Меня бы сразу уволили, никто не стал бы разбираться, ведь в универе действует политика нулевой терпимости в плане личных отношений между студентом и преподавателем. Плюс, для маленького городка, где все друг друга знают, это билет в один конец, я уже молчу о том, что меня в принципе больше не возьмут ни в какое учебное заведение, если скандал все-таки разгорится.
Потные ладошки сжимают материал завтрашней лекции, но в голове вакуум, словно не я писала все это. Это же все, чего я так хотела? То, что с таким трудом добилась, так старалась, несмотря на все события…несмотря на все пережитое, училась из последних сил, поступила на бюджет и работала одновременно, понимая, что стипендии попросту не хватит на жизнь.
Сейчас все похоронить из-за какого-то молодого придурка, не усматривающего берегов? Нет. Нет, я на это не согласна. И никогда не буду согласна, из нас двоих скорее вылетит он, чем я.
Нет. Только внутри противный голос нашептывает, что мне приятно его внимание. Мне приятен он, и даже боясь встретить парня в коридоре, я ловлю себя на мысли, что подсознательно жду этого момента. Хочу, но ненавижу себя за это.
—Василиса Григорьевна, вам тут опять подарок, — я захожу на кафедру и сталкиваюсь с Падловной, которая закинула нога на ногу и игриво поглядывает то на меня, то на огромный букет красных тюльпанов. Внутри все екает. Совсем как я люблю, красные тюльпаны, но для них же не сезон…Но, видимо, для Рустама не существует проблемы, которую он не смог бы решить.
А кто-то тебе и одной розы не подарил ни на один праздник, все толкая речи о бесполезности траты баснословных денег на веники. Вот погляди, какие жесты могут делать мужчины.
Стоп. Мужчины? Собери свой поплывший мозг, немедленно
—Ага, — бурчу под нос и иду к своему месту, ощущая лопатками страшный взгляд, пронизывающий меня насквозь.
—Так что? Как он? Хорош в постели? Размерчик соответствующий? Я, конечно, чуть позже узнаю и сама, но так, чтобы быть готовой. Пальму первенства тебе отдали, но последнее слово все-таки за мной.
Журнал успеваемости вместе с лекциями выпадает у меня из рук, и я ощущаю, что готова вырвать свои внутренности. Мерзкий голос бьет по спине, ударяя в лопатки.
—Оль, я вот думала, где твой предел, но его нет. Ты все ниже падаешь. Гадко.
Забираю свои вещи и подхожу к букету, где есть записка и еще какой-то конверт. Уверена, что она уже прочитала, но я все равно забираю. Потом открою. Бросаю последний взгляд на букет, красивый, но я его не заберу. Нет. Это будет признанием поражения, а я не сдамся. Нет.
—Ну надо же, какие высокоморальные речи толкает та, которая спит со студентом.
Вот оно, открытое нападение.
Не реагировать. Не реагировать. Не смей дать ей ни единой возможности зацепить себя. Сцепив зубы, закидываю сумку на плечо, не осознавая весь масштаб ситуации, что догонит и перегонит меня. Позже. Справимся, Вася. Ты сильная, ты справилась со многими проблемами и с этими справишься, да, черт возьми, ты из Ада вырвалась, с потерями, но вырвалась. Что стоит пережить и эту неприятность? Ничего.
—Эту неприятность мы переживем, не так ли?
Шепчу стоя спиной к Оле и покидаю стены университета через черный вход. И не зря. Потому что, проходя по боковой аллее вижу Белова, который не сводит напряженного взгляда с двери. Что-то внутри вновь екает, но я запрещаю себе об этом думать. Нет. Просто нет.
Пальцы сжимают конверт, я раскрываю записку и на мгновение теряю дар речи, а потом нахожу в там сертификат на покупку книг в местной английской лавке, и эта цифра равняется моей зарплате на полной ставке преподавателя в университете.
Он попал в яблочко, точно в цель, и будь это кто угодно…другой, я бы реагировала иначе, но это мой студент.
В уголках глаз собираются слезы, я смахиваю их и еду домой на трамвае, совершенно не понимая, что на следующий день грянет гром.
