Забини отбил очередной удар и улыбнулся Джейн, которая сковала цепями одного из приспешников.
— Может, поженимся прямо сейчас?
Блэкли удивленно приподняла бровь и встала рядом с возлюбленным. Легкое касание его руки, которое он не заметил, перенаправляя новое заклятие.
— Драко ведь глава чистокровного рода. Он бы мог связать нас покровом, у него есть такое право.
— В таком случае если мы не умрем сегодня, то падем от руки твоей матери, дорогой. А я хочу прожить с тобой долго и счастливо, — улыбаясь произнесла девушка.
Малфой не слышал ничего, о чем говорили друзья. Он лишь продолжал атаковать Оуэна зелеными лучами смерти. Ему действительно хотелось, чтобы род Димитровых канул в бездну. За все, что они сделали. Чтобы их имя сожгли во всех книгах вместе с мертвыми телами.
— Ты умрешь напрасно, мою сестру не победить силой, — выкрикнул мужчина, стараясь подобраться ближе к Гермионе.
— А ты болтаешь напрасно. Инкарцеро! — Драко не обращал внимания на пустые слова своего противника.
Весь его мир сосредоточился только на одном: спасти Грейнджер и вынести ее из этого ада. Любой ценой. Оуэн был сильным магом, но не таким опытным, как Малфой.
И допустил ошибку.
— Сектусемпра! — широкие полосы разрезали грудь и горло Димитрова, и он повалился на землю.
Не смог увернуться, не смог предугадать такой исход событий. Проиграл в смертоносной дуэли. Ткань пропиталась липкой кровью, а Кирин закричала не своим голосом.
На ее шее блестели точно такие же раны. Драко замотал головой. Брат и сестра связаны не просто семейными узами. Этого просто не может быть.
Ведьма взмахнула рукой, заставляя порезы постепенно затягиваться. В зеленых глазах блестела ненависть, играло безумие. Похоже, что волны гнева полностью захватили ее разум.
Поток фиолетовой магии прижал Малфоя к стене и обездвижил. Он не мог двигаться. Не мог говорить.
Кирин решила вступить в битву, чтобы закончить ее раз и навсегда. Злость пересилила страх.
— Отправляйся в Червен! — она переместила левитирующую Грейнджер прямо в руки брата, и тот тут же растворился в воздухе.
Драко пытался высвободиться. Пытался сбросить с себя колдовство, что лишь сильнее прижимало его к холодному камню. Он должен предупредить Блейза и Джейн, которые отбивались от натерерров в другой стороне.
Кирин расплылась в сумасшедшей улыбке и зашагала к волшебникам. Они не видели ее. Не могли видеть.
— Экспеллиармус! — Блэкли выбила палочку из рук рыжеволосого громилы и повалила его на землю.
— Браво, Джейн! — одобрительно выкрикнул Забини.
Лишь один разворот. Один мягкий взгляд, полный любви. И ведьма заметила приближающуюся Димитрову.
Та замахнулась рукой. Магия могла быть бесполезной. Эмпат сделает все, чтобы уничтожить луч хаоса. Лонгринги уже летели в спину Блейза, сверкая в тусклых лучах зимнего солнца.
Джейн сделала то, что должна была. Переместилась прямо перед ним. Его большие карие глаза расширились от ужаса.
Три лонгринга воткнулись прямо в спину, разрывая кожу и мышцы, добираясь до легких. Изо рта потекла тонкая струйка крови.
— Что, зрение подводит?
Блэкли запрокинула голову назад и упала. Ее волосы разлетелись по каменной дорожке, а глаза тут же закрылись.
Кирин рассмеялась громким, отвратительным смехом. В этот раз лонгринги не были заколдованы.
Джейн не дышала.
========== ты, словно церковь в воскресенье, манишь, желаешь, чтобы в тебя вошли. ==========
Кирин сидела в своем любимом кресле напротив огромного резного зеркала. В отражении давно было не ее лицо, а дикая гримаса Нирик. Та тихо нашептывала сладкие слова о принятии безумной сущности, о прекрасном будущем и возможностях, которые это соединение может принести. Черные, расползающиеся по раме волосы выглядели словно тугие веревки, а темные глаза покрылись паутиной, перебивая зеленый цвет.
Димитрова не могла оторваться от собственного отражения. Оно манило, заставляло сердце биться чаще, что не удавалось ни одному мужчине… Хотя… Одному все же удалось.
