— Нет, — прошептала я. — Мой отец никогда не держал Дрейка. Ты единственный мужчина, который когда-либо носил его на руках.
Между его бровями образовалась складка.
— Он…
— Умер? Нет. Он очень даже жив. Мои родители, особенно отец, не одобряют мой выбор. Он задаёт тон в нашей семье, и когда я отказалась поступать, так, как он решил, он отрёкся от меня. Моя мать, сестра и брат последовали его примеру. Хотя это не имеет значения, потому что я тоже от них отреклась.
Нокс изучал моё лицо.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что они отреклись от тебя?
— Я работала на своего отца. Он меня уволил. Я жила в одном из их таунхаусов на Манхэттене. Дрейку было четыре недели, когда адвокат отца вручил мне тридцатидневное уведомление о выселении. Мои бабушка и дедушка создали трастовые фонды для каждого из своих внуков, но потребовали, чтобы мой отец был хранителем, пока нам не исполнится тридцать лет. Я пошла в банк, чтобы снять немного денег, чтобы переехать, но отец отказал мне в снятии. Он не оставил мне ничего, кроме денег, которые у меня были на моем собственном банковском счёте, и моей последней зарплаты.
— Ты, блять, серьёзно? Почему?
— Он хочет знать, кто отец Дрейка. Я отказываюсь ему говорить. Я отказываюсь говорить кому-либо, — в моем тоне было скрытое предупреждение, если Нокс спросит, я не скажу ему. — Отцу не понравилось, что ему сказали, что это не его дело. Но есть причина, по которой никто не знает, кто отец Дрейка. Я планирую так и оставить это.
Нокс наклонился вперёд, его хватка на Дрейке усилилась.
— Есть что-то, что мне нужно знать?
— Нет. Он исчез из моей жизни.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — у меня был подписанный документ, чтобы доказать это. — Мой отец думал, что раскроет мой блеф. Что если он достаточно усложнит мне жизнь, я расскажу ему всё, что он хочет знать. Что он сможет продолжать дёргать за ниточки, а я буду танцевать, как одна из его маленьких марионеток. Мне двадцать пять, а не шестнадцать. Мои решения принадлежат мне. Мои секреты принадлежат мне.
Нокс прислонился к дивану, качая головой.
— Ты права. В данный момент мне не очень нравится твоя семья.
— Мой отец не привык, чтобы ему говорили «нет». Он владеет корпорацией отелей. И он управляет своей семьёй так же жёстко, как и своим бизнесом.
— Отелями? — брови Нокса изогнулись дугой. — Какими?
— Отели «Уорд».
— Без шуток? — он рассмеялся. — После кулинарной школы я работал в Сан-Франциско. Ресторан был в отеле «Уорд».
Я моргнула.
— Правда?
— Мир тесен.
— Так и есть, — и я точно знала, о каком ресторане он говорит.
Я много раз бывала в Сан-Франциско, всегда останавливаясь в отеле. Готовил ли Нокс мне еду? Это не удивило бы меня. Это было любимое место, чтобы поесть.
— Меня назвали в честь любимого отеля отца в Мемфисе. Мою сестру зовут Роли. Мой брат — Хьюстон.
Нокс изучил мой профиль.
— Отели «Уорд» — не маленькая компания.
— Да, это так.
Это был частный многомиллионный бизнес. Одна только недвижимость стоила целое состояние.
А я променяла свой тридцатимиллионный трастовый фонд на работу горничной за четырнадцать долларов в час.
Возможно, это было безрассудное решение, принятое под влиянием предательства. В Куинси у нас было не так уж много.
Но мы были свободны.
— Ты чистишь туалеты, — сказал Нокс.
Я подняла подбородок.
— Нет ничего плохого в чистке туалетов.
— Нет, нет, — он слегка кивнул мне. — Чем ты занималась до того, как попала сюда? Ты работала на Уорд?
— Я была руководителем отдела маркетинга в компании. Мой брат готовится заменить моего отца, но мы с сестрой выросли, зная, что у нас всегда будет работа в компании. От нас ждали, что мы будем там работать. Я начала на следующий день после окончания колледжа.
— Где ты училась?
— У меня диплом по социологии из Принстона. Не совсем полезно, но было интересно.
