Всё ещё не могла прийти в себя. Не успокаивали ни крепкие руки, ни жар мужского тела. А если бы… Нет, лучше о таком не думать — сразу становилось плохо.
— У тебя кровь, — прикоснулась к его рукаву, испачкав пальцы. Неожиданно волнообразными позывами накатила тошнота.
— Пустяки, — отмахнулся Денис, даже не посмотрев.
Ксюша всё ещё пребывала в шоке, и если бы не его рука, удерживающая на весу её ослабленное тело, давно бы осела на землю, прямо ему под ноги.
— Ты так спокойно об этом говоришь, будто для тебя это мелочи, — задрожал её голос.
— А что мне делать? — Денис всё же посмотрел на неё. — Сидеть и плакать, что ли?
— Я и забыла, что для тебя это в порядке вещей.
— Угу. Именно. В порядке.
— Куда ты меня тащишь? Я никуда не поеду с тобой, — заартачилась, упираясь руками в приоткрытую дверцу внедорожника марки Grand Cherokee
— Поедешь, поедешь, — Денис пихнул её на переднее сидение. — После сегодняшнего, я тебя никуда не отпущу, пока не поговорим.
— Да пошел ты знаешь куда?
Не собиралась она с ним говорить. Ни сегодня, ни завтра. И уж тем более не в таком состоянии.
— Всенепременно, — открыл заднюю дверцу в поисках аптечки. — Как только поговорим, так и пойду.
Кое-как перевязал руку, и с невиданной для его роста легкостью, опустился на водительское кресло, посмотрев при этом на взвинченную Ксюшу. Забавная. Даже не смотря на пьяный взгляд и недовольное сопение — всё равно забавная.
Растрёпанные волосы, нахмуренные брови, чёрные глаза — всё в ней влекло. Свисающая с округлого плеча бретель, частично обнажающая грудь — так и просилась, чтобы стащил основательно, оголяя под тканью лифа розовато-коричневые соски.
До зубного скрежета захотелось трахаться. И до этого был не в себе, а сейчас, созерцая её, чувствуя её запах — совсем слетел с катушек. Пускай скажет спасибо своему состоянию, иначе… засадил бы прямо тут, в машине, и похрен на всё.
Рванул с места, вылетев в отрытые ворота и не сбавляя скорости, помчался в направлении города.
Как же не хотелось везти её домой. Только не к ней. Сегодня она останется у него. Сегодня она будет говорить, а он — слушать. Потом наоборот. Не даст покоя. Доведет до белого каления, но узнает всю правду. Цепанули тогда её слова. Видит бог, задели за живое.
Ксюша смотрела в окно, скрестив на груди руки. Винное пятно неприятно холодило живот. Машину плавно покачивало на ухабах, поднимая из глубин желудка тошнотворные позывы. Боже, как же хреново. Ещё один резкий поворот — и она не выдержит.
— Останови машину, — зажала рот рукой, чувствуя, что уже всё.
— А ещё что? — Денис уверенно жал на газ, даже не взглянув на неё. Для себя решил поменьше пялиться, чтобы не сорваться.
— Мне плохо, придурок, — прогудела, не отрывая ото рта ладони.
Только сейчас Денис увидел, насколько она позеленела, и резко съехал на обочину.
Ксюша выскочила из салона, согнувшись в три погибели. Если бы ещё было чем рвать — вообще было бы охрененно. А так… несколько кусочков мяса и ничтожная креветка — не слишком сытый ужин для пустующего желудка.
Хлопнула водительская дверца, воздух вокруг неё всколыхнулся, наполняя легкие ароматом сладковато-горькой полыни.
— П*зд*ц, Ксюх, настолько хреново?
— Отвали, — упёрлась локтями в колени, сплевывая приторную слюну. Больше никогда не будет пить вино. Никогда.
— Ты заметила, — Денис пристроился сзади, обхватив её талию руками, чтобы не дай бог не пошла кубарем в кювет, — что когда тебе плохо — я всегда рядом? Зато когда х**во мне — хрен кого срисуешь, особенно тебя.
Она глубоко и чуть хрипловато дышала.
— Я всегда была с тобой… ик… по крайней мере… ты всегда был в моих мыслях, — добавила, сплюнув. Что с ним сейчас говорить? У неё и так язык заплетался, не говоря уже о позорном положении. Уже поняла, что прогонять его — бессмысленная трата времени.
Денис хмыкнул, надавливая пальцами под рёбра.
