Только сейчас он заметил, что до сих пор сжимает в руках ее пальцы. И как ни казалось ему, что он ненавидит Альбертину, но при взгляде на эти тонкие, холодные и такие доверчивые пальцы, он почувствовал привычную нежность, к которой примешивался теперь оттенок горечи. И невольно, помимо своего желания, он прикоснулся губами к руке, прежде чем отпустить ее.
Альбертина продолжала лежать с закрытыми глазами, и Фридолину показалось, что он видит, как все ее лицо озаряет счастливая, блаженная и бесстыдная улыбка. Он почувствовал необъяснимое желание наклониться к ней и поцеловать бледный лоб.
Однако он взял себя в руки, сказав себе, что эта нежность — лишь следствие будоражащих событий, которые произошли с ним этой ночью. «То, что мне сейчас действительно необходимо — это постараться хотя бы на время забыть об этом и немного поспать. В конце концов, я смог заснуть в ту ночь, когда умерла моя мать, тогда почему сегодня я должен терзаться размышлениями и провести ночь без сна?» — подумал он и пододвинулся к Альбертине. Казалось, она уже задремала. «Между нами меч, — снова подумал он. — Мы заклятые враги, хоть и лежим рядом друг с другом».
Но это были только слова.
В шесть часов утра Фридолина разбудил тихий стук горничной. Он бросил быстрый взгляд на Альбертину. Иногда этот стук будил и ее. Но сегодня она лежала абсолютно неподвижно и спала. Фридолин быстро собрался. Прежде чем выйти из дома, он решил взглянуть на дочку. Девочка спокойно лежала в своей белой кроватке. Ее маленькие ручки были крепко сжаты в кулачки, как это часто делают дети. Фридолин поцеловал дочку в лоб, а затем на цыпочках подошел к спальне и украдкой заглянул туда. Альбертина все еще спала, лежа неподвижно, как прежде. Фридолин вышел из дома, неся в черном врачебном чемоданчике костюм монаха и шляпу пилигрима. Программа сегодняшнего дня была подробно, далее педантично продумана. На первом месте стоял визит к тяжелобольному молодому адвокату, жившему неподалеку. Фридолин внимательно осмотрел больного, нашел, что его состояние несколько улучшилось, и выразил свою радость по этому поводу. Он выписал тот же рецепт, что и в прошлый раз.
Затем Фридолин немедленно отправился к дому, в подвале которого прошлым вечером встретил Нахтигалла. Погребок был еще закрыт, но кассирша из кафе этажом выше рассказала, что Нахтигалл остановился в маленьком отеле на Леопольдштрассе. Через четверть часа Фридолин приехал туда. Отель оказался очень бедным, в коридоре пахло непроветренными постелями, дешевым шпиком и растворимым кофе. Неопрятный портье с красными глазками, казалось, всегда был готов к вопросам полиции, поэтому так охотно рассказал все Фридолину.
Господин Нахтигалл выехал сегодня утром в пять часов. Его сопровождали двое мужчин. Не исключено, что они специально надвинули шарфы, чтобы скрыть лица. Пока господин Нахтигалл собирал вещи в своей комнате, они оплачивали его счет за последние четыре недели. После получасового ожидания один из мужчин зашел за господином музыкантом, и все трое поехали на северный вокзал. У господина Нахтигалла был очень взволнованный вид. Да… Почему бы не рассказать такому приятному, вызывающему доверие молодому человеку и все остальное? Так вот, Нахтигалл пытался передать портье письмо, однако ему это не удалось, так как господа, которые были с ним, заметили это и забрали письмо. Еще они сказали, что все письма, которые будут приходить господину Нахтигаллу, будет забирать один человек.
Фридолин попрощался с портье и вышел. Выходя из дверей отеля, он порадовался тому, что держит в руках чемоданчик врача — так его примут не за постояльца, а за человека, исполняющего свой долг. Итак, первый вариант — разузнать все у Нахтигалла — закончился ничем. Они осторожны, и у них есть для этого основания.
Затем Фридолин отправился к господину Гибизеру. На пороге его встретил сам хозяин.
— Я хотел бы вернуть Вам костюм и отдать долг.
Господин Гибизер назвал причитающуюся сумму, взял деньги, сделал запись в большой бухгалтерской книге и с некоторым удивлением взглянул на Фридолина, заметив, что тот явно не собирается уходить.
— Я здесь еще и для того, — сказал Фридолин тоном следователя, — чтобы поговорить о вашей дочери.
Крылья носа господина Гибизера начали подергиваться — от неловкости, иронии или гнева — понять было невозможно.
— Вчера вы сказали, — начал Фридолин, опираясь рукой с широко расставленными пальцами о конторку, — что ваша дочь не совсем здорова в душевном плане. Ситуация, в которой мы застали ее вчера, лишь подтверждает ваши слова. И, так как по воле случая я стал участником или, по крайней мере, свидетелем той странной сцены, то настоятельно рекомендовал бы вам, господин Гибизер, проконсультироваться по данному поводу с врачом.
Господин Гибизер, который все это время вертел в руках неестественно длинное перо, смерил Фридолина беззастенчивым взглядом.
— Может быть, господин доктор будет столь любезен и назначит лечение сам?
— Я попросил бы не приписывать мне слов, — резко ответил Фридолин, и тут его голос внезапно охрип, — которых я не говорил.
В этот момент распахнулась дверь, ведущая во внутренние комнаты, и на ее пороге появился мужчина в расстегнутом пальто, с видневшимся из-под него черным фраком. Фридолин сразу же узнал одного из тех двух «судей», которых он застал здесь прошлой ночью. Не было сомнений, что «господин судья» вышел из комнаты Коломбины. Увидев Фридолина, молодой человек на секунду смутился, однако быстро совладал с собой. Одолжив одну из зажигалок, лежавших на конторке, он не спеша закурил сигарету и покинул квартиру, махнув Гибизеру на прощание.
— Ах, вот оно что, — заметил Фридолин. При этом уголки его рта презрительно скривились, и во рту появился горький привкус.
— Что вы имеете в виду? — хладнокровно поинтересовался Гибизер.
— Таким образом, вы не стали… — взгляд Фридолина блуждал от входной двери к двери, из которой вышел судья. — Не стали вызывать полицию.
— Мы уладили все другим способом, господин доктор, — холодно ответил Гибизер и поднялся, показывая, что на этом разговор закончен. Фридолин направился к выходу. Гибизер предупредительно распахнул перед ним дверь и с непроницаемым выражением лица сказал:
— Если господину доктору снова что-нибудь понадобится… Я имею в виду — не только костюм монаха.
Фридолин закрыл за собой дверь. «С этим покончено», — подумал Фридолин со злобой, которая ему самому показалась не уместной. Он сбежал вниз по лестнице, а затем без особой спешки отправился в клинику. Придя туда, Фридолин позвонил домой и поинтересовался, не посылали ли за ним пациенты и нет ли для него писем. Горничная еще не успела ответить на все его вопросы, как Альбертина сама подошла к телефону. Она еще раз повторила все, что сказала горничная, а затем будничным голосом добавила, что только что встала и собирается завтракать вместе с ребенком.