Нокс надолго замолчал, потом рассмеялся.
— Принстон. Почему ты решила работать в «Элоизе»? Почему бы не найти что-то, где платят больше?
— Отели — это то, что я всегда знала, — и хотя я, вероятно, могла бы найти уютный курорт и дослужиться до должности генерального менеджера, отец потребовал от своих руководителей, включая дочерей, подписать десятилетний договор о не конкуренции.
— Это казалось лёгким выбором, — сказала я. — Не то чтобы работа была лёгкой. Это самая тяжёлая работа, которая у меня когда-либо была. Но при стольких переменах мне хотелось привычной жизни отеля. Даже если я никогда в жизни не убирала номера.
Он моргнул.
— Серьёзно? Ты никогда не убиралась до этого?
— У меня была экономка, — призналась я. — Я просмотрела много видео на ютубе, прежде чем начать.
— Ну… по словам Элоизы, ты делаешь чертовски хорошую работу.
— Спасибо, — я была рада, что было темно, так что он не увидел, как я покраснела. — Я не буду горничной вечно, но мне никогда не давали шанса выбрать свой собственный путь. Когда я буду готова, я найду то, за что больше платят. Это зависит от моего образования. В маленьком городе не так много возможностей, но я буду следить за этим. Пока что мне нравится то, где я сейчас.
— Ты могла бы выбрать любой другой город.
Я покачала головой.
— Я выбрала Куинси.
Этот город был моим.
Трудно было объяснить, как я привязалась к этому месту за такое короткое время. Но каждый раз, когда я ехала по Главной улице, я всё больше и больше чувствовала себя как дома. Каждый раз, когда я заходила в продуктовый магазин и мой любимый кассир — Максин, хвалил меня за рождение такого очаровательного ребёнка, я чувствовала, что моё сердце успокаивается. Каждый раз, когда я входила в «Элоизу», я чувствовала себя частью этого.
— Моим родителям здесь бы не понравилось, — я улыбнулась.
— Это часть его привлекательности?
— Отчасти, — я опустила взгляд на свои колени. — Я знаю, как всё это звучит. Это одна из причин, почему я никому не рассказывала. Бедная маленькая богатая девочка отказывается от своего состояния, переезжает в Монтану и живёт от зарплаты до зарплаты только потому, что ей надоело, что её отец приказывал ей.
Произнеся это вслух, я съёжилась.
— Я перевернула свою жизнь вверх дном не для того, чтобы кому-то насолить. Я сделала это ради Дрейка. Потому что в глубине души я верю, что это лучшая жизнь. Даже если это трудно. Даже если мы одни. — Мы были одни с самого начала.
— Они бы сделали твою жизнь несчастной в Нью-Йорке? — спросил Нокс.
— Они бы контролировали её. Они бы не дали мне возможности принимать решения, особенно когда дело касалось Дрейка, — у него была бы няня, а в десять лет его отправили бы в школу-интернат. — Я не хочу жить по чужим правилам только потому, что он дёргает за ниточки с моими деньгами.
— Я могу это понять. А что будет, когда тебе исполнится тридцать? Когда он не будет распоряжаться твоим трастовым фондом?
— Я не знаю, — призналась я. — Я не собираюсь надеяться, что деньги будут. Я жду, что мой отец найдёт способ забрать их себе. Возможно, приобретёт другой отель в другом городе.
— А он сможет это сделать? Законно ли это?
Я пожала плечом.
— У меня всегда есть возможность бороться. Нанять адвоката и заняться этим. Через несколько лет, может быть, я буду чувствовать себя по-другому, но сейчас я не хочу в этом участвовать. У меня было достаточно денег, чтобы купить машину. Как только я продвинусь, я посмотрю, какие у меня есть варианты для покупки дома. Сейчас для меня важнее рассчитывать на себя, чем на кого-то ещё. Моя семья должна была быть рядом со мной, но в первый худший день моей жизни они подвели меня. Поэтому я отпустила их.
Его лоб нахмурился.
— Ты ведёшь учёт своих худших дней?
— Это глупо, но да.
— Какой был первый?
Я грустно улыбнулась ему.
— День, когда у меня родился Дрейк. Это также был первый лучший день в моей жизни.
