Августа неспешно, и в то же время сноровисто расстегнула бывшую на ней кофточку, одним резким движением сбросила ее с плеч. Затем расстегнула и скинула лифчик. Перед глазами Прохора Михайловича трепетно всколыхнулись ее не очень большие, но идеально очерченные груди, ошеломляющие своей упругостью и такой живой, такой ясно ощутимой силой.У Прохора Михайловича все поплыло перед глазами, он попытался приподняться на кровати, но – не смог! Так и взирал на нее снизу вверх, как изнуренный путник взирает на неприступную горную вершину.
Августа плавным движением руки вынула заколку, скрепляющую прическу, и бурные волны густых, блестящих, темно-каштановых волос ее устремились вниз по ее гибкой белой шее, по сияющим плечам; они каскадами упали на груди, пленительно скрывая их в своих дремучих зарослях… Затем она расстегнула пальцем свою черную длинную юбку… Одно резкое движение крутых беломраморных бедер, и кусок черной ткани, плавно скользнув по ее ногам, сполз прямиком на пол с легким чарующим шелестом. Рядом на спинку стула упали трусики и повисли на ней, игриво покачиваясь прямо перед лицом фотографа.
- Ну? – Августа улыбнулась Прохору совершенно необычной, явно вакхической улыбкой. – А ты будешь раздеваться? Или твоя одежка с кожей срослась?
- Августа… - едва слышно пролепетал Прохор Михайлович. – Боже мой… что же мне делать… Августа…
- Что делать? – Августа расхохоталась ему в лицо. – Очнись, Прохор! Что ему делать… Ты никогда голой бабы не видел, что ли?
- Такой, как ты – нет… - вожделенно прошептал Прохор Михайлович. – Никогда…
- Я знаю, - Августа улыбнулась ему призывной улыбкой. – И не увидишь.
- Августа… но ведь ты знаешь, что я… что я…
- Знаю, Проша, знаю… Свою мужскую силу ты уже давно отдал родине! Ну что ж тут поделаешь! А французы говорят так: мужчина остается мужчиной, пока у него есть руки и язык! Понятно? Так что доставай свой язык, Прохор…
Между тем Прохор Михайлович торопливо скидывал с себя одежду, о чем всего пару минут назад и помыслить не мог! Августа опрокинула его на спину, и он упал ничком на кровать. Женщина уселась сверху – без малейших колебаний, совсем по-хозяйски, но и без какой-либо суетливости. Взгромоздившись ему на грудь, Августа со снисходительной улыбкой смотрела на него сверху вниз, наблюдая, как его растерянное лицо мотается влево-вправо между ее мощными белокожими бедрами. В свою очередь, Прохор Михайлович, совершенно вдавленный в собственную кровать всей тяжестью ее длинного, налитого зрелой силой тела, взирал на нее снизу вверх испуганно-затравленным и в то же время - сладострастным взглядом.
Он смотрел на ее склонившееся над ним лицо, на длинные волосы, спадавшие ему на плечи, как черные водопады; на выпуклые умопомрачительные груди, и ему казалось, что он грезит или бредит, и что это все происходит вовсе не с ним даже; из этого ошеломленного и зачарованного состояния его внезапно вывела сама Августа: могучим и неожиданным рывком она свела свои сильные бедра, намертво зажав между ними его голову… Прохор Михайлович только смешно всхрапнул, ибо его дыхание было перехвачено в одно мгновение!
Августа выгнулась всем телом, запрокинув голову так, что ее густые волосы оказались отброшены назад и накрыли всю ее спину;затем она резко переместилась на поверженном Прохоре таким образом, что оказалась своим лоном прямо на его лице. Прохор Михайлович не успел даже глотнуть воздуха, как она схватила его за голову и засунула ее еще глубже под себя. В его судорожно приоткрытый рот мгновенно ворвалось нечто горячее, как будто солоноватое… и он почти инстинктивно запустил в эту раскаленную пещеру свой язык, подсознательно стремясь, чтобы он проник как можно глубже! Прохор самозабвенно работал языком, и порой до его ушей, сдавленных ее бедрами, все же долетали ее громкие сладострастные стоны, наполняющие его сердце бурным ликованием…
Его язык вскоре онемел, сделавшись будто деревянным, но вот он наткнулся на твердый бугорок, провел по нему… и Августа мгновенно содрогнулась всем телом, громко вскрикнула, затрепетала, и Прохору Михайловичу почудилось, будто он одним только этим прикосновением затронул каждую ее мышцу, каждый ее нерв, каждый сантиметр ее сильного, гибкого, упруго-мощного тела!..
Мгновенно сердце его наполнила настоящая эйфория: он словно играл на этом невероятно прекрасном теле, как на волшебном музыкальном инструменте! Столь фантастичного ощущения Прохор не переживал ни разу в жизни…
Однако Августа мгновенно показала ему, кто из них исполняет ведущую партию в этом необычайном дуэте…
- Соси его… Прохор! – хрипло приказала она. – Соси, как… леденец… Ну же…
Прохор Михайлович моментально подчинился. Августа снова пронзительно и сладостно вскрикнула, затряслась всем телом, но в то же время бедра ее взяли голову Прохора в такие сокрушительно-мощные тиски, что разноцветные круги замелькали перед его глазами. Прохор хотел предостеречь ее, но это было уже невозможно: Августа не осознавала, что делает… Ее ноги продолжали сжимать голову мужчины, и Прохору казалось, будто он слышит, как лопается и расползается по швам его череп – противостоять стихийной мощи этих ног у него не было ни сил, ни воли! Он только судорожно заколотил по кровати рукой, беспомощно торчавшей из-под ее голени… с ужасом он понял, что она не слышит, не видит, не замечает подаваемых им жалких сигналов – этих безмолвных мольб о пощаде. Он только успел подумать, что если ее бурный оргазм будет продолжаться еще хотя бы пару минут, то ему неминуемо настанет конец. Прохор Михайлович уже начал терять сознание… Он чувствовал, что умирает...
Но Августа все же остановилась. Внезапно и резко – когда Прохор уже почти испустил дух. Она мгновенно выпустила из тисков его голову и сместилась назад, освободив его лицо и горло, но оседлав его трепещущую грудь. Прохор Михайлович судорожно поймал ртом живительный воздух; сгущавшаяся перед его взором глухая тьма исчезла, и он снова увидел Августу над собой – ее лицо, плечи, волосы, ее великолепные руки…
Августа затмила собой перед ним весь мир! Она в порыве сладостной неги упала на него; волны ее волос накрыли его лицо, а согнутой рукой она властно оперлась на его содрогавшуюся грудь… угасающим взором он увидел прямо перед собой ее сказочно прекрасные, бездонные глаза! Этот кошмарно-дивный сон...
А затем услышал ее голос, полный блаженства и ленивой сытости утомленной смертоносной игрой хищницы:
- Ах, как чудесно… - Августа сладко простонала, и затем стон ее плавно перешел в счастливый смех. – Так хорошо… я убью тебя, Прохор! Наверное… я все-таки тебя убью…
