— Я бы предпочла, чтобы мы перешли сразу к делу. Я ужасно спешу.
— Да, конечно. Дело в том, что один из пациентов, перелет которому мы назначили через четыре дня, скончался.
Я вздрагиваю. Ошарашенно смотрю на врача.
— Такое тоже случается, — с сожалением говорит он. — Мы не можем спасти всех.
Я понимаю, но все равно жутко. У Алинки, конечно, не такая болезнь, от которой умирают, не дождавшись операции, но мне не по себе такое слышать. Занимать очередь того, кого больше нет… неприятно.
— Вы можете взять нас на это место? — перехожу к делу. — Мы согласны.
— Не все так просто, — уклончиво говорит Игорь Львович. — Видите ли…
Он встает со своего кресла и подходит ко мне, опирается на стол, смотрит на меня сверху вниз, скрестив руки на груди.
— Я должен был уведомить о такой возможности не только вас. Еще нескольких пациентов. Все согласились. Теперь я должен выбрать.
— То есть еще не решено, что мы можем поехать? — потерянно переспрашиваю.
— Мне предстоит решить, понимаете? Выбрать того, кто раньше получит свою операцию.
— Понимаю, — шепчу. — Зачем вы тогда меня сюда так быстро позвали?
— Я хотел с вами поговорить, увидеться… думал, вы как-то… поспособствуете выбору.
Я непонимающе вскидываю на Игоря Львовича взгляд. Поспособствую выбору? Это что именно он имеет в виду?
Видимо, мое молчание и удивленный взгляд доктор трактует по-своему. Наклоняется ближе, касается пальцами подбородка, а затем поворачивает голову в разные стороны. Я знаю, чего он хочет. Не маленькая, не глупая, но конечно же, ничего подобного я делать не собираюсь.
Дергаю головой, освобождаюсь от его захвата. На несколько шагов отхожу от доктора, который резко становится мне неприятным.
— Вы извините, но я тут подумала — не получится у нас поехать. Дела в это время будут. Мы через месяц, как и договаривались. Точнее, уже через три недели.
— Вы точно хорошо подумали? — уточняет он. — Ничего особенного от вас ведь не требуется.
Ну, конечно! Ничего особенного! Всего лишь ноги перед ним раздвинуть! Подумаешь, делов-то! Небось, рассчитывал что я прямо здесь и сейчас трусы скину? А вот и нет! Не будет такого!
— Игорь Львович, еще раз вам повторяю, спасибо за заботу, но я вынуждена отказаться. У нас не получается.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но следующие его слова намертво прибивают меня к полу. НИ вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться не дают:
— В таком случае, вас могут и перенести. Такое бывает, когда, знаете, появляется более приоритетный пациент. Если другому операция будет показана из-за немедленной угрозы жизни, ваше место отдадут ему.
— А как же деньги? — спрашиваю пересохшими губами.
— Они никуда не денутся. Даже через год останутся на балансе. Просто ждать вам придется дольше.
— Год? — я усмехаюсь.
— Нет, что вы, но знаете…
— Все может случиться? — переспрашиваю.
— Именно! Подумайте, Варя. У вас несколько дней есть. Если надумаете, — он подходит ко мне, дает в руки визитку. — Позвоните.
Глава 21
Варя
Игорь Львовичу около сорока. Он взрослый самодостаточный мужчина. Судя по кольцу на безымянном пальце — женатый. Ума не приложу, зачем ему намекать матери пациентки на интимную близость. Деньги у него есть, он может снять себе девушку. Выбрать в век информационных технологий точно есть из чего.
— Я не позвоню.
Все и так понятно. Не собираюсь я с ним спать ради того, чтобы Алинку побыстрее прооперировали. Если начнет вставлять палки в колеса и оттягивать — поедем через другую клинику.
— Зря вы так, Варя, — хмыкает Игорь Львович.
Я впервые пытаюсь рассмотреть в нем мужчину. Осматриваю черты лица: впалые глаза, острый нос, квадратный подбородок и широкие брови с высоким лбом. В темных волосах густая прорезь седины. С его работой — не удивительно.
— Это вы зря. У вас престижная высокооплачиваемая должность, а вы размениваетесь на домогательства. Не страшно?
— Какие домогательства? — спрашивает невинным голосом. — О чем вы, Варенька?
