Нет, вот это нечто, перепачканное слезами и соплями, вызывало в нём только жалость и брезгливость.
— Ты завтра уедешь. А как же я?
— Ну Ленок, ты же знаешь, родители так решили. Я обязательно с ними поговорю, и тогда вернусь за тобой, ладно?
— За нами, — то ли поправляет, то ли спрашивает она, опуская взгляд на торчащий живот, и он кривится в наигранной улыбке.
— Конечно. За вами. А пока я буду писать тебе. Каждую неделю. Обещаю. Будешь ждать?
— Буду, — её громкий всхлип совпадает со звуками чьих-то голосов неподалёку, и он быстро отскакивает от неё, воровато озирается по сторонам.
— Жди, — бросает ей напоследок, бросает на неё последний взгляд и выбрасывает в первую же попавшуюся на пути к дому мусорку чахлые зачатки собственного чувства вины.
Нет больше его девочки-мечты.
…
— Андрей? — она раздражающе упирается ладонями в его плечи, пытаясь привлечь к себе внимание и мешая сосредоточиться на только начавшейся игре. Если это попытка вот так топорно изобразить страх и сопротивление его настойчивости, то девчонка всерьёз рискует через пару минут оказаться вышвырнутой на улицу прямо в этих блядских нитках-трусах.
— Чего? — грубо рычит, отрываясь от её шеи и широко раздувая ноздри от злости.
— Тебе там звонят, — облизывает губы и кивает в сторону свалившегося на пол телефона, назойливо вибрирующего и заливающегося весёлой трелью, еле различимой на фоне включённой им музыки.
— Да похуй, — хмыкает он, сильно сжимает её бедро и ведёт пальцами по промежности, склоняясь губами над красиво торчащей вверх грудью.
— Тебе лучше ответить.
— Чё блять? — вскидывается он, услышав подозрительно настойчивый и, что более важно, внезапно пронизанный ледяным спокойствием тон её голоса. Смотрит на неё с яростным прищуром, от которого даже некоторые мужики ссались в штаны, хватает за запястья и рывком швыряет с дивана на пол, воздержавшись от смачного пинка по рёбрам только лишь потому, что спешит взять этот хуев телефон. — Алло!
— Некрасивое у вас поведение, Андрей Леонидович, — замечает незнакомый ему высокий мужской голос и начинает посмеиваться над тем, как он растерянно оглядывается по сторонам в поисках камеры. — Вы их не найдёте, можете себя не утруждать.
— Ты кто такой? Думаешь, тебе это просто с рук сойдёт?
— Признаю, мы как-то неправильно начали наш разговор, Андрей Леонидович. Разрешите представиться: Разумовский Даниил Александрович, заместитель начальника следственного департамента МВД по расследованию организованной преступной деятельности. Вы обвиняетесь в многократных хищениях денежных средств в особо крупном размере, участии в организации убийства Морозовой Ларисы Ивановны, в непосредственном убийстве Соколовой Ксении Владимировны, а так же в участии в преступном сообществе, согласно статьям УК РФ номер сто пятьдесят восемь пункт четыре, статье сто пять пункт один и два, и статье…
— Да пошёл ты, — смеётся он, прерывая сухое зачитывание законов, не имеющих к нему никакого отношения.
Он — сам себе закон, судья, палач. Он — на голову выше всего сброда, кто живёт согласно этим сраным пунктам и правилам.
— Зря вы так, Андрей… — ему становится слишком скучно слушать этот бред, и телефон со сброшенным звонком летит на диван, а его взгляд насмешливо провожает стремительно ускользающую прочь из квартиры девушку, уже успевшую натянуть на себя платье. — Тебе пизда, Настенька! — кричит ей вдогонку, хохоча, — ты ещё поймёшь, что выбрала не ту сторону. Играть надо за сильных!
Со злости пинает ногой стеклянный стол, который пафосная дизайнер, работавшая над обстановкой этой квартиры, заказывала напрямую из какой-то семейной мастерской в Италии. На этом же столе он и выебал её, в качестве прекрасного бонуса за проделанную работу.
Опускается на диван, встряхивает внезапно закружившийся головой и несколько раз моргает, отгоняя поплывшие перед глазами тёмные пятна. В мыслях мелькает воспоминание о том, что он брал у свалившей тёлки какие-то таблетки, но о них как-то быстро получается забыть. Пожалуй, единственное, о чём он по-настоящему беспокоится сейчас, это о собственном неудовлетворённом желании и ощущении, что эта шваль сама его поимела.
