Мои руки больно дергают его за волосы, пока его язык таранит мой рот. Чувствую себя одурманенной, но это не имеет ничего общего с выпитой ранее текилой. Он просто разбудил что-то, что жило глубоко внутри меня. Что-то, о существовании чего я никогда не подозревала. Его руки на моем теле оскверняют те места, которых раньше никто не касался. Лапают мою грудь, повторяя изгибы моей талии, гладят меня по ягодицам, стараясь насадить на эрекцию. О боже, как же это приятно. Почему мне так хорошо? Я совершенно недооценила силу химической реакции, возникшей между нами. Больше не могу мыслить здраво. Господи, помоги мне, я хочу его прямо сейчас.
Что он со мной делает?
Он шлепает меня по внутренней стороне бедра, и я тут же раздвигаю для него ноги шире. Его большая ладонь накрывает меня через тоненькую преграду моих тонгов и ласкает там, создавая трение, которое, я уверена, подожжет меня. Безумная потребность освободиться нарастает глубоко внутри меня и вырывается наружу низким горловым стоном. Это пугает меня до чертиков.
Господи, какого черта я тут делаю?
Это все, что он должен сделать, чтобы я изменила о нем свое мнение? Прикоснуться ко мне вот так? Я потеряла контроль. Не узнаю этих желаний, пронизывающих мое тело. Потребность быть желанной. Быть нужной. Быть слабой перед кем-то. Это пугает меня больше, чем осознания того, что за человек сейчас передо мной и чем он занимается. Я хочу… Боже, я не знаю, чего я хочу.
Инстинктивно я подношу руку к его руке и делаю то, чего никогда не делала.
Похлопываю сдаваясь.
Узнав жест, он отпрянул и с диким блеском в глазах смотрит на меня в недоумении.
В замешательстве от того, что тоже явно не понимает, что происходит между нами. Кроу отпускает меня и становится жестким, в то время как я словно пьяная отшатываюсь назад, пытаясь поправить на себе те остатки одежды, что пока еще есть на мне.
— Так, что? — пищу я. — Я доказала тебе, что я сама по себе?
Он отводит глаза и встает, потирая ладонью затылок. Его голос грубый и хриплый и из-за этого, когда он произносит слова, мне еще сложнее сосредоточиться на том, что он говорит.
— На разогреве.
— Что?
— Ты можешь выступать на разогреве, — повторяет он. — Открывать шоу. Две песни, без раздевания.
Я не знаю, что делать с его странными условиями, но на самом деле это лучше, чем все, о чем я могла бы у него попросить. Тем не менее, мне нужно продолжать притворяться, что я здесь из-за денег. Поэтому я скрещиваю руки на груди и смотрю на него с нескрываемым разочарованием.
— Как прикажешь выживать на две песни за ночь?
— Парни здесь дают хорошие чаевые, Мак. Это не стрип-клуб, если ты не заметила.
Провожу пальцами по губам, вновь привлекая к ним его внимание, пока претворяюсь, что спорю.
— А как насчет раскручивания клиентов на выпивку? Этого тоже не будет, учитывая, что я танцую всего по две песни за вечер?
Он кивает.
— Никакого раскручивания на выпивку. Никаких приватных танцев. Таковы мои условия, принимай или уходи.
— Думала, что уже говорила, я не играю по правилам, — продолжаю спорить с ним.
— Ты ошибаешься, — говорит он мне. — Ты ворвалась в мой мир непрошеной гостьей. Так что теперь будешь играть по правилам, Бабочка. Будешь играть по моим и только моим правилам.
Та толика самоконтроля, которую он потерял мгновения назад, теперь вернулась к нему в полной мере.
— Как скажешь, Лак.
Он приподнимает бровь, и его губы дергаются в ухмылке.
— Думаю, мы с тобой отлично поладим, милая.
ГЛАВА 6
ЛАКЛЭН
— Перестань выпендриваться и ударь меня.
Ронан фокусирует свой взгляд на мне и ведет плечами. С закатанными рукавами и в своей белоснежной рубашке он похож на человека, собирающегося отправиться на какую-то деловую встречу. И эти очки. Дело не в том, что он не понимает, такие вещи не надевают в спортзал, просто ему в них удобно. Так было еще с юности, с тех самых пор, когда он переехал жить ко мне. Моя мать выдала ему пару джинсов и рубашку, и он тупо смотрел на них весь день. А потом просто заявил, что больше не желает так одеваться.