— В том-то и проблема, Ксюх, что мысленно.
Она протяжно застонала, припоминая, как он придерживал её волосы, а она рвала фонтаном после Дашкиной таблеточки. Как растирал озябшие ступни, поил лекарствами и согревал своим теплом. Это всё тот же Денис. Господи, хотелось сдохнуть и в то же время, до разрывающей на части боли вернуться в прошлое и никогда… никогда не расставаться с ним. Прикипеть, прорасти в него, быть рядом при любом раскладе.
Никто не знает, сколько раз она жалела о своем бегстве. Миллионы раз. А сколько раз просыпалась среди ночи со срывающим с губ признанием? Тоже миллионы раз.
Вяло оттолкнула от себя Дениса, боком рухнула на сиденье, оставив ноги на улице. Вытерла рукой рот, грустно улыбнулась.
— Да, я ни на минуту не прекращала думать о тебе, — произнесла едва внятно, пытаясь, как можно чётче выговаривать звуки. Мозги отказывались что-либо соображать. — И бросила, потому что думала.
Денис присел перед ней на корточки, убрав за ухо выбившийся из прически длинный локон, и внимательно посмотрел в опустошенные глаза, устремленные куда-то вдаль. Слишком много горечи было в её словах. Горечи и боли.
Не стал пересказывать заученное на память письмо. Там она писали обидные слова. Но сейчас он осознал одну простую истину — а нет её, этой обиды. Может, и изначально не было, а все эти годы он просто подпитывал её в себе, заставляя двигаться дальше, добиваться большего, стремиться к чему-то лучшему. Не всегда получалось. Зачастую — ошибался. Проклинал собственную невезучесть, проклятую любовь и одновременно, на всё был готов её выменять, лишь бы обрести вновь.
— …Думаешь, одному тебе было хреново? Мне тоже было плохо. Но я не могла остаться. Хотела… но не могла. Наблюдать… кто кому быстрее выкопает яму? Неее, я не настолько бездушная стерва.
Денис замер. Запоздалая догадка подтвердилась. Но что именно случилось в тот день? Кто надавил на неё? Антон? Отец? Почему не призналась?
Ксюша подтянула под себя ноги, сжимаясь в комок. Первые капли дождя забарабанили по металлической крыше, оглушая своим грохотом. Денис вскочил на ноги, захлопнул пассажирскую дверцу и, прикрываясь от холодных капель, нырнул в салон.
— Почему сразу не сказала? — повернулся к ней, поглаживая бледные скулы. В голосе заскользила боль.
— Потому что не хотела ставить тебя перед выбором. Ты тогда сказал, что не откажешься от отца. А я… Денис, кто я такая, чтобы из-за меня ты враждовал с родными? — Ксюша перехватила его горячую руку, сжимая своими холодными пальцами. — Что мне оставалось делать?.. Любил ли ты меня настолько, чтобы пойти против всех?.. — всхлипнула, пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица. Слёзы брызнули из глаз, прерывая пьяное покаяние. — Не смогла бро-сить те-бя ему под но-ги. Он же… — начала заикаться, рывками хватая ртом воздух, а слёзы так и застилали глаза, размазывая по лицу тушь.
Денис, кажись, даже не дышал, боясь потревожить долгожданные откровения.
— Он же… те-бя подста-вил… Де-нис… потому что… я… — зашлась громким плачем, захлёбываясь от готовых сорваться слов, — не захо-тела уезжа-ть… Я испу-у-у-галась… а он… угрожал…
Как же она плакала. С таким душевным надрывом, настолько трогательно и горько, что у самого на глазах проступила солёная влага. Ушам поверить не мог. Не сказанному, а тому, что вот так запросто подвела на самый край пропасти и занесла руку для решающего толчка. Так вот почему она уехала! Не хотела, чтобы он ходил по самому краю.
— Иди ко мне, — не смотря на расстояние между креслами, обнял дрожащие, хрупкие плечи и притянул к себе, заставляя упасть на грудь. Ксюша уткнулась в неё лицом, обняла его за шею и отпустила себя, чувствуя, как на душе становится легче.
Денис гладил её спину, оглаживал плечи, скользил вдоль рук, беспрестанно целуя виски. От созерцания её мук сердце разрывалось на части, а ещё, в этом самом сердце, разгоралась испепеляющая ненависть.
— Это ведь батя тебя надоумил, да? — спросил надтреснутым голосом.