— Играть надо за сильных… — повторяет ещё раз, откидывается на спинку дивана с запрокинутыми за голову руками, с самоуверенной улыбкой разглядывает оказавшуюся как раз напротив шикарную арку, отделанную мрамором и окантовкой с настоящей позолотой. На стенах — картины Поллока, одну из которых уже больше пяти лет ищут по всему миру, чтобы вернуть в Нью-Йоркский музей современного искусства. На одной из полок — спиленный рог лично убитого им на сафари носорога.
Он — сильный. Он имеет ту власть, о которой миллиарды людей грезят во сне и наяву.
Телефон снова звонит, но на этот раз на экране светится знакомое уже имя. Ибрагим — самый верный помощник и надёжный товарищ, всегда выручавший его в тяжёлые времена. Тот, кто закроет своей грудью от пули, доставит прямо в постель отличную девочку, подчистит все следы мимолётных ошибок, будь то блевотина по всему дому после откровенно паршивой вечеринки или пятна чужой крови в холле.
— Да, Ибрагим! Мне тут звонило какое-то хуйло…
— Андрей Леонидович, у нас проблемы. В офисах обыск.
— Вот как… — тянет он задумчиво и начинает хохотать, стараясь специально для тех отчаянных камикадзе, кто может сейчас наблюдать за ним. Если кто-то действительно непонятным образом смог установить камеры в его квартире.
Если кто-то смог решиться на такое.
— Пусть ищут, не надо им мешать, — отсмеявшись, говорит он снисходительно и закидывает ногу на ногу. — Всё равно ничего не найдут.
— В вашей компании тоже обыски, они забирают все документы из бухгалтерии. У Байрамовых извлекают все записи с камер. Что нам делать, Андрей Леонидович?
— Ты, блять, глухой? — он кривится от злости, еле поддерживая хоть видимость спокойствия. — Я же сказал: не мешайте им. Что бы они не пытались сделать, им же будет хуже.
— Понял вас.
Ибрагим отключается, а он ещё какое-то время продолжает прижимать телефон к уху, задумываясь над следующим своим ходом. Нет, это всё так же забавно и нелепо: кто бы не решил встать у него (у них!) на пути, это будет лишь попыткой жалкого человечешки остановить своим телом несущийся на всех парах поезд. Но как же злили эти частые и настырные попытки каких-то самоуверенных выскочек навести порядок.
Порядок для них — это уравнять всех друг с другом, приблизиться к той самой мифической демократии и свободе, о которых так любят рассуждать неудачники, не способные или не умеющие стоять у власти.
Равенство? Какое, нахуй, может быть равенство в этом мире, безусловно подчиняющемся лишь одному закону — эволюции. Выживает сильнейший. Самый быстрый, самый ловкий, самый хитрый. Остальные буду подыхать, будут становиться мясом для тех, кто стоит выше их в пищевой цепи.
Пугливые и тупые антилопы никогда не станут равны с уверенными и смелыми львами, и никто не берётся с этим спорить. С чего же думать, будто у людей всё иначе?
Следующий звонок иерихонской трубой раздаётся прямо у него над ухом, вынуждая вздрогнуть и громко выругаться. Снова этот неизвестный номер.
— Андрей Леонидович, ну что же вы, — цокает языком мужчина, своей откровенной насмешкой всё глубже вырывая себе могилу. — Хуйло… Я же вроде представился: Разумовский Даниил Александрович, заместитель начальника…
— Послушай меня, мальчик. Меньше пизди и ищи то, что пытаешься найти, пока тебе не прищемили хвост вместе с яйцами. Ты зря тратишь моё время и напрягаешь людей, которые всё равно не найдут против меня ровным счётом ни-че-го.
— Вас, вероятно, ввели в заблуждение, гражданин Войцеховский. Все необходимые доказательства вашей вины уже у нас на руках. А обыски — лишь попытка обнаружить следы ваших подельников, если вы вдруг решите проявить благородство и откажетесь помогать следствию.
— Отличная попытка, — он качает головой и широко улыбается столь поразительной самоуверенности этого засранца, совсем молодого, судя по голосу. — Больше не беспокойте меня вашими фантазиями.