Так что сделала мамуля? Только представьте себе, она села и сшила ему костюм. В тринадцать лет он разгуливал в нем по нашему району. Он уже тогда был смертельно опасен, но дети этого не знали. В то время они изрядно шпыняли его, потому что он был эдаким тощим пареньком. Думаю, костюм повысил его самооценку, поэтому я ничего ему о нем не говорил. Затем, знаете ли, он начал заниматься боксом вместе со мной. Накачался, окреп, и больше не было желающих парить ему мозг. Несмотря на это, он все еще продолжает носить чертовы костюмы.
А теперь мы здесь, спустя все эти годы, и он не решается ударить меня по лицу. Мой лучший друг может голыми руками уложить человека шестью разными способами, если это, конечно, не я. Его преданность мне всегда ему мешает, но он сделает это. Это приказ, а когда я отдаю приказ, Ронан выполняет его. У него это хорошо получается. Больше ничего не нужно. Просто чтобы его оставили в покое и дали возможность следовать указаниям сверху.
— Ты боишься драться со всемогущим Лаклэном Кроу? — Имитирует наши акценты Шон, как настоящий придурок. Он родился и вырос здесь, и это единственная вещь, которая отличает его от остальных.
— Дайте мне попробовать. Всегда к вашим услугам.
— Не собираюсь драться с тобой, Шон, — говорю ему.
— Почему нет? Думал, что ты лучший. По крайней мере, так говорят.
Не люблю заставлять Ронана. Он соглашается с какими-то вещами, но в свое время и по причинам, которые известны ему одному. Но в данном случае, я буду рад сделать исключение, если он так и не соберется. Шона это всегда бесит. Будто недостаточно того, что он уложил в свою койку двух моих женщин у меня за спиной. Теперь он хочет поиметь меня прямо в лицо.
— Парни только об этом и твердят, — говорит Шон. — А ты, тем не менее, не будешь сражаться в подполье. Почему так, Лаклэн? Думаешь, ты слишком хорош для этого?
— Отвали, Шон, — ворчит Ронан.
— Ну, ты ведь не будешь с ним драться, так что позволь уж мне. Мы равные соперники. На самом деле, я бы сказал, что Лаклэн тяжелее меня на каких-то шесть с половиной киллограм. Так что у него уже есть преимущество.
Не такой уж и малозначительный подвиг заставить этого мудака заткнуться. Он вбил себе в голову, что хочет драться со мной, но я бы уничтожил его. Найл бы не простил мне этого. Он ожидает от меня большего. Так что эта марионетка может крутить свою шарманку хоть весь день, этому все равно не бывать.
Ронан, наконец, берет себя в руки и направляется ко мне. Он нарушает мое личное пространство, но я продолжаю держать оборону. Глазами он ищет мой взгляд, оценивая мои слабые стороны, и пытаясь предугадать мой следующий шаг. Он наступает на меня, прикладывая вполне очевидным и жестким правым хуком. Не пытаюсь уклониться. Он бьет меня в челюсть с услаждающим слух треском, а моя голова, подергиваясь, отклоняется влево.
— Ты рехнулся, Кроу. — Ронан срывает перчатки и бросает их на пол, как обиженный ребенок. — На этом закончили.
Пожимая плечами, и направляюсь к груше. Отработка ударов позволяет мне сохранять почву под ногами. Я пьян, поэтому боль сейчас ощущается приятно. Мой дедушка всегда говорил, что нет ничего лучше хорошего удара по голове, чтобы прочистить мозги.
Ронан продолжает ворчать, и я поднимаю глаза, чтобы понять в чем проблема. Этот мужик настолько всегда всем недоволен, что иногда можно подумать, что он чертова баба. Входит Донни, и я начинаю вторить точно таким же гортанным ворчанием. Это рефлекс. Я тоже не люблю этого придурка. У него никогда не закрывается рот, к тому же большую часть времени он скалится как полоумный. Если хотите знать мое мнение, этот парень вообще слишком много лыбится. Одной из тех мерзких ухмылок, которая говорит, что это не к добру. Я не доверяю ему, но не афиширую этого. Пока он не перейдет Найлу дорожку, он лишь мой персональный раздражитель, с которым я время от времени пересекаюсь.
