Глава 12. Отчего так сердце волнуется
— Здравствуй! Здравствуй, лю… Люди, людей много сегодня. Давай сядем вот за тем столиком.
Все это я успеваю произнести, пока отходим с ней от кассы столовой с подносами. А ведь эта кассирша прислушалась! И та, на раздаче, вылупилась и смотрит! Вот же! Это действительно так? Или мне только кажется? Я волнуюсь и вдвойне. И потом от того, что все ночь только и думала о ней и этом противном разговоре, допросе.
— Ты, как? Все в порядке. — Это она мне. Протягивает руку, а я не беру, оглядываюсь. Мне опять кажется, что за нами все время следят и на раздаче и за столиками. Вот же!
— Что-то случилось? Что я тобой? Ты чего? — Спрашивает Валя тревожно. И сама убрала руку со стола.
Я молчу, глянула на нее и еще тревожней на душе. А если я спрошу и услышу? То, что тогда? Тогда катастрофа! А как же я? Что я буду без нее? Я впервые представила, что могу ее потерять и от того все никак не могу начать, спросить ее. А мне надо! Мне просто необходимо расспросить ее о нем. И я, поперхнувшись, говорю, так и не решаясь ее спросить.
— Ешь, давай! А то остынет.
Она, как назло, ест с аппетитом, а у меня ком в горле и я уже не могу, не то, что есть, а вообще. У меня все из рук валится, и на глазах наворачиваются слезы. Чтобы не выдать себя я наклоняюсь над тарелкой, подношу ложку ко рту, но слезы предательски капают. Кап, кап. Прямо в тарелку. Кап, кап. Только бы она не заметила, только бы сейчас не спросила? Я борюсь, но все никак не могу остановить, подавить эти предательские слезы. Наконец, вздохнув, я спрашиваю, не подняв головы и уткнувшись в тарелку.
— Тебе хорошо с ним? Ты, его любишь?
Не вижу ее лица. Но ложка в ее руке замерла. Она не дрогнула, а просто зависла на полпути от тарелки к ее рту. Ее рту, что меня целовал, что еще, может сделать такое, и чего я все жду от нее. А оказывается мне не ждать? Не ждать ее губ? Не ждать ее ласки и рук? Мне теперь не достанется этой близости и желания. Она его разделяет с ним! А может не только с ним? А с тем, отцом Танькиным? Это что? Что? Этого не было? Да, что это я? Ведь она не моя! Она ничего не видит! Она …, она…
Вскочила из-за стола и, не оглядываясь на улицу. Выскочила и только сейчас вздохнула полной грудью. Не оглядываясь быстро пошла и тут же за угол. И потом, быстро, быстро домой, срываясь на легкие пробежки. Бегу, мчусь, а по щекам слезы!
Опомнилась уже дома. Все на службе и мне надо ехать на тренировку, но я не могу. Не хочу! Ничего не буду делать. Все! Вот так. Завалюсь на диван и буду лежать. Пока не высохнут слезы. Лежу и думаю. А что тут думать? Все ясно! Раз она не ответила, а затянула с ответом, то все это правда! Она с ним. Еще бы! Старшина и офицер, летчик. Нет, не летчик, штурман, по-моему. Ничего себе! Хорошая партия! Так! Ясно. А что же я? Как быть мне? Что опять на себя ручки накладывать? Это сейчас! Это мы можем. А если? Если не так! А вот сейчас взять и дать согласие на сборы. А, что? Это выход, идея. Я на две недели уеду, а там все успокоится. А как же ручки? А что, они разве не со мной поедут?
На автостанцию прибегаю уже перед самой отправкой. Водитель с кондукторшей стоят и болтают. Докуривают. И как только я подхожу, кондукторша мне.
— Эй! Красавица, спортсменка. Это не тебя тут минут пять назад все девица какая-то военная бегала и звала? Ты Алла? Ну, так вот она тебе сказала передать…
— Давай садись! — Грубо прерывает ее водитель. — Развели здесь антимонию, понимаешь! Дом свиданий устроили, бл…!
— Колька! Да, что ты за человек такой! Правильно о тебе говорят, что ты всегда и во всем только грязь ищешь! Что тут такого, что мне трудно девочке передать?
— Да, где ты тут девочек видишь? Да они же с этой, с военной, знаешь, как зажимались да обнимались, бл…
— Да брось ты, Колька! Как тебе не стыдно? Хватит, ну хватит, же! Давай, поехали, время! Садись, я по пути тебе скажу. Поехали! А на него ты не обижайся, он у нас чокнутый.
На тренировке недолго, получила справку для школы и адрес, заверенный спорт комитетом. Красивое такое письмо. Что мол, ваша дочь и все такое. Приятное письмецо. Это для того, что бы родители детей своих отпустили с учебы. Все — таки сборы на две недели! И благодарность, за хорошего и крепкого, ребенка, за правильное воспитание. Мать это любит. Считает себя великим воспитателем. Только вот в чем это проявляется? В том, что всегда так официально и жестко со мной. Будто с солдаткой, какой. Видно сказывается то, что сама, в свое время, тоже из тех же вольнонаемных да замуж, за отца, молодого и красивого офицера выскочила. Интересно бы было узнать, как она до него, тоже наверняка вышивала? Теперь-то я знаю, что все они тут не ангелы и все бабы только и выскочить замуж норовят. Потому и в армию, вернее в морскую авиацию тащатся. А, что? Мужиков много, хоть отбавляй. И форма красивая и угол и крыша над головой. Ну, и само собой, деньги, разумеется. И не малые. И потом! Какой дома переполох всегда, когда под ручку, да на родину, в любимую деревню. Да с дочкой и мужем. И обязательно по форме. А? Ну, что? За всем этим, я что-то чувств не очень-то вижу. Попахивает это как-то плохо. Это у нее выгодной партией называется! Этого она мне пророчит и хочет? Ошибается!
Вечером еду одна. Опять сзади, на нашем сидении. Не хочу, но все время мне лезут в голову воспоминания. О ней, о том, как мы с ней ехали, как она и я замирали в немом восторге от соприкосновений, касаний ног, а затем и рук. Ой, ой, ой! Размечталась. Оглянулась. После поселка только я и два человека едут до конца. Бабушка и офицер какой-то. Спиной сидит. Я его и не знаю вроде. Глянула вперед, и увидела в зеркале рожу нахальную. Того самого водителя, что утром оскорблял и потом пару раз на нас с Валей пялился. Сволочь! Вот же гад! Пялится все время и морда у него такая противная. Я села и уже в автобусе терпела. Мне все сильнее хотелось по маленькому. Ну, вот. Приехали. Я выскочила и в темноту, за угол. Присела и с облегчением слышу, как из меня с шумом хлещет водичка. Как из перегретого моторчика. Усмехнулась удачному сравнению.
Потом. Раз! Страшный, беспощадный удар ногой, опрокидывает меня. Удар прямо в лицо. В глазах светлые пятна, чуть ли не искры. Я отлетаю и валюсь с трусами растянутыми на коленках. Потом тяжелое тело наваливается на меня, больно придавливая, к камням и веткам и я в испуге хочу, крикнуть, но слышу.
— Молчи, сука, а то порежу! — И в лицо, неприятный, прокуренный запах изо рта, а руки крепко стискивают запястья, в ноги лезут и больно надавливают острые колени. Пытаясь раздвинуть, но мне на помощь пришли трусы и я его сдерживаю.
— Пикнешь! Матку вырежу, на …!
Я мгновенно реагирую. Еще не остыла, как следует от тренировки и тело послушно. Оно сильное, как никогда. Еще бы, я ведь без пяти минут мастер спорта!
