Я лениво приподнимаю голову от его плеча. Разморённый негой мозг отказывается соображать, и мне требуется почти полминуты, чтобы фыркнуть:
— Это что ещё за вопросики?
— А что такого? Или, — огромные, плавно скользящие по моей голой спине руки настороженно замирают, — у тебя и без него богатый опыт?
— Опыт как опыт, — пытаюсь я слезть с его колен, но Дмитрий не пускает, и я со смехом тычу его кулаком в грудь: — Эй, ну мы же договаривались, что ничего личного?
На самом же деле мне просто стыдно. Я могла бы соврать, конечно, что первый действительно Сергей, но сама эта мысль вызывает сейчас то ли острое отторжение, то ли наоборот, радость, что ягодка досталась вовсе не козлине. Однако и признаваться, что на самом деле даже не помню, кто был первым — тоже как-то... Но зато это была первая и последняя вписка в моей жизни. Так что да, опыт. Сын ошибок, как сказал классик.
— Ладно, ладно, не фырчи! — оглаживает Дмитрий мою щёку. — Я не для протокола. Просто пытаюсь понять, как сильно опоздал.
Смотрю в его глаза и понимаю, что ответить нечего, а снова отшучиваться или язвить не хочется. Мне приятны его слова, чего уж там. Хотя и вызывают какое-то неосознанное беспокойство.
Льну к нему ласковой кошечкой, растворяюсь в запахе жаркого сильного тела.
— Зато ты с первого раза их всех обнулил. Начисто.
…Когда он крикнул мне это своё «Беги!», я рванула — совершенно искренне, без поддавков и кокетства. Такая злость обуяла в тот момент, что я готова была драть его когтями и зубами, посмей он только ко мне прикоснуться!
Подол в руки, туфли к чёрту — и вперёд! Плутать между деревьями, падать в душистые травы, вскрикивать, слыша вдруг хищное рычание почти над ухом, и бежать дальше… Задыхаться. Отводить руками колкие ветки, задирать юбку ещё выше, волосы с пылающего лица откидывать. Обмирать… визжать… хохотать… И наконец измождённо падать во взопревшие, наглые объятия.
Губами в губы — жадно, со стоном и яростью. Рукам его пошлым — волю, моему изнывающему телу — натиск, нагота и ветер. Спиной по шершавой смолянистой ели — и больно, и сладко, и ничего приличного.
И как же я по нему, оказывается, соскучилась!
Свежесть сумерек, шорох крон, соловьи… и всхлипы с истерзанных губ:
— Ещё! Ещё… Да! Да… Так…
Обратно к машине он нес меня словно невесту от алтаря — на руках, укутав измятым лавандовым облаком. И не было в этом мире ничего, что могло бы заставить меня пожалеть о случившемся…
— Твою мать! — охаю, только сейчас вспомнив про Ирку. — Где мой телефон?
Время уже час ночи. После страстного соития под ёлками, мы с Дмитрием почти сразу повторили всё на заднем сиденье. И я снова, почти как тогда в апартаментах, сидела оседлав его бёдра, но на этот раз мы оба были совершенно голые, и меня это только заводило. Стеснения больше не было. Наоборот, нравилось видеть наши тела — такое нежное и белое моё и дублёное загаром, твёрдое его. Жилистые руки на моей груди — то ласковые, то жёсткие до боли, и крепкие пальцы до синяков стискивающие мои бёдра: вперёд-назад, вперёд-назад… Изящная дорожка моей девчачьей «стрижки» трётся об курчавый пацанячий лобок «а-ля натурель», и поблескивает смазкой изредка мелькающий между нами латекс презерватива…
— Дим, у тебя есть зарядка?
Оказывается, мой телефон сдох. То-то Ирка не названивает каждую минуту!
Однако, включив-таки его, обнаруживаю, всего два пропущенных от неё, да и то — ещё вчера вечером. Слегка колет. Неужели не волновалась, как обещала? Однако капризную обидку тут же сменяет восторг — Сергей всё-таки перевёл обещанные деньги!
Тут же перечисляю всю сумму Ирке и подбиваю сообщением: «У меня всё хорошо! Перезвоню позже!»
— Отчиталась? — смеётся Дмитрий.
— Подглядывать нехорошо! И кстати, этот твой каратист Володя адекватный, надеюсь?
— Ну я же предупредил его, чтобы он там поосторожнее.
