— Да что такой язве сделается? — хмыкнула хозяйка, глянув с издевочкой. — Болталась где-то каждый день, но к вечеру возвращалась и ночевала всегда у себя, одна. Где ты ее откопал, Перчик? Странная какая-то. У богатея дочку увел?
— Где откопал, там уж нет, — ответил не слишком изобретательно. — Когда ты со мной расплатишься?
— Как только вдовица деньги пришлет. Она тянуть не будет, от мужа-скареда унаследовала немало. Женихи уже зубы точат: как-никак и состояние, и сама — лакомый кусочек. Ты-то не польстился?
— Издеваешься? Я — и в хомут?
— Да ты, по-моему, уже. Стоило войти, все на лестницу косишься. Топай, давай, к своей Крапивке. Ежели решите задержаться, вычту за постой из твоей доли.
Я махнул рукой, мол, вычитай, и взлетел наверх. Что бы эти бабы понимали: и Машка, и Тина. Чара небесная, захомутала… Просто необычная девчонка, не наша, да к тому же искусная и охочая. Самое то для меня. Магнолия была хороша, настоящая красавица, но и половины тех штучек не знала, что Малинка. Происхождение, опять же: словечки простецкие, жеманство, глупость какая-то бабья. Не, я, понятное дело, привычный — баба она баба и есть, их сестру знаю и люблю, а только со сладенькой все как-то не так. С ней потрепаться, пошутить можно, как с приятелем, в то же время Малинка заводит одним касанием или взглядом, не всякой это дано. И все время разная: то развязная оторва, то кроткая милая девочка, причем и от той, и от другой в голове мутится. Или из-за откровенного сладострастия, или от какой-то невероятной нежности. Тьфу, хватит, Перец, щас завязки лопнут.
Дошел до нужной двери, постучал тихонько, час-то еще ранний. Послышался легкий топоток, скрежетнул засов, дверь распахнулась, и на пороге обнаружилась заспанная встрепанная Малинка в каком-то мешковатом балахоне, видно, предназначенном для спанья.
— Перчик! — кинулась мне на шею, не дав даже дверь закрыть. — Я заждалась! Застрял чуть ли не на три дня, негодный!
— Зато теперь денег у нас как следует прибавилось, — улыбнулся, прижимая к себе одной рукой теплую со сна девчонку, другой с трудом закрывая дверь. Удивила… Признаться, опасался увидеть злую, зеленую от ревности мордаху или брезгливую гримасу, а то и по физиономии получить. — Смотри, что я тебе принес.
Протянул завернутые в платок персики, чувствуя сквозь испятнанную соком ткань вкусный запах. Чуть менее приятный, чем исходящий от только что проснувшейся девочки. Не удержался и поцеловал Малинку в шею, вдыхая сладкий, будоражащий и одновременно умиротворяющий аромат ее молочной кожи.
— Что это? — взяла узелок, положила на стол, развязала. — М-м-м, Перчик, какая прелесть! Это персики? — поднесла один из плодов к носу. — Точно. Да какие спелые…
Куснула на удивление аккуратно, умудрившись почти не испачкаться соком. Попавшую на подбородок каплю тут же стерла запястьем. Я чуть не рассмеялся, вспомнив, как она обляпалась медом во время нашего первого совместного завтрака. Она, видите ли, грязнуля.
— Хочешь? — взглянула на меня, протягивая надкушенный плод.
— Нет. Не люблю фрукты.
— Правда?
— Ну да. Зачем мне в этом-то врать? — усмехнулся я.
— Ты хотя бы попробуй! Он такой сладкий, ароматный. Будто погрузил лицо в цветущий розовый куст и умудрился откусить кусок благоухания.
— Ну, ты придумаешь! Давай уж, попробую, — взял у нее персик и отхватил как следует.
Тот и впрямь оказался хорош: мягкий, сочный, душистый. Сок так и побежал по подбородку. Я хотел утереться рукавом, но Малинка удержала мою руку, прижалась и слизнула капельки, высушила все губами. Я так опешил, что забыл поцеловать сладенькую.
— Соленый… колючий, — прошептала, утыкаясь мне в шею. — Но совсем не пахнешь другой…
— Я выкупался в море. Поэтому и соленый.
— Тогда чего ты ждешь? Или утомился? — вскинула глаза, поблескивающие лукавыми искорками. Я мог бы поклясться, что и веснушки на ее носике излучают лукавство.
Недоеденный персик с мокрым шлепком упал на пол, а мы с Малинкой сами не заметили, как расстались с одеждой и оказались на кровати.
— Ты и правда ублажал вдовушку или отсыпался-отъедался? — спросила сладенькая, когда мы, усталые, потные и умиротворенные, лежали, обнявшись, на сбитых измятых простынях.
— Еще как ублажал. Не веришь, посмотри на спину.
Магнолия располосовала меня знатно. Я, когда макнулся в море, чуть не взвыл, так ожгла соленая вода многочисленные, судя по ощущениям, царапины. Сладенькая заглянула мне за плечо и прижала руку ко рту.
— Чего ж ты сразу не сказал?! Тебе же больно!
— Не поверишь, но больно мне не было, только сейчас саднить начинает. К тому же, ты не царапаешься, вот я и позабыл предупредить.
Малинка стала придирчиво осматривать меня в поисках других повреждений, но ничего, кроме нескольких засосов на шее и груди, да следов несильных укусов на плечах не обнаружила.
— Это точно была женщина? — с несколько наигранной заботой спросила она. — Больше похоже на рысь.
— Нет, я не мог настолько ошибиться. Это была молодая страстная женщина после длительного воздержания. Мотай на ус, Линочка, и никогде себя так не мучай.
— Не беспокойся, это не в моей природе, — улыбнулась сладенькая.
Я невольно подумал, одна ли она провела те дни, что меня не было. А даже если и не одна? Кто-то совсем недавно хвастался, что не брезглив, причем говорил истинную правду… Додумать так и не успел, провалившись в глубокий сон.
Проснулся уже под вечер и сразу понял, что лежу на кровати один. Почему-то отсутствие Малинки очень задело. Могла бы и посидеть со мной, еще лучше — полежать. Нет, получила с утра, что хотела, и удрала в город… С досады стукнул кулаком по постели.
— Выспался? — раздался знакомый грудной голос. — Пойдем на море?
Я повернул голову и увидел, что сладенькая сидит с ногами на широком подоконнике и смотрит на меня.
— Решил, тебя нет, — пробурчал, садясь. — Чего не море тащиться на ночь глядя?
— Днем я его видела. К тому же хочу искупаться. Вода теплая, но я побоялась одна: на берегу все время кто-нибудь бродит. Вдруг одежду украдут, пока плаваю? А так ты покараулишь.
Мне не слишком улыбалось топать к морю. Предпочел бы поесть и завалиться с девчонкой в койку. С другой стороны, потешно будет попугать ее в воде. Визжит она, наверное, звонко. Разозлится, опять же, а злючки мне всегда нравились. Вырываются, верещат, пытаются драться, а стоит только пощупать где надо, и весь их пыл тут же устремляется в иное русло.
