***
Это был день, когда она нашла повод сделать из меня посмешище перед всем классом. Она заставила меня выйти к доске, задала вопрос, и когда я не смогла ответить, начала смеяться. "Вот видите, дети, есть такие, как Стрельцова. Глупые, мажористые и никчёмные. Хотите быть как она?" Это было унижение. Я стояла там, перед всей аудиторией, и чувствовала, как глаза наполняются слезами, но я не могла заплакать. Я не могла позволить ей увидеть мою слабость.
После этого я сбежала из школы, побежала прочь, не зная, куда иду. Мне казалось, что весь мир смеётся надо мной, что я снова та девочка, которая никому не нужна. Я бежала до тех пор, пока не оказалась в тёмном, грязном переулке. И там я села на землю и заплакала, потому что не могла больше терпеть. Я была сломана. Я не хотела возвращаться. Я вспоминала как отец с матерью говорили мне что я ничто, что я пустое место, мусор, дрянь, тварь и сука.
…Но он нашёл меня. Я не знаю, как он узнал, где я. Не знаю, как долго он меня искал, но когда он появился в этом переулке, я поняла, что всё это время я ждала только его. Тамир подошёл ко мне, стоял рядом, не говоря ни слова. Я смотрела на его ботинки, потому что не могла поднять глаза, не могла признаться себе, что он увидел меня такой. Но он просто молчал.
— Вставай, — сказал он наконец. Его голос был твёрдым, как лёд. — В школу вернёшься. Я все решу. И еще…позволишь кататься на себе – не слезут. Начинай давать сдачи, Утенок!
Я не понимала, что он имеет в виду, но его слова звучали как приказ, от которого не убежать. И я подчинилась.
Через несколько дней я узнала, что Елена Владимировна в больнице. Сказали, что ее избили какие-то алкаши на улице, отняли сумочку, но никто не знал деталей. Только я знала, что это не случайно. Я не видела, как это произошло, но в тот день, когда она унизила меня перед всем классом, он узнал об этом. И я теперь знала, что он никогда не позволит кому-то причинить мне боль и уйти безнаказанным. Монгол не говорил мне ничего, но его глаза, когда он вернулся домой, сказали мне больше, чем любые слова.
Она исчезла из школы, и никто больше меня не трогал. Никто не смел даже косо на меня посмотреть, потому что они чувствовали его присутствие. Его тень нависала над каждым, кто пытался сделать мне больно. И я поняла, что с ним мне нечего бояться. Потому что он никогда не оставит меня одну. Потому что он всегда будет рядом.
Глава 14
Помню, как я заболела гриппом. Какой-то атипичной формой. Горячка пожирала меня, как огонь, оставляя от моего сознания лишь пепел. Я лежала в его огромной кровати, окружённая пустотой и мраком, чувствуя, как температура сжигает меня изнутри. Казалось, что воздух сам по себе тяжёлый, тянет к земле, давит на грудь, не давая вдохнуть. Мои губы пересохли, кожа горела, как в лихорадочном бреду, и я думала, что вот-вот исчезну, растворюсь в этой темноте, стану тенью, которая навсегда останется в этих стенах. Моя голова кружилась, и всё вокруг расплывалось. Я не могла различить, где реальность, а где кошмар. Иногда я просыпалась и видела перед собой странные образы, которые смешивались с воспоминаниями из прошлого — лица тех, кто смеялся надо мной, кричал на меня, бил. Я пыталась дышать, но воздух прорывался в лёгкие с трудом, как будто кто-то стягивал их крепкой верёвкой. Я хотела закричать, но не могла.
Всё вокруг было размыто, но сквозь эту дымку я слышала его голос. Резкий, чёткий, словно лезвие, рассекающее ткань. Он что-то говорил врачам, они бегали вокруг меня с капельницей и шприцами, и в его голосе слышалась такая уверенность, что я чувствовала себя спокойнее. Мне казалось, что если он здесь, то я не умру. Он не даст.
— Пей это, — говорил он, протягивая мне стакан с горьким лекарством. Я чувствовала, как оно жжёт горло, как будто пытаясь пробиться к самому сердцу, но я пила, потому что не могла ослушаться его. Его голос был как спасательный круг, за который я хваталась, боясь утонуть.