— Убей его! Принеси в жертву! Тогда мы станем единым целым!
Нирик словно учуяла изменение в мыслях расслабленной самой себя же. Только вот та была настоящей, а не какой-то темной энергией, заключенной в гладкой серебристой поверхности. Так себя оценивала отделившаяся часть в голове Кирин. Она стала ее спутницей, давней подругой, самой сущностью.
Даже иногда думала и действовала самостоятельно, заполучая контроль над телом Димитровой. Как бы Нирик хотелось вырваться, вдохнуть свежий воздух, дать собственной силе разгуляться. Нужна жертва. Нужно принятие. Явное согласие. Лишь бы та, другая, окончательно выбрала сторону.
— Он на моей стороне. И я не трону его…
— Уверена? А если нет, то что? Убьешь пупсика? — Нирик больше всего на свете желала вырваться из плена. Стать одним целым с ведьмой по ту сторону зеркала.
— Хэльвард — мой Страж, я уверена. Не могу его убить.
— Не можешь?
— Не хочу! — Димитрова расплылась в улыбке. — Я не хочу его убивать. Ты ведь слышала Эриду, Темные становятся сильнее, когда обретают своего Стража. Когда соединяются с ним. Я его Выбрала, теперь Хэльвард должен Выбрать меня.
Отражение криво улыбнулось. Нирик совсем не понравилась идея о соединении с каким-то волшебником. Им не нужен третий. Им никто не нужен.
Димитрова продолжила разглядывать каждую черточку на искаженном лице. В руках горел и сиял хаос, расползаясь фиолетовым светом. Вот где будущее, и северянину придется принять его. Стать на ее сторону. Иначе никак.
— Не ревнуй, Нирик. Мы славно повеселились вместе, но теперь у меня свой путь, у тебя свой.
Она сощурилась и наклонила голову в бок. Провела длинным змеиным языком по гнилым зубам.
— Ты так в этом уверена, малышка. Аж тошно. Мы обе прекрасно понимаем, куда ты приползешь, когда твой пупсик предаст тебя.
Димитрова сжала зубы. Мерзкая, мерзкая дрянь! Как смела она такое говорить о Хэльварде. Тот всегда приходил, всегда прощал, всегда был рядом. Единственный, кому была позволена аппарация в Червен, кроме нее и Оуэна.
Даже думать об этом нет смысла. Он мой! Мой! А теперь перейдем к более приятным делам.
— Приведите сюда грязнокровку!
Голос разошелся по всем стенам, призывая своих приспешников. Девчонка уже точно пришла в себя, столько магии пришлось влить в ее ослабленное тело. Обряд требовал, чтобы жертва была не просто живой, но и здоровой. Хотя бы относительно. Она должна выдержать весь ад, что для нее заготовлен.
Кольцо дрожало и в любой момент могло развалиться, ведь ненаполненное фиолетовым свечением по самые края огранки оно было слишком уязвимо. И являлось уже частью вшитой в руку волшебной палочки. Точнее того, что от нее осталось.
Димитрова присмотрелась к старому поблекшему шраму. В голове пронеслись воспоминания, как отец разрезал плоть и пытался вживить древко для усиления магических способностей. Ни дуб, ни клен не прижились. Потом были береза, липа и орех. Наконец, отец понял, в чем загвоздка. И тогда в кровоточащую рану он проталкивал сердечную жилу дракона и оставшиеся щепки.
Звук скрипящих петель вырвал Кирин из старых воспоминаний. Блейк толкал вперед грязнокровку, которая еле передвигала ногами. Ее глаза закатывались, а руки безвольно свисали по бокам. Нирик первая обернулась посмотреть на истощенное тело. Серая кожа, потускневшие волосы, под ногтями запеклась кровь.
Димитрова не могла сдержать улыбки. Быстрый взгляд в зеркало. Нирик жадно прижималась к холодному стеклу, а в безумных глазах плескалось нетерпение. Как удачно сложились все обстоятельства. Грейнджер была грязнокровкой, а значит, выдуманная легенда для Оуэна работала как часы. Малфой, как и предполагалось, таскал склянки словно по расписанию и помог раскрыть идиотские сейфы умнейшей ведьмы.
А та… Во имя магии, та умудрилась впитать столько хаоса, сколько ни один артефакт не мог создать. Все идеально. Просто идеально. Еще один шаг и победа окажется прямо в руках.
