– Мне кажется, это будет слишком откровенно и… прямолинейно, – осторожно заметил полковник.
– Пожалуй, – после некоторого раздумья произнёс шеф. – У вас есть варианты?
– "Агент 69", – Билл, казалось, только и ждал этого вопроса.
– А почему 69?… Ах да, есть такая поза, – сразу сориентировался шеф. – Неплохо. Только как-то слишком узко и ограниченно. Не будем забывать, что это только начало широкомасштабной операции, и агентов у нас будет предостаточно.
– Тогда "Агенты 69", – без видимой надежды в голосе произнёс полковник.
– Ну, полковник, – в голосе шефа послышалась лёгкая укоризна. – Все агенты – под одним номером? По одной, так сказать, узкой специализации?..
Пока шеф и Буль Гейт дискутировали, Леденец всё время невозмутимо посасывал леденец, и, казалось, не слушал диалога своего приятеля с шефом. Вдруг лицо его озарилось. Перестав причмокивать, Майк застыл, в общем-то, в довольно неудобной позе. Затем, видимо, уверившись в правильности своих умозаключений, медленно произнёс:
– Операция "Многочлен".
Шеф и полковник уставились на него. Постепенно с их лиц спало напряжение, вызванное, как водится, одной из труднейших задач всех времён и народов – придумыванием названия. Наступила пауза. Наконец, шеф, как бы подводя итог многочасовому заседанию, изрёк:
– Да, это то, что надо. Законспирировано и с перспективой. Операция "Многочлен"! – Высшая математика секса! А первому агенту присвоим номер 69, – он взглянул на досье, лежащее перед ним. – Аполлон Флегонтович Иванов – "Агент 69".
И, победоносно оглядев присутствующих, удовлетворённо добавил:
– Парфенон! В изначальном состоянии.
В милиции
Поёживаясь после ночной прохлады, царившей в вагоне, Аполлон осторожно спустился по крутым ступенькам вагона номер 13 на низкую платформу станции Михайлов Хутор. Огляделся. Перед ним впервые в его жизни предстала российская глубинка. Вернее, украинская, потому как на плакате, венчавшем маленькую двухэтажную башенку, которая возвышалась по левую сторону привокзальной площади, было написано: "Вас вітає Укра§на!". А прямо напротив Аполлона стоял на двухметровом постаменте, с булавой в одной руке и свитком – в другой, серый Богдан Хмельницкий. Надпись на постаменте извещала, что памятник поставлен на годовщину Переяславской Рады и символизирует собой нерушимую дружбу русского и украинского народов.
Здание вокзала, выдержанное в строгих серых тонах, было аккуратным и довольно внушительным. Аполлон сразу отметил, что, по сравнению с московским Киевским вокзалом, с его грязью, толкотнёй и суматохой, станция, на которой он высадился, выглядела чистенькой, аккуратной и спокойной, похожей на игрушечную, и напоминала ему родную американскую провинцию. Ухоженные милые газоны с незатейливыми, но очень красивыми цветами, обрамлённые со вкусом подстриженным невысоким кустарником, как-то уютно оживляли розово-серую асфальтовую площадь. По углам газонов стояло несколько продовольственных и галантерейных киосков, в стёкла которых с весьма заинтересованным видом пялились редкие утренние пассажиры. По обе стороны здания вокзала расположилось несколько магазинчиков, "забегаловок" и пристанционных построек.
Среди пассажиров, суетившихся, или просто дремавших под утренним солнышком на скамейках, с неизменными атрибутами путников – чемоданами и узлами, выделялись каким-то магическим спокойствием и деловитой неторопливостью местные жители. Их местное происхождение было нетрудно определить, так как многие из проходивших или просто разговаривавших на площади были с велосипедами, на которые некоторые умудрялись взгромоздить даже внушительных размеров мешки.
Человек в оранжевом жилете поливал из шланга газоны и окружавший их асфальт. В свежих прозрачных лужицах с наслаждением трепыхались голуби и воробьи.
Несмотря на утреннее время – большие круглые часы на фронтоне вокзала показывали девять часов, – было довольно тепло. Яркое солнце на безоблачном небе обещало жаркий день.
"Как хорошо, что я надел шорты", – подумал Аполлон, с удовольствием впитывая солнечные лучи и одновременно ощущая нежное поглаживание лёгкого ветерка между ног.
После ночных вагонных приключений, результатами которых оказались приличный "фонарь" под глазом, смахивающий на "Девятый вал" Айвазовского в миниатюре, и весьма болезненная травма демографически ответственного органа, которая напоминала о себе при малейшей попытке сдвинуться с места или даже просто поднять ногу – "неплохо было бы очутиться сейчас где-нибудь в Шотландии и надеть юбку вместо штанов", – Аполлона можно было выставлять в качестве учебного пособия в разведцентре на предмет того, как не должен выглядеть шпион, чтобы не привлекать к себе внимания. Но Аполлон просто не знал, что он – сверхсекретный экспериментальный агент ЦРУ, засланный с очень важным заданием, от результатов которого могла зависеть дальнейшая судьба всего мирового сообщества. А потому он облачился так, чтобы, по возможности, уменьшить свои физические страдания и скрыть временные особые приметы: обыкновенную, ничем не примечательную голубую футболку дополняли очень даже примечательные в данной местности просторные шорты бежевого цвета и большие солнцезащитные очки в металлической оправе. Хотя, конечно, перед отправкой в Россию его проинструктировали, как нужно одеваться, как вести себя, чтобы органично слиться с местным населением, стать, так сказать, своим. Но сейчас весь этот инструктаж отошёл на задний план, уступив место просто насущной необходимости, в которой всё перепуталось: давно известно, что кровоподтёк привлекает большее внимание, чем тёмные очки, а походка в раскоряку гораздо менее эстетична, чем самые кривые и волосатые ноги в шортах. А у Аполлона Иванова физических недостатков было не больше, чем у Аполлона Бельведерского. Как говорится, всё на месте. Откуда было знать бедному Аполлону, что в тех краях, в которых он очутился волею судьбы, всё было как раз наоборот: фингалы и нетвёрдая походка являлись гарантией того, что их обладатель – местного происхождения, и у встречных вызывали либо улыбку, либо укоризненные восклицания, обычно уже вослед, но никак не подозрения в иноземном подданстве. А, по крайней мере, два раза в месяц, не считая праздников, или, наоборот, траурных случаев, на эти мелочи вообще редко кто обращал внимание ввиду их массовости среди мужского населения, получившего зарплату или аванс. Шорты же и диковинные зеркальные очки, которые украшали нос Аполлона, наоборот, были весьма подозрительны. Впрочем, это, как и везде, дело вкуса и воспитания, а также внутреннего состояния организма конкретного индивидуума.
