Наконец низкий мужской голос крикнул:
— Кто бы ты ни был, убирайся к дьяволу!
Это, несомненно, был Колин, но голос его звучал странно: тихо и хрипло. Может быть, он не один? Может, с ним девица вроде той, что она встретила внизу?
Нет, она не станет в такое верить. И она постучала еще раз.
— Черт бы тебя побрал, убирайся! — Вслед за этим восклицанием послышался частый сухой кашель.
Синджен почувствовала страх. Она схватилась за дверную ручку и, к своему невыразимому облегчению, обнаружила, что дверь не заперта. Толкнув ее, она очутилась в тесной прихожей. Она заглянула направо, в длинную и узкую гостиную, довольно хорошо обставленную, но какую-то безликую, не носящую ни малейшего отпечатка того, кто здесь жил. Ничто в ней не напоминало о Колине. Да и ни о ком другом, разве что о каком-нибудь давно усопшем джентльмене середины прошлого века. Она громко позвала:
— Колин! Где вы?
Из-за двери в противоположном конце гостиной послышалась брань. Синджен торопливо подошла к двери, открыла ее и очутилась лицом к лицу со своим нареченным. Он сидел на смятой постели, совершенно нагой и прикрытый одеялом только до пояса. Мгновение Синджен просто стояла и глазела. Бог ты мой, какой он крупный, на груди сплошь черные волосы, тело такое мускулистое, сильное, поджарое. Она не могла отвести глаз от его груди, плеч и даже шеи. Лицо его покрывала черная щетина, глаза налились кровью, взъерошенные волосы стояли торчком. Он был бесподобен.
— Джоан! Какого черта ты тут делаешь? Ты что, с ума сошла? Чего ради…
Он не говорил, а хрипел. Синджен мгновенно подскочила к кровати.
— Что с тобой?
Произнося эти слова, она вдруг заметила, что он весь дрожит. А она-то стояла и глазела на него как набитая дура!
— О Господи, какой кошмар!
Она толкнула его обратно на подушки и укрыла до подбородка.
— Нет, не двигайся, лежи смирно и расскажи мне, что с тобой стряслось.
Колин лежал на спине и смотрел на Джоан, которая почему-то вырядилась юношей, что было просто смехотворно. Но может быть, она ему всего-навсего мерещится от того, что у него такой сильный жар, а на самом деле ее тут нет?
Нахмурив брови, он нерешительно позвал:
— Джоан…
— Да, любимый, я здесь. Что с тобой?
Она села на кровать и положила ладонь ему на лоб. Лоб был горячий.
— Не могу я быть твоим любимым, — проворчал он. — Ведь мы едва знаем друг друга. Черт побери, я чувствую себя ужасно разбитым и слабым, как новорожденный щенок. Зачем ты вырядилась парнем? Это глупо. У тебя женские бедра и ноги, у мужчин таких не бывает.
Это была интересная тема для разговора, но Синджен была слишком напугана, чтобы прельститься ею.
— У тебя жар, Колин. Тебя не рвало?
Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза.
— Черт возьми, Джоан, у тебя что, совсем нет чувства брезгливости?
— У тебя болит голова?
— Да.
— Как давно ты плохо себя чувствуешь?
— Уже два дня. Но я вовсе не чувствую себя плохо, я просто устал.
— Почему ты не послал за врачом? За мной?
— Мне никто не нужен. Это обычная лихорадка, она скоро пройдет. Это оттого, что я попал под дождь, когда смотрел на поединки боксеров на Тайберне. Со мной все в порядке, я просто устал.
— Посмотрим, — сказала Синджен.
«Что за странные существа эти мужчины, — подумала она. — Ни за что не желают признаваться в своей слабости». Она наклонилась, прижалась щекой к его щеке и тут же отшатнулась. Какой сильный у него жар! Он открыл глаза, но она нежно приложила палец к его губам.
— Нет, не двигайся. Я обо всем позабочусь. Когда ты последний раз ел?
Вид у него стал такой же раздраженный, как и его голос.
— Не помню. Но это не важно, я не голоден. Уйди, Джоан. С твоей стороны верх неприличия прийти сюда.
— Разве ты покинул бы меня, если б я была одинока и больна?
— Это совсем другое дело, как ты и сама отлично знаешь. Господи помилуй, у меня же голый зад!
