рост. — Было приятно познакомиться с вами, мисс Стоун.
— Да, и мне тоже.
Она резко поворачивается и начинает выходить.
— Эй, Нина?
Она останавливается и оборачивается.
— Да?
— Ты говоришь по-русски?
Она кивает.
— Я говорю.
— Что значит дивал?
Ее губы поджимаются.
— Где ты это услышал?
— Я только что была в ванной, принимал душ, и я слышала, как Лев и кто-то еще говорили это; это и мое имя? — Я хмурюсь. — Мне было любопытно…
— Это означает "дьявол".
— Он называл меня дьяволом?
Она качает головой, ее глаза становятся холодными.
— Нет. Дьявол-вот у кого он тебя отнял.
Я хмурюсь.
— Чет Брубейкер?
Губы Нины сжимаются.
— Вам следует спросить мистера Ничкова.
Она коротко кивает, поворачивается и выходит из спальни, закрыв за собой дверь. Я пожимаю плечами и поворачиваюсь, чтобы начать рыться в вешалке с одеждой. Дверь за моей спиной снова открывается, и я вздыхаю.
— Дай угадаю, больше одежды?
— Я думал, это поможет тебе начать.
Я ахаю, оборачиваюсь и вижу Льва, стоящего в дверях. Я дрожу, когда его свирепый взгляд скользит по мне.
Он ухмыляется.
— Но, если тебе каким-то образом понадобится больше сорока нарядов, я уверен, что в Чикаго найдется больше одежды, которую мы могли бы привезти.
Я поджимаю губы.
— Что мне нужно, так это иметь возможность уйти.
— Тебе? — Он пожимает плечами, входя в комнату с жесткой ухмылкой на лице. — А я подумал, что тебе нужен этот отпуск?
— И все же двери все еще заперты.
— Так ли это?
Я закатываю глаза.
— Значит, я могу просто уйти прямо сейчас? Вот так просто?
Он ничего не говорит. Я холодно смеюсь.
— Тогда, я думаю, это "нет".
Когда он по-прежнему ничего не говорит, я чувствую, как во мне поднимается гнев. Я свирепо смотрю на него, отводя руку назад к вешалке с одеждой.
— Значит, это и есть новый замок?
— Что?
— Все это! — Я тыкаю пальцем в одежду. — Так вот как ты собираешься меня содержать? С красивыми вещами? Вот как, по — твоему, ты собираешься контролировать…
Я задыхаюсь, когда он врезается в меня. Лев рычит, хватая меня и толкает обратно на одну из высоких вешалок с одеждой у стены. Я стону, когда его губы прижимаются к моим, когда моя спина ударяется об одежду и стену позади меня. Его твердое, как камень, тело прижимается ко мне, прижимая меня к стене, и я всхлипываю, когда он внезапно поднимает обе мои руки вверх одной из своих.
Его свободная рука опускается мне на талию, и у меня от шока отвисает челюсть, когда он хватает завязку спереди моего халата. Он выдергивая его, когда я снова задыхаюсь, халат распахивается.
— Это то блять как ты думаешь…
Я стону, когда он снова поднимает мои руки, и внезапно галстук от халата обвивается вокруг моих запястий.
— Подожди…!
Лев рычит, игнорируя меня, когда он туго затягивает его вокруг высокой верхней перекладины вешалки для одежды. Он дергает ее сильно, удерживая обе мои руки поднятыми, мои запястья связаны. Халат распахивается, и мое лицо горит, когда он отступает назад. Его голодные глаза бесстыдно скользят по мне, и я дрожу под его горячим взглядом. Лев тянется ко мне, и я снова издаю стон, когда он распахивает халат, открывая ему всю меня.
Тепло растекается между моих бедер. Мое лицо горит, дыхание становится тяжелее. Я знаю, что он видел меня голой раньше — и многое другое. Но это так грязно и так неправильно быть связанным вот так, когда глаза моего похитителя впиваются в меня. Но это грязно и неправильно в очень, очень горячем смысле.
Мои бедра сжимаются вместе, мое тело изгибается.
— НЕТ, lastachka, — хрипло шипит Лев. Он качает головой. — Это, вот как я буду контролировать тебя. Не с красивыми вещами. Связанной.
Я подавляю стон и, прищурившись, смотрю на него.
— Ты… ты…
Он улыбается.
— Да?
— Ты высокомерный придурок!
— Избалованная маленькая соплячка, — огрызается он в ответ.
— Придурок!
— Принцесса.
— Подонок!
— Дразнишь.
— Ты…
Но мои слова превращаются в стон, когда он жадно целует меня. Он целует меня так сильно, что у меня синяки на губах. Сначала я сопротивляюсь этому, но ощущение его губ на моих и его языка, требующего входа, вырывает стон из глубины моей груди. И он слышит это, когда я это делаю.
Лев мрачно усмехается, а я издаю стон, краснея. Его колено проскальзывает между моих бедер, и я всхлипываю, когда он раздвигает мои ноги. Его рука опускается на мое обнаженное бедро, и я резко вздыхаю. Его теплое, сильное прикосновение скользит по моей коже, заставляя меня корчиться от желания. Мой живот сжимается от его прикосновения, когда его рука скользит все ниже и ниже.
— Лев… — Я хнычу, а затем глубоко стону, когда его рука проникает мне между ног. Он обхватывает мою киску и медленно проводит пальцем по моим губам, когда я вскрикиваю.
— И опять, — хрипло рычит он. — Я нахожу тебя насквозь мокрой для меня.
— Этот… душ… — Я отстреливаюсь.
— Да конечно, — усмехается он. Его свободная рука обхватывает мою челюсть. Он проводит большим пальцем по моим распухшим губам, в то время как его пальцы гладят мой клитор. Я стону для него, прежде чем он внезапно крепко целует меня.
Он отстраняется, и мое сердце замирает, когда он внезапно падает на колени.
— Лев… — Я задыхаюсь.
Его рот прижимается к моим бедрам, и я вскрикиваю. Его язык скользит по моим губам, а затем натыкается на мой клитор. Я дрожу всем телом, напрягаясь из-за ремней на запястье. Он снова обводит языком мой клитор, и я вздрагиваю от удовольствия.
— О, черт… — тихо всхлипываю я, прижимаясь к его рту.
Его язык медленно скользит по моим губам, прижимаясь к моему входу. Он снова сосет мой клитор, когда я откидываю голову назад. Я дрожу от желания, чувствуя, как теряю контроль над собой, когда мягкий галстук прижимает мои руки выше.
— Тебе нравится, когда я это делаю, да… — рычит он, глядя на меня снизу вверх. Его губы блестят от моего желания, разжигая во мне что-то еще более горячее. И все же я чувствую необходимость сразиться с ним. Я чувствую себя обязанной не “сдаваться”—бороться с этим совершенно несправедливым способом, которым он меня соблазняет.
— Нет…
— Да, тебе нравиться, — мрачно усмехается он. Он облизывает свои чистые губы, отчего моя кожа горит жаром. — Тебе нравится быть моей пленницей…
Я стону.
— Моя игрушка.
Его язык танцует над моим клитором, и я стону от удовольствия, даже когда качаю головой.
— Я… нет, я… нет, я не…
Лев резко отстраняется.
— Нет? — Он пожимает плечами и встает. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю на него.
— Что ты делаешь? — Я ахаю.
Самодовольная, победоносная улыбка дразнит уголки его рта.
— Ну, раз тебе это не нравится, возможно, мне следует просто уйти.