— Ешь, — приказывал он, когда я отказывалась от еды. Мой желудок скручивался в узел, и я не могла заставить себя проглотить ни кусочка, но его взгляд, строгий и холодный, говорил мне, что я должна. Я должна выжить. Я должна слушаться. Он не просил. Он приказывал. И я ела, потому что знала, что он не потерпит отказа.
Было странно. Он был со мной, но в то же время казался таким далёким, таким недосягаемым. Его руки были сильные, твёрдые, как сталь, когда он помогал мне подняться, чтобы принять лекарства, но его глаза оставались холодными, как ледяная вода. Я не могла понять, что он чувствует, что думает, когда смотрит на меня. Казалось, что он делает это потому, что обязан. Потому, что так правильно. Потому, что он не может позволить себе быть слабым, даже в такие моменты.
Я теряла сознание, снова погружалась в чёрную бездну, где не было ничего, кроме моего собственного страха. Время перестало существовать. Оно растянулось в бесконечную череду болезненных мгновений, где я то горела в огне, то замерзала до костей. Но его голос, этот чёртов голос, всегда возвращал меня обратно. Резкий, строгий, как холодный ветер в лицо.
— Не вздумай умирать, Утёнок. Ты не имеешь права, — шептал он мне на ухо, и я не знала, говорил он это всерьёз или просто пытался меня разозлить, чтобы я держалась. – я тебя накажу!
Однажды ночью я проснулась и увидела его рядом. Темнота окутывала комнату, но я могла различить его силуэт на краю кровати. Он сидел там, неподвижно, словно скала, но в его позе было что-то такое, что меня тревожило. Я смотрела на него сквозь полуприкрытые веки, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить это странное мгновение. Он думал, что я сплю, и не отводил взгляд.
Его руки сжимались в кулаки, как будто он боролся с чем-то внутри себя, с какой-то тёмной силой, которая пыталась вырваться наружу. Я видела, как его пальцы сжимаются так сильно, что суставы белеют. В комнате стояла тишина, но я чувствовала, что внутри него грохочет буря. Я притворилась, что снова засыпаю, чтобы он не знал, что я его вижу. Я не хотела, чтобы он заметил мои глаза, полные слёз, которые я не могла сдержать. Потому что в тот момент, когда я смотрела на него, я вдруг поняла, что он тоже боится. Он, этот сильный, непоколебимый хищник, который всегда знал, что делать, который всегда был уверен в своих действиях, боялся. За меня.
Я видела, как он наклонился ко мне, как его глаза чуть дольше задержались на моём лице. Он не знал, что делать. Я чувствовала это. Видела, как его губы слегка дрожат, как будто он хотел что-то сказать, но не мог. Он не умел говорить о таких вещах. Не умел показывать слабость.
— Пей, — сказал он тихо, почти шёпотом, и снова протянул мне стакан. Я сделала вид, что сплю, но он не ушёл. Просто сидел там, смотрел на меня, и его лицо было таким измученным, что я не могла этого понять.Он сидел, словно боялся, что если уйдёт, я исчезну. Словно боялся, что он сам может исчезнуть, если оставит меня одну в этой комнате. И это было одно из тех мгновений, когда я поняла, что он заботится обо мне по настоящему. Даже если никогда не скажет этого вслух. Он мог быть грубым, резким, холодным, но в его глазах я видела страх. Страх потерять меня.
Я снова закрыла глаза, пытаясь уснуть, но не могла. Я слышала, как он встал, услышала его шаги по комнате. И тут он остановился, замер. Я открыла глаза и увидела, что он стоит у окна, смотрит в темноту, и его плечи опущены. Он был таким сильным, но в тот момент он выглядел таким уязвимым, таким одиноким, что моё сердце сжалось от боли. Я никогда не видела его таким. Всегда сдержанным, всегда собранным, он не давал себе права на слабость. Но в ту ночь, когда он думал, что я сплю, он позволил себе быть слабым. И я поняла, что он тоже человек. Что он тоже может бояться, тоже может страдать. Я хотела встать, подойти к нему, сказать что-то, но не смогла. Потому что я боялась разрушить это хрупкое мгновение, боялась, что он снова закроется, что снова наденет свою маску хищника, который ничего не боится. Я просто лежала и смотрела на него, на его силуэт в свете луны, и понимала, что для него это борьба. Каждый день, каждый миг — борьба с самим собой.