— Голый зад, — повторила она улыбаясь. — Мои братья никогда не говорили мне таких слов. Нет, нет, не смотри на меня букой и не ругайся. Просто лежи спокойно, я всем займусь сама.
— Нет, черт тебя дери, уйди!
— Сейчас уйду, но скоро вернусь — и не одна, а с помощью. Хочешь воды?
Когда он напился, она буднично осведомилась:
— Тебе не нужно помочиться?
Он бросил на нее свирепый взгляд.
— Уйди!
— Уже ухожу. — Она наклонилась, поцеловала его в губы и в следующее мгновение исчезла за дверью.
Колин натянул одеяло до самого носа, мысли у него путались, комната была видна как в тумане. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, в комнате уже никого не было. Была она здесь или ему почудилось? Он больше не испытывал прежней жажды, значит, кто-то все-таки приходил. Боже, как холодно, он дрожит как осиновый лист. Голова у него раскалывалась, мысли мешались все больше. Он был болен и чувствовал себя еще хуже, чем тогда, когда ему сломали два ребра в одном славном кулачном бою — это было за два месяца до того, как погиб его старший брат и он унаследовал титул, который был нужен ему лишь потому, что он не мог спокойно смотреть, как разрушается его родной дом.
Он снова опустил веки и мысленно увидел Джоан, одетую в мужской костюм. Она смотрела на него и улыбалась. Непостижимая девица! Она вернется, в этом не могло быть ни малейших сомнений — конечно, если она вообще приходила.
Час спустя он был поражен до глубины души: Джоан не только вернулась сама, но и привела с собой своего брата Дугласа. На ней по-прежнему был мужской костюм. Как это понимать: неужели брат позволяет ей делать все, что ей заблагорассудится? Неужели никто не наставляет ее, не учит, как надлежит вести себя молодой девушке из хорошей семьи?
Колин смотрел на графа Кортклиффа, а тот смотрел на него. Что сказать графу в данных обстоятельствах, он так и не придумал.
Дуглас невозмутимо произнес:
— Вы едете с нами в наш городской дом. Вы больны, это очевидно, а моя сестра не желает выходить замуж за человека, который стоит на краю могилы.
— Значит, вы и впрямь приходили, — сказал он, глядя на Синджен.
— Да, и теперь все будет хорошо. Я буду очень заботливо за тобой ухаживать.
— Черт побери, я вовсе не болен, я просто устал. Вы делаете из мухи слона, и вообще, оставьте меня в покое.
— Помолчите, — оборвал его Дуглас.
И Колин, поскольку чувствовал себя хуже, чем изголодавшаяся уличная дворняга, замолчал. Все равно он ничего не мог поделать.
— Синджен, выйди. Он голый. Ты будешь его смущать. Позови Генри и Боггса, чтобы они помогли ему одеться.
— Я могу одеться сам, — сказал Колин, и Дуглас, взглянув в его воспаленные от лихорадки глаза, не стал спорить.
Оделся он не слишком аккуратно, но достаточно быстро. Однако путь до дома Шербруков оказался сущим кошмаром. А когда Генри и Боггс повели его вверх по ступенькам широкой парадной лестницы, он лишился чувств.
И только когда Колина Кинросса уложили в постель в спальне для гостей, Дуглас обнаружил на верхней части его бедра ножевую рану в четыре дюйма длиной.
Глава 4
— Тебе надо отдохнуть, Синджен. Сейчас уже почти час ночи.
Синджен не хотелось отрывать глаз от неподвижного лица Колина, однако она заставила себя посмотреть на свою невестку.
— Я и так отдыхаю, Алике. Просто я должна быть рядом, когда он проснется. Он все время хочет пить.
Алике спокойно заметила:
— Он человек крепкий, он не умрет. Я о нем уже не беспокоюсь. Мне важно, чтобы ты не подорвала свое здоровье.
— Алике, ты мне обещаешь, что он не умрет?
— Обещаю. Он дышит уже не так тяжело, как прежде, я это ясно слышу. Доктор сказал, что он поправится. И уверяю тебя — так оно и будет.
— И все-таки мне не хочется оставлять его. Ему снились жуткие кошмары.
Алике сунула в руку Синджен чашку чаю и присела рядом.
— Какие кошмары?
— Трудно сказать. Во сне он словно чем-то напуган и озадачен. Но боится он чего-то реального или же это просто порождение лихорадки, я не знаю.
