Эйрих закусил губу, вспомнив сцену в галерее.
— Если бы ты только намекнул, монсеньор Бертран!.. Если бы дал мне шанс предотвратить весь этот ужас… — юноша содрогнулся при мысли о скорченной окоченевшей фигуре рядом с мраморным саркофагом. — Но ведь молчал до последнего!..
Граф тяжело вздохнул.
— Я долго боролся, Эйвинд, можешь мне поверить! Но воля императора, и его огромная не проходящая любовь оказались сильнее моих доводов и желаний… Я просто следовал данному моему другу и повелителю слову, хотя сердце обливалось слезами при виде твоих мучений…
— Довольно об этом! — Эйрих мотнул головой, отгоняя новый приступ отчаяния и желание завалиться обратно на ложе в слезах. — Позволь мне привести себя в порядок, граф. Я приду на совет.
— Прекрасно, монсеньор де Монтель, жду тебя для оглашения тестамента и решения других срочных вопросов.
Согласно воле покойного императора Конрада, его друг возглавил совет и до возвращения и воцарения принца Теодора назначался верховным правителем и регентом империи с неограниченными полномочиями в отношении принца Манфреда, всех имперских войск, всех сословий, казны, земель и завоеванных территорий.
Высшая аристократия и члены совета приняли эту волю покойного без малейших возражений. Как ожидал регент, возражений следовало ожидать от его высочества Манфреда и его верных рыцарей.
Чтобы немного забыться, выплеснуть гнев и скорбь, и подготовиться ко встрече с врагом, Бертран де Вер и Эйвинд де Монтель по много часов проводили в фехтовальном зале и в гимнасии, как и другие рыцари, верные регенту и будущему монарху, на чье скорейшее появление очень рассчитывали, чтобы уменьшить риск вооруженного восстания в случае, если первым в столицу заявится родной брат покойного.
Однажды вечером, вернувшись к себе, Эйрих, уставший после целого дня тренировок, прилег отдохнуть, и был разбужен на закате осторожными прикосновениями чьих-то теплых рук и нежных губ, ласкающих шею прерывистым дыханием. Обернувшись, он увидел знакомое лицо юного аристократа Марио, одного из пажей графа де Вера.
— Хм… твой господин решил позаботиться и о моем досуге?.. — спросонья Эйрих не успел возмутиться, но легкое смущение все же присутствовало в его сознании.
— Монсеньор граф не против? — юноша потянулся к нему и поцеловал в губы, попутно развязывая мягкий халат графа и запуская ладони внутрь. От прикосновения нежных губ и умелых рук к своему обнаженному телу, Эйрих сначала замер. Прикрыв глаза ресницами, он настороженно следил за тем, как темная кудрявая макушка спускается все ниже по его пробуждающемуся телу, потом откинул голову и судорожно выгнулся навстречу мягким губам, обхватившим его естество тугим, горячим кольцом. Конец его невинности ознаменовался взрывом эмоций, кипением крови и мощным выплеском любовной влаги. Глядя, как Марио стирает густые белые капли его семени со своего лица и жадно облизывает ладонь, Эйрих откинул в сторону халат и рывком притянул юношу к себе, благодарно и страстно целуя в приоткрытые губы, хранящие его запах и вкус. Все для него было внове, но молодой граф уверенно перевернул Марио на живот и прошелся дорожкой поцелуев по смуглым плечам и выступающим косточкам позвонков, сжал ладонями гладкие полушария, массируя и разогревая, заставляя юношу нетерпеливо постанывать и прикусывать ткань подушки. Он наслушался достаточно откровений южан, и знал, чем заменить отсутствующее под рукой масло — смазав себя слюной, он погрузился в узкую, пульсирующую от вожделения щель. Сама природа подсказала ритм движений, вскоре приведших к новому, общему для двоих пику наслаждения.
— Спасибо, милый, — Эйрих шепнул на ухо распростертому без сил Марио и поцеловал его во влажный от пота висок.
— Мне прийти завтра, монсеньор?..
— Да, — Эйрих улыбнулся в темные кудри, мысленно представляя себе, как отблагодарит графа де Вера — он давно обещал монсеньору другу и покровителю совместную охоту вне пределов замка.
Подстрелив из арбалета пару гусей и косулю, регент отправил добычу с егерями и рабами на кухню, а сам предложил Эйриху верховую прогулку в объезд замка. Некоторое время спутники молча ехали рядом, касаясь головами густых, нависающих над тропинкой ветвей со свежей листвой. Потом обсудили надежность укреплений нижнего яруса крепостных стен в случае вооруженного нападения сторонников принца Манфреда. К удивлению графа де Вера юный дан высказывал весьма точные и емкие замечания, свидетельствующие о серьезной военной подготовке. Эйрих отшучивался: «На моей далекой родине всем мальчикам с раннего детства вбивают эту науку вместе с тумаками наставников, подзатыльниками, и прочими нежностями!»
— Да уж, наслышан! — регент натянул поводья, придерживая своего скакуна и преграждая Эйриху дорогу. — Давно хотел спросить тебя… — граф склонился в седле, кончиками пальцев касаясь щеки юноши. — Откуда эти шрамы, навсегда придавшие прекрасному лицу улыбку сфинкса?..
Эйрих опустил глаза, стараясь унять внезапное сердцебиение. Ночь, проведенная с Марио, сотворила с ним что-то невероятное — кожа стала чувствительней во сто крат, и от легчайшего прикосновения вспыхнула пожаром, а по всему телу прошла волна озноба.
— Это старая история, и не слишком веселая, чтобы ее вспоминать, монсеньор Бертран…
— Просто Бертран, — ладонь мужчины более уверенно погладила горящую щеку юного графа, скользнула в густые волосы, отливающие серебром. — Настало время сбросить маску и рассказать о прошлом, сколь бы печальным оно ни было — не находишь?..
— Не знаю… — Эйрих покачал головой, теребя поводья собственной лошади и заставляя ее стоять спокойно.
— Я не достоин твоего доверия, Эйвинд? — крепкая рука твердо ухватила его за подбородок и вскинула лицо юноши к свету. Взгляд горящих черных глаз регента впился в самую душу:
— Неужели не видишь, что я схожу с ума при виде тебя?! Неужели не понимаешь, что наши судьбы, возможно — надолго… связаны самой судьбой?! Эйвинд, будь же милосердным, подари мне хотя бы тень надежды!
— Бертран, я готов на многое ради дружбы такого человека, как ты, но не проси рассказать о том, что я стараюсь вычеркнуть из памяти! — вздохнул молодой человек. — Возможно, позже…
— Если у нас будет это «позже», — в свою очередь вздохнул граф де Вер, привлекая Эйриха к себе для долгого поцелуя, — но я буду молить богов, чтобы было!
Юный граф, ошеломленный прозвучавшим признанием и новыми волнующими ощущениями, которых и ждал и страшился, все же нашел силы вынырнуть из расслабляющей неги ласк, которыми осыпал его страстный любовник, уложивший его на дерновую поляну, прогретую солнцем, и обнажающий его тело под градом поцелуев.
