было обжечь, то не осталось бы от нее и пепла!
— Межовые губы, — прищурился, прихватывая ее за подбородок и поводя большим пальцем по нижней. — Оближи, — легонько надавливая. — И в глаза мне смотреть!
Забава вся задрожала, но ослушаться не могла.
Лицо князя, будто лик самого Сварога, манило и любоваться им, и трепетать от ужаса. А его голос… будто сталь, обернутая бархатом.
Кончик языка коснулся шероховатой подушечки. Задыхаясь от теснившихся в груди чувств, она ласкала мужчину, а Властимир не мигая рассматривал ее.
И от этого внизу живота сладко немело. Видеть столь сильную жажду оказалось… приятно. Немножечко.
Князь же глубоко втянул воздух и, перехватив ее руку, потянул вниз. Вновь уложил на отвердевшую плоть.
— Всю ночь со мной будешь, — прохрипел жарко.
И вновь поцеловал.
В себя Забава приходила трудно.
Не из-за ломоты в теле — ее-то как раз вытерпеть можно. А вот воспоминания… Ох, лучше бы князь ею в первый вечер насытился.
Сейчас она согласна была вытерпеть что угодно и даже подумывала, а не легче ли обошлось бы с Бокшей? Потому что девицы быстро надоедали кмету. А Властимир…
«Завтра снова придёшь!»
Забава даже вздрогнула, пряча лицо в подушках.
Князь оказался неутомим! Трогал всюду, мял, тискал… и заставлял ласкать его.
К концу Забаве казалось, что она уже не на этом свете, а на том. Губы болели от беспрестанных поцелуев, кожа расцвела красными пятнами, грудь — метками укусов. Властимир будто хотел заклеймить ее!
И не только прикосновениями… Забава тихонько застонала, вспоминая ощущение теплых капель, бегущих по шее и лицу.
Князь высился над ней, как гора, а она в это время стояла на коленях.
Но горше всего было понимать, что в тот момент Забава совсем не чувствовала себя униженной. Только уставшей и очень сонной.
Казалось, что если Властимир захочет ещё, то она сбежит в забытье.
К счастью, испятнав ее семенем в последний раз, князь велел отдыхать.
Забава толком не помнила, как выбралась из княжьих хором. На плечах почему-то оказался плащ, а рядом Ирья, которая вместо покоев для наложниц привела в отдельную горницу и заставила мыться.
Не было сил спрашивать, откуда тут появилась бадья. И к пище на столе Забава осталась равнодушна.
А вот постель стала самой желанной наградой. И крепкий глубокий сон. Как в прорубь черную нырнула.
Остаться бы там навсегда!
Но рядом уже хлопотала надзирательница.
— Вижу, что не спишь, — сварливо заметила Ирья. — Поднимайся давай, хватит сопли на кулак наматывать. Ни ты первая, ни ты последняя, кто мужика обхаживает.
Тяжело вздохнув, Забава заставила себя сесть.
Ужасно хотелось спрятать лицо за водопадом локонов, но она не стала.
— Так не должно быть! — воскликнула и сама испугалась хриплости своего голоса.
Но Ирья бровью не повела.
Важно расхаживала по горнице, то поправляя мягкие подушки, то перекладывая тарелки и меняя яства.
— Блаженная ты! Ещё и нежная слишком… Радуйся, что не пришлось отрабатывать как надобно. Князь бывает ох как горяч…
Да она уже заметила!
Всю облапал.
— …А мать твоя что, шибко радовалась вниманию отца? — продолжила Ирья. — Подумать только — одна жена у мужчины, это ведь никакого отдыха!
— Не все женщины согласны мужа делить! Ещё… ещё и любовь есть!
Но Ирья громко расхохоталась.
— Любо-о-овь? — протянула, упирая руки в бока. — Эти сказки ты оставь для несмышленышей. Вся любовь мужчины тут, — показала меж ног. — И мы должны этим пользоваться! Сегодня опять к князю пойдешь, — понизила голос. — И после ночи не будь дурой, а намекни, дескать, тебе рядиться не во что…
Забаву так и перетрясло.
Все-то у Ирьи златом мерялось. А женщина вдруг вздохнула и, подойдя к постели, села рядышком.
— …Однажды я была такая, как ты, — заглянула в глаза. — Думала, любовь у нас с Тюшей… ох! Нерушимая, вечная. Как однажды у Сварога с Ладой…
В груди противно заныло. Рассказ этот будет недобрым!
— …Но, как и у богов, она закончилась худо. Меня продали, будто кобылу на ярмарке. Отдали в княжий терем для развлечения стражи… — в темных глазах сверкнуло что-то еще, очень нехорошее. — Думала, руки на себя наложу. И стыдно было, и гадко, и больно… А потом решила — нет! Назло всем выживу. И вот, — развела руками, — теперь сама себе госпожа. Любого мужчину выбрать могу, если захочется. Потому как золота у меня довольно. И только оно сделает женщину счастливой, а никакая не любовь. Все одно мужики наших чувств не ценят…
Пусть так.
Но она не станет ничего просить у князя! Однажды уедет из Сварг-града и выкинет случившееся из помыслов. Замуж не выйдет — незачем. Жизнь свою положит, только бы сестрам помочь.
И вместо украшений попросит послать им весточку. Ирья сама говорила, что в такой безделице князь не отказывает.
— А сегодня тебе работать не велено, — продолжила женщина. — Отдохни перед будущей ночью.
— Я не хочу.
— А ну цыц! Что князь приказывает, то выполняй. Хватит уже кобениться. И так весь терем гудит после твоей выходки.
— Какой?
— С лютоволком, глупая! Ох и навела ты шороху! Особенно волхв бесился. А теперь идём, отведу тебя в купальни…
Но едва Забава успела вымыться и сменить женский поясок, как в дверь забарабанили.
— Отворяй, Ирья! — зычный голос Ждана ни с кем нельзя было спутать. — Князь к себе требует. И тебя, и Забаву.
Женщина охнула. На тонком лице мелькнул страх и так же быстро пропал.
— Что случилось, Ждан?
— Да гости у нас… Лохматые.
Что?!
А Ирья снова разохалась и, подхватив парчовые юбки, бросилась отворять дверь.
* * *
Властимир
Выглядела девчонка бледно. Кожа будто молоко, под глазами залегли тени, и только губы алым горят.
Властимир знал почему так. И жаждал повторить снова.
Прошедшая ночь до сей поры мерещилась наваждением. Забава ничего не умела! И все равно была лучше, чем любая даже самая опытная наложница.
Все утро он то и дело вспоминал о светлокосой. Представлял, как вновь сожмет в объятьях податливый стан, насладится шелком кожи и робкой лаской нежного язычка. И сам на себя злился.
Уже хотел было позвать другую наложницу, чтобы голову в порядок привести. Но опять его чаянья кувырком! Лютоволк объявился!
— Вернулся друг твой разлюбезный, — проговорил вместо приветствия. — Сидит вон за стеной. Воет.
Девка глупо захлопала ресницами. При таком цвете локонов они были на редкость темны, как и брови. Необычно!
— В-воет? — шепнула, боязливо посматривая по сторонам.
И ответом ей стало далёкое «у-у-у»!
Знать, находившаяся тут же, зашептались.
— Это она все!
— Беду
