— Как неуважительно с твоей стороны, малыш, надеть на первое за два месяца свидание, колготки. — Неодобрительно поцокал он языком, смотрел при этом смешливым взглядом, легко касался губами моего лица. — Нехорошо…
Рванул тонкий капрон, раздирая его вместе с бельём. Я непроизвольно вскрикнула, но Дима вовремя зажал рот ладонью: окошко в двери скрипнуло, послышалось недовольное ворчание конвоира.
— Командир, дай с женой пообщаться. — С хмельным весельем в голосе кинул ему Дима через плечо и уверенный в том, что его услышали, полностью вернул внимание мне.
Скривился и впился в мои губы, вырывая положенный поцелуй, провёл костяшками пальцев по скуле, несильно надавливая, тем самым демонстрируя, что сейчас зависит от него.
— Дима…
— Молчи! — Прервал, не позволяя сопротивляться, говорить, думать. Мне можно только принимать то, что он готов дать.
Внимательно вглядываясь в моё лицо, стянул бретельку платья, с силой стягивая ткань, прикрывающую грудь вместе с бельём, провёл большим пальцем по белоснежной коже, особенно аккуратно дотрагиваясь до соска. Сжал грудь в ладони и странно вздохнул, опустил голову, чтобы отдышаться, а потом резко её вскинул и посмотрел прямо в глаза, а в них немой вопрос. Губы недоверчиво кривятся, а рука непроизвольно тянется обратно, чтобы подтвердить подозрения и он сжимает грудь снова, а пальцы то и дело сползают к соску, вытягивая его, надавливая, он даже глаза закрыл, не желая принимать этого. Там больше ничего нет и Дима не может отдышаться, с рыком дёргает меня на себя, чтобы в следующую секунду толкнуть в стену лицом. Оттянул на себя бёдра, провёл большим пальцем, раздвигая сладки и толкнулся. Резко и глубоко.
— Молчи! — Очередной приказ, когда с моих губ сорвался стон.
Только молчать не получается, потому что сладко и горько одновременно, потому что больно, потому что здесь, потому что так…
Я даже не поняла, почему голос пропал. Просто в одну секунду вместо стона с губ сорвался хрип, дышать стало нечем, а на шее, словно тиски сомкнулись. Диме не нужно было прилагать усилий, чтобы заставить меня замолчать, стоило только лишь перекрыть дыхание, как я замолчала сама. И он лучше меня чувствовал ту грань, на которой я балансировала: темнота в глазах сменялась коротким тяжёлым вздохом, боль на кратковременную тяжесть, а хрип — на короткий, но такой значимый для нас двоих стон. Я ловила воздух ртом, ломала ногти о шершавую стену, цепляясь за неё как за спасательный круг. Держалась под его безжалостным напором из последних сил, стирая ладони в кровь, но не сдавалась. Когда толчки стали сильнее, рука, сжимающая моё горло ослабла, а Дима прижался грудью к спине, упираясь в стену своей ладонью. Просто накрыл мою, вдавливая её сильнее. И губы были так близко, что дыхание срывалось только от понимания этого.
— Молчи. Молчи. Молчи…
Продолжал судорожно шептать он, пальцы с шеи поднялись выше, ладонь больно сдавила нижнюю челюсть, заставляя открыть губы сильнее, а пальцы не ласкали, они, так же грубо как и всё, что сейчас происходит, проникли в рот, надавливая на челюсть изнутри. И эта власть доставляла ему животное удовольствие. Распять меня своим телом, уничтожить своей властью, раздавить своим желанием.
Не чувство, не любовь, даже не секс. Просто его сила против моей слабости. Его воля против моего повиновения. Его желание против моей сущности. И он упивался этим желанием, силой, властью. И тем, что я не могу сказать «нет». Не смогу, не посмею, никогда не решусь. Через год, через два, через десять лет… ничего не изменится ни для меня, ни для него. Я понимала это. Он понимал.
Дима кончил достаточно быстро, не давая мне расслабиться ни на секунду, просто двигался до тех пор, пока пик наслаждения не накрыл. После недолгой пульсации, резко вышел и тут же отошёл на несколько шагов, глядя на меня со стороны. Просто смотрел, как пышная юбка медленно опадает вниз, как я, пытаясь не издать ни звука, отдираю разодранные ладони от стены. Как переступаю через себя, чтобы не сжаться в клубок и не упасть прямо здесь, на этом грязном полу, не кричать в голос от боли и обиды. Он просто смотрел.
— Деньги принесла?
Я ошарашенно оглянулась, взглядом пытаясь найти маленькую сумку-клатч, Дима этот взгляд понял и шагнул в сторону брошенной шубки. Нажал на клапан незатейливого замка и извлёк пачку бумажных купюр, которые я предусмотрительно сняла с карты. Повернул стопку, окидывая придирчивым взглядом, посмотрел в мою сторону с прищуром.
— Помаду вытри. — Кивнул, скривившись.
Раскрыл сумочку шире и пошло улыбнулся, подцепил одним пальцем аккуратно сложенное сменное бельё, облизал губы.
— Подготовилась, значит… Ну, ну… Одевайся. — Грубо приказал и стал так, чтобы спиной прикрыть окошко наблюдения для охраны. Швырнул сумку на стол, а я не сдвинулась с места. — Хочешь предложить мне отвернуться? — Предположил насмешливо и скрестил руки на груди.
Я ни о чём не думала в эти секунды. Наверно задумайся, точно бы упала замертво от стыда. Чего-то подобного я действительно ожидала. Чего-то, но не этого. Грубо, пошло, словно и не со мной. А ещё узнала цену его словам, его любви… нашим отношениям.
Мысленно закрыв глаза, быстро переоделась, безразлично затолкнув в клатч порванное бельё, сделав несколько неровных шагов, подняла с пола шубу, тряханула, едва не выронив вновь, едва сама не упала туда, где только что лежал мех. Мысленно приказав не терять лицо, вскинула на Диму безразличный взгляд и чуть приподняла вверх брови, когда поняла, что он смотрит, не отрываясь. Протянула шубку вперёд, а он, ухмыльнувшись, подошёл и помог мне одеться.
— Губы. — Напомнил с озорным блеском в глазах. Это всего лишь маленькая игра. Такая же, как и вся наша жизнь. Игра на двоих. Игра, ценой для которой может стать свобода.
— Зеркала нет. — Пожала я плечами, протянула ему миниатюрный флакон.
Дима покрутил помаду в руках и посмотрел на меня исподлобья. Не торопился. Я поняла его и теранула по припухшим губам тыльной стороной ладони, оставляя на ней яркий след с тусклым блеском, задрала подбородок, отдавая себя в его руки. Пришлось стиснуть зубы, когда подбородок очередной раз оказался в железный тисках, глаза непроизвольно закрылись. Но уже через мгновение я почувствовала как шелковистая помада ровным слоем легла на губы, нежно, мягко, движения, словно ласкают любимую женщину. А потом едва уловимое движение по коже шеи.
— Следы останутся. — Произнёс с затаённой жалостью. Тепло его рук исчезло, а ощущение присутствия оставалось. — Переживёшь…
Отошёл Дима тихо, словно прокрался. Поставил флакон помады на стол. Я открыла глаза.