Мне становится противно, и я толкаю дверь кабинета, вылетая из него с нервами. Даже про Ратмира забываю, сразу иду к выходу. Если доктор вздумает идти за мной, я за себя не ручаюсь. Такая злая сейчас, что убивать готова.
Ратмир нагоняет меня у машины. Я зло дергаю ручку двери, но машина-то на сигнализации, начинает верещать. Впрочем, Ратмир тут же ее отключает, а затем подходит ко мне с вопросом:
— Что случилось? Плохие новости?
Я молчу. Обхватываю себя руками. Плакать хочется. Это какая-то вселенская несправедливость! Я так рассчитывала на эту операцию! Надеялась, что уже через три недели мы полетим, а тут выясняется, что могут еще тянуть. И все потому что я перед ним ноги отказалась раздвинуть.
— Варя, — Ратмир трогает меня за плечи. — Что случилось? Что-то плохое?
Я, наконец, поднимаю на Ратмира взгляд. Он обеспокоенно всматривается в мое лицо, а я начинаю плакать. И тянусь к нему за объятиями. Утыкаюсь Ратмиру в плечо, реву, от чего его рубашка тут же становится мокрой. А еще тушь течет. Зря он надел такую светлую рубашку.
Я как-то только сейчас замечаю, что он все же сменил имидж. На нем теперь не простые джинсы, а темные, прямого классического кроя. На ногах — туфли, верх — светло-голубая рубашка. Он ведь не первый день так одевается, а я только сейчас заметила, что он изменился. Как и обещал, теперь соответствует.
— Прости, — бормочу, отстраняясь. — Я рубашку тебе намочила. И испачкала, — смотрю на разводы туши. Надеюсь, она отстирается.
— Ничего.
Ратмир не спешит меня отпускать, все еще обнимает за плечи, тянет к себе. Я поддаюсь. Сейчас мне нужна поддержка. Человек рядом, который выслушает и поймет. Впрочем, говорить я не спешу. Начинаю рассказывать только когда мы оказываемся дома. Не хотела, чтобы Ратмир шел разбираться с доктором. Это точно ни к чему. Пока это были только намеки и Игорь Львович не стал сдвигать нашу операцию дальше.
— Я должен сообщить Дамиру, — тут же говорит он и тянется к телефону.
— Подожди, — останавливаю его. — Поговори со мной еще.
Ратмир меня отвлекает от тяжелых мыслей. Когда я совсем расклеиваюсь, снова подставляет свое плечо. Рубашка-то у него все равно в моей туши и мокрых разводах. Я не знаю, сколько мы так сидим. Ратмир меня обнимает, крепко прижимая к себе, а я рассказываю ему об Алинке. О ее тяжелом диагнозе и несправедливости этого мира.
— Я поверить не могу, что такое со мной произошло, — бросаю в сердцах и поднимаюсь.
Смотрю прямо на Ратмира. Он — на меня. Затем его взгляд невольно сползает на мои губы. Кто отворачивается первым, не знаю, но я чувствую жуткое смущение и чтобы хоть как-то избавиться от этого чувства, иду на кухню. Мои щеки горят от неловкости, а в груди разливается буря негодования. Не Ратмир должен быть сейчас со мной. Не он обязан ездить со мной, поддерживать, утирать слезы и смотреть так, как он только что делал. Черт возьми, это все должен делать Дамир.
Из-за злости я разбиваю чашку. Просто не удерживаю ее и она с громким звоном ударяется о плитку на кухне. Через какое-то мгновение на кухню заходит Ратмир. Первым делом спрашивает, не поранилась ли я. А мне волком выть хочется, потому что он — идеальный.
Заботливый, внимательный, понимающий. Он — идеал мужчины. Такой, о котором мечтают все женщины. Но он — не Дамир. Я не чувствую к нему ровным счетом ничего. Даже заинтересованности, хотя почему-то уверена, что нравлюсь ему. После того, как он только что на меня смотрел, это стало слишком очевидно.
— Я в порядке, — дергаю руками и отхожу от Ратмира, потому что он пытается снова ко мне прикоснуться. Нарушить границы моего личного пространства.
— Я уберу, — говорит он, а я сбегаю на второй этаж и закрываюсь в своей спальне.
Даже здесь стоит матрас и напоминает мне о присутствии Ратмира. Интересно, когда это кончится? Судя по тому, что в дом до сих пор никто не пытался пробраться, это был какой-то мелкий воришка, а не нанятый специально человек.