— Малоутешительно, знаешь ли…
Я озираюсь. После второго захода у нас был третий, до изнеможения долгий, колено-локтевой. А потом мы, переплетясь телами, ловили ленивый отходняк и, кажется, даже немного вздремнули в промежутках между разговорами ни о чём. Честно сказать, я ещё ни разу в жизни столько не кончала за какие-то пару часов, и даже искренне считала, что мультиоргазм — это если и не миф, то уж точно не про меня. И вот надо же!
Но теперь мой ресурс окончательно исчерпался. Секса точно больше не хочется, и стало вдруг неуютно голой.
— Не видел мой сарафан?
Дмитрий, не открывая глаз, усмехается:
— Видел. За дверью валяется, мятый и обкончанный. Уж извини.
— Прекрасно. Про трусы я тогда вообще молчу.
— Естественно. Их уже давно ёжики утащили. Фетишисты проклятые. — Упруго, с громким зевком потягивается. — На вот, — выуживает с переднего сиденья футболку, — мою надень. И что бы ты без меня делала, м?
Я закатываю глаза.
— Дома бы спала, в уютной постельке и под одеялком!
— Кстати, насчёт дома, — задумчиво наблюдает за мной Дмитрий. — Ты же понимаешь, что я теперь против того, чтобы ты жила с мужем? Вне зависимости от характера ваших отношений.
— Чего? — Я даже фыркаю от неожиданности. — Вот это заявочка! Я тогда тоже против всех этих твоих блондинок и шатенок. Но подозреваю, что моё мнение мало что значит, да? — Переползаю вперёд. — Ну? Поехали?
Пока он, выйдя из машины, натягивает джинсы, сижу с закрытыми глазами, унимаю тонкую тоску в сердце. Жаль, но пора приходить в себя. Это был очередной крышесносный полёт, однако деньги на тумбочке никто не отменял. Как и тёлок этих, да и остальные непоняточки.
Дмитрий возвращается, и мы трогаемся. В молчании проезжаем через балку, выруливаем на трассу.
— Ну допустим шатенка — это домработница Валентина, и без неё мне будет тяжко. Не говоря уж о том, что она точно не в моём в кусе. А вот блондинка… Ты откуда о ней вообще узнала?
— О ней, и о том, что она либо хочет, либо наоборот, не хочет ребёнка, да? — Язвлю я, и вдруг осеняет: — Надеюсь, она не жена тебе?
Дмитрий покусывает губу и слишком уж долго, целых пару секунд, молчит. Я тоже жму губы и пытаюсь дышать глубоко и спокойно. Просто секс и ничего личного. Ничего личного!
— А что?
— А то! Не хотелось бы оказаться на месте любовницы - разрушительницы семьи. Особенно теперь, когда точно знаю каково это — быть ненужной стороной треугольника.
Он криво усмехается:
— Не волнуйся. Это сестра.
Прекрасно! Ответа банальнее я и не ожидала. Разве что «племянница»
— Не веришь? — улавливает мой скепсис Дмитрий.
Я едва держусь, чтобы не учинить ему допрос с пристрастием… но всё-таки держусь. Гордо и самодостаточно.
— Да без разницы, если честно. А мы можем поехать быстрее? Я правда, очень хочу в душ, у меня аж чешется всё!
Он делает музыку громче и даёт по газам. От скорости меня вжимает в сиденье и… начинает подозрительно щипать в носу.
Господи, Лисонька, ну ты как маленькая! Разве не знала, что рано или поздно все кареты превращаются в тыквы?
— А ты умеешь борщ варить?
— Чего? — от неожиданности я теряю бдительность и всё-таки шмыгаю носом, благо Дмитрий занят другим:
— Я говорю, борщ варить умеешь?
— Ты… Ты что, есть хочешь?
Спрашиваю от души, первое что пришло в голову и что кажется самым очевидным для странного вопроса в два часа ночи. Но Дмитрий вдруг начинает смеяться. Да что там — у него, кажется, аж заискрило всё изнутри от восторга.
— Ну предположим хочу, да. Так умеешь или нет?
— Конечно.
— А огурцы закрывать? Ну, в банки, на зиму?
Смотрю на него и подозреваю, что он просто двинулся кукухой от перетраха и недосыпа. Словом, лучше лишний раз не нервировать.
— Сама не пробовала, но бабушке почти каждое лето ассистировала, так что и огурцы смогу, если приспичит. А что?
— А то, что то, что и требовалось доказать!