Потому что первое, что я слышу в коридорах, это шушуканья студентов, которые смотрят на меня так, словно я человека убила, по меньшей мере. Странные взгляды, ухмылки, кто-то тычет пальцем, и это видно боковым зрением, но стоит мне повернуться, как все умолкают. Предчувствие сжимает мое горло, запрещая даже вздохнуть. Хоть разочек. Ноги сами несут меня вперед, я даже понять не могу, как у меня хватает сил двигаться.
Пылая разными оттенками красного, я захожу на кафедру, где сейчас пусто. Абсолютно ничего не понимая, хватаю журнал нужной группы и глотая вязкую слюну, иду на пару. Вот только ощущение такое, словно все вокруг смотря на меня и говорят тоже обо мне.
Возле лестницы замираю, услышав голоса около подсобки, где оборудовали якобы комнату отдыха без дверей, но со скамейками.
—Да слушай, я бы тоже Григорьевне присунул. Такой персик, а эти губы…Ну мечты. Как думаешь, она мне даст? Ммм? Может хоть пять поставит, я ж ее отдеру явно получше этого мажорчика.
—Хах, а мы думали, что она святоша.
Сердце начинает стучать как ошалелое, а нервные окончания сжимаются словно под прессом. Немыслимо, просто немыслимо и невозможно. Это все происходит не со мной, и пусть все это будет только кошмарным сном!
—У тебя просто бабла столько нет. Было бы бабло, она бы тебе дала также, как и ему.
Отвечает кто-то и смеется. Смеется с меня. Странный и колкий холодок скользит по спине, покрывая и бледную кожу мурашками. Язык противно липнет к небу, а реальность сужается до звуков, доносящихся со стороны.
—Иди ты, придурок, — звучит нагло в ответ, а я стою и понимаю, что моя жизнь сейчас разделилась на “до” и “после”. И чертово «после» создаст мне уйму проблем.
В груди все сжимается, и я совершаю единственно верное: разворачиваюсь и бегу в сторону уборных для преподавателей. Я не смогу сейчас появиться на паре, вообще не смогу. Никогда не смогу.
Нет. Нет. Нет. Этого не может быть, какой позор.
В голове всплывают слова Падловны, и я понимаю, что ответка прилетела, дальше только хуже. В ужасе хватаюсь за ручку двери и залетаю внутрь, закрываясь на все замки сразу. Шокированное лицо встречаю в отражении зеркала. Какой стыд, какой ужас.
Ноги не держат меня, меня сейчас вообще ничего не удержит от того, чтобы шваркнуться в обморок или упасть замертво на этом же месте. Закрывая лицо двумя руками, я плавно оседаю на холодный кафель, отчетливо понимая, что мне крышка.
11. Я так сказал и точка!
ГЛАВА 11
БЕЛЫЙ
С утра успеваю заехать к ба, проведать и нормально позавтракать, потому что в последнее время я жрал только в ресторанах или заказывал фастфуд, что вообще ни в какое сравнение с бабушкиной стряпней не идет. Отец больше не наяривал, и хорошо, не до него. Еще одного сношателя моих мозгов я бы лучше не видел.
—Рустик, что-то ты какой-то не такой сегодня, — бабушка разливает чай и достает пирожки со смородиной, горячие. Рай. Пальцы обжигает, но я упорно хватаю сразу два. На два зуба.
—Да нет, все нормально, — отмахиваюсь, понимая, что ба, как всегда, зрит в корень. Неужели видно, до какого состояния меня Василиса довела? Мастерски довела, что я ни спать, ни жрать не могу. Только и думаю, что о ней, теряя последние крохи разума. Не было такого никогда. Да чтоб я так когда-то подыхал из-за кого-то? Хер там.
Мне «нет» в принципе не говорили, бабы были готовые абсолютно на все. Я привык так, пусть это только в последний год моя реальность, а раньше я был белым и пушистым, но то раньше, сейчас-то сублимирую как могу.
Каждый проживает свое горе по-своему, я решил найти упоение в веселье. В девушках, в ночной жизни. В чем угодно, лишь бы залатать дыру внутри и не думать о том, что случилось по вине моего отца. Которого я даже мысленно назвать папой уже не могу и не смогу никогда.
—Ой не верю, что нормально. А не девочка ли?
Бабушка тепло улыбается, пытаясь ухватить мой взгляд своим, но я продолжаю жевать сдобу, от восторга практически повизгивая. Плавно съезжаю, ощущая противные скрежеты внутри.
