– О чем ты думаешь? Ты не выспалась? Ты гуляла всю ночь? Я привезла тебя с собой, чтобы ты помогла мне.
– Мама, почему Андре не хочет делать тебе операцию?
– Андре? – изумленно вытаращилась на меня мама. – С каких это пор ты зовешь его просто Андре?
– Господи, ну какая разница, – воскликнула я, проклиная саму себя и собственную беспечность. – Месье Робен сказал мне, что операция для тебя не показана и более того – рискованна.
– А он сказал почему? – поинтересовалась мама с подозрительностью, говорившей о многом.
– Мама, что с тобой не так? Ты что-то скрываешь от меня? – я нахмурилась и отошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на сад, где как раз сейчас работал садовник – обрезал кусты. Мама долго молчала, а затем спросила сухим голосом, поговорю ли я с другим доктором или ей придется нанимать платного переводчика больницы. Черта с два она скажет мне, в чем дело. Если я начну давить на нее, она вообще ничего не скажет. Черт бы побрал эту врачебную тайну.
– Я поговорю. То есть… поперевожу. Какой другой доктор? – спросила я, и мама уже открыла рот, но тут у меня зазвонил телефон.
– Тебе не говорили, что на важных встречах нужно отключать телефон? – фыркнула она, а я в задумчивости посмотрела на экран, где высветилось веселое лицо Сережи. Перед глазами вдруг промелькнул кусочек из моего сна. Этот мощный взлет атлетичного мужского тела над водой, полет в стиле «баттерфляй», и я тут же испытала острый укол вины.
– Алло. Сережа? Привет, – пробормотала я, стараясь скрыть усталость и растерянность.
– Господи, неужели ты взяла трубку! Я думал, в Париже это не принято! – тут же бросил мне Сережа возмущенным тоном. Имеет право. Я проигнорировала бог весть сколько его звонков и сообщений.
– Я была занята, извини.
– Ты всегда так отвечаешь, когда хочешь сказать, что я тебе мешаю. Ты по мне вообще не скучаешь и всегда занята.
– Это неправда, я скучаю, конечно, но я не собираюсь оправдываться, – говорю я, хмурясь, ибо прямо сейчас мне нужно время, чтобы подумать, решить, как вести себя с мамой. С Андре.
– Ты сама слышишь, каким тоном ты это говоришь? – спросил Сережа, и я вздохнула. Господи, ну за что?
– Ты всегда придираешься к моему тону, – возмутилась я. – Мы не виделись всего четыре дня, и что, я уже должна умирать от тоски?
– При чем тут это? Да, всего четыре дня – но у тебя не нашлось минутки, чтобы позвонить мне.
На это мне ответить нечего. Неожиданно я вижу, как за окном на дорожке сада появляется Андре. Он одет в светло-голубую рубашку с коротким рукавом и бежевые брюки. Темные волосы растрепаны и блестят на солнце. Он улыбается садовнику. Я теряю способность дышать.
– Молчишь, да? – я почти не слышу, что говорит мне Сережа.
– Маме отказали в операции. Мы хотим поговорить с другим врачом.
– Ты серьезно? – тут же взвивается Сережа. – Я должен посочувствовать, ты этого ждешь от меня?
– Я ничего не жду. Ты в Финляндии? – спросила я, исключительно для того, чтобы перевести тему. – Поймал уже своего кита? Как там ребята?
Садовник размахивал руками, в одной из которых держал охапку срезанных веток, и о чем-то оживленно говорил. Андре смеялся во весь рот, всем телом. Он никогда не смеялся так со мной, и я не видела его таким раньше, по-детски радостным. Слишком молодой и прекрасный в ярких солнечных лучах, он не видел меня, и я знала, что нужно отвернуться, пока он не заметил эту слежку.
– Ты меня вообще не слушаешь! – донеслось из телефонной трубки.
– Я слушаю, – соврала я, разворачиваясь к маме, когда Андре заметил меня, и счастливое, почти детское выражение тут же ушло с его лица. Он выпрямился и манерно склонил голову, приветствуя меня. Я кивнул в ответ, и он покачал головой, как будто в неодобрении. Интересно, что он думает о моем вчерашнем бегстве? Наверное, пожал плечами и тут же выкинул из головы несостоявшуюся интрижку.
– Сколько ты планируешь там проторчать?
– Не знаю, честно. – Я отвернулась и ушла в глубь комнаты. Это было нечестно разговаривать с Сережей и смотреть на Андре. – Я должна еще решить вопрос с маминым врачом.
– Смотри, – нехорошо рассмеялся Сережа. – Я тебя, конечно, люблю и все такое, но ты же знаешь, верность – не самая сильная черта у мужчин. В нас природой заложена полигамия, и это подтверждено учеными. Не стоит оставлять меня тут одного надолго. Мало ли что.
– Мало ли что, – эхом повторила я. – Переспишь с форелью.
– Это грубо, Даша! – процедил Сережа.
– Ну, извини.
– Знаешь, есть черта, которую никому не стоит переходить. Мне кажется, ты подзабыла, где она проходит, – в его голосе слышалась угроза.
– Горизонт событий, – кивнула я и повесила трубку. Недавно я переводила для фильма BBC, и идея линии, проходящей по границе времени и пространства, захватила меня своим масштабом. Сережа, кажется, не понял, что я хотела сказать. Неважно.
– Мне никогда не нравился твой Сережа! – услышала я из-за спины. – Какой-то неуклюжий, грубый. Почему ты с ним встречаешься столько времени? К тому же курит.
– Ты тоже куришь! – хмыкнула я. – Сережа – мой парень, мы вместе уже два года.
– Ты говоришь это, чтобы не забыть? – усмехнулась мама. – Нет, определенно, тебе нужен кто-то другой. Я могла бы…
– Только не надо мне опять подбирать женихов, я умоляю, мама! – Кроме, разве, Андре… Но это я произнесла в своей голове. Впрочем, я была неправа. Андре мне нужен был только на одну ночь, чтобы разбить чары, заставляющие меня думать о нем каждую долбаную минуту.
– Только не говори мне, что ты так безумно и преданно его любишь! Сережу, бог мой. Какого-то там Сережу.
– Не буду, если ты не станешь рассказывать мне о том, что какой-то там Кузьма – это твоя судьба. В конце концов, не может же судьба бить в одну и ту же точку не то что дважды – в десятый раз.
– Даша, я делаю это не для него. Я делаю это для себя.
– А паспорт прячешь, чтобы забыть свой настоящий возраст? Мама, тебе почти шестьдесят, а ты ведешь себя как ребенок. Тебе нельзя делать эту операцию.
– Это тебе Андре сказал? – мама сощурилась.
– Месье Робен.
– Мне можно все. Он просто не хочет рисковать, вот и все. Завтра у меня будет консультация с другим врачом. Но я знаю, что мои проблемы не являются прямым противопоказанием.
– Какие проблемы, мама? – приперла ее к стенке я.
– Принеси мне мороженого, пожалуйста. Возьми в больничном кафе, у них оно вполне приличное. Возьми ванильное, – отвернулась к стене мама. – И можешь идти. На сегодня все.
