— Пока не начнешь проигрывать, — добавляет кто — то себе под нос.
Осборн усмехается и указывает на меня.
— Он прав. Если начнешь проигрывать, мы надерем тебе задницу.
Снова смех.
— Может, выпьем за то, чтобы надрать ему задницу?
— Все поднимите бокалы за нового парня и побыстрее. Мы с Дэниелсом должны сваливать — его младший брат играет в школе или что — то в этом роде.
Комната наполняется одобрительными возгласами и ухмылками моих новых, чрезмерно буйных товарищей по команде, когда они с энтузиазмом чокаются водой, содовой и кофейными чашками над столом, жидкости плещутся на белые льняные скатерти. На длинном банкетном столе огромное количество еды: паста, гамбургеры, закуски, картофель фри, бутылки кетчупа и горчицы. Некоторые заказали молочные коктейли и фирменный кофе, а также мороженое.
Я ругаюсь вполголоса: что за сборище нерях. Смотрю на кетчуп рядом с моими столовыми приборами.
— Сейчас вернусь, — бормочу я Гандерсону, отодвигаю стул и встаю. — Надо отлить.
Он кивает с ухмылкой, обводя взглядом стол.
— Не торопись.
Я быстро справляю нужду, мою руки и смотрюсь в зеркало. Рассматриваю свое опущенное, неулыбчивое лицо. Синяк. Волосы, которые не мешало бы подстричь. Уши, которые за последние несколько лет слишком много раз были сломаны моим головным убором.
Опершись руками о стойку, я наклоняюсь.
— Какого черта ты здесь делаешь, Рабидо? — спрашиваю свое отражение. — Какого. Черта. Ты. Здесь. Делаешь?
Что, черт возьми, заставило меня сменить универ, когда я мог оставаться в Луизиане? Закончить сезон чемпионом, начать карьеру вместо того, чтобы расстраивать и разочаровывать родителей, выкорчевывать себя из насиженного места, переезжать на другой конец страны.
Ради чего? Больше стипендия? Оплаченные дополнительные расходы? Иметь лицо, которое никто не хочет видеть на университетском щите?
Стоило ли оно того?
Я еще раз с отвращением оглядываю себя, прежде чем выпрямиться.
— Ты сумасшедший сукин сын. — Я проклинаю себя в последний раз, прежде чем выбросить бумажное полотенце в мусорное ведро.
Открываю и толкаю стальную дверь ванной.
Возвращайся к столу, за которым…
Никого.
Я быстро оглядываю зал с пустыми столами, за исключением нескольких соседних кабинок и любопытных зевак, семей и других посетителей, которые едят, но нет никаких борцов.
Вся чертова команда ушла.
Когда я осторожно подхожу к столу, из ниоткуда появляется наша молодая официантка с блокнотом в руке и карандашом за ухом.
Она хватает меня за рукав:
— Слава Богу, ты еще здесь! Фух! Я думала, вы все сбежали!
— Что ты имеешь в виду, говоря, что мы все сбежали? — Я поглядывать в сторону двери. — Подожди, мои друзья ушли?
Я чуть не задыхаюсь от слова «друзья», ирония ситуации не ускользнула от меня. Друзья не стали бы вытворять такое дерьмо, а я едва знаю этих парней.
— Да, они ушли. Я буквально чуть с ума не сошла, думала, что вы, ребята, собираетесь меня надуть. — Она продолжает болтать, не обращая внимания на мое замешательство.
— Погоди — ка, что ты имеешь в виду?
Мне нужно, чтобы она объяснила, в недвусмысленных выражениях.
— Ну, я имею в виду… да. Они, похоже, сбежали.
— Знаю, что значит «сбежали», я не в буквальном смысле. — Мои пальцы вонзаются в волосы, и я чувствую, как они торчат, когда вынимаю их. — Твою мать.
Молодая женщина вздрагивает.
— Они серьезно меня бросили? — уточняю я. — Вы уверены, что они ушли?
Отказываюсь верить, что они оставили меня здесь; мы должны быть проклятой командой. Я рассчитывал на это.
Этот ублюдок Брэндон Райдер отвез меня в своей дерьмовой, разбитой машине, и я готов поспорить на пятьдесят баксов, что она больше не стоит снаружи, ожидая, чтобы подвезти меня до дома, который делю с Гандерсоном и Эриком.
Маленькая официантка нервно похлопывает меня по плечу.
— Хм, мне не хотелось бы усугублять ситуацию, но, хм… я полагаю, раз ты все еще здесь, ты будешь платить?
— Прости, что?
— Платить. За всю еду.
Она сказала платить за всю еду?
Моя голова непроизвольно качается.
— Что это значит — вся еда?
— Они не заплатили. За все это.
— Прости, что?
— Вы в порядке, сэр? — спрашивает официантка, отступая на шаг. — Вы все время повторяетесь. У вас инсульт? Или, может быть, припадок?
— Они не заплатили? — Я сжимаю кулаки. — Эти чертовы…
Задницы. Эти долбаные засранцы надули меня чертовым счетом.
— Сколько это стоит? — Готовлюсь к сумме, прикидывая, что она будет около ста, может быть, двести пятьдесят, максимум.
— Четыреста пятьдесят.
— Что?! — Кричу я. Знаю, что это громко, и ресторан полон людей, но сейчас мне плевать. Возмущение и злость не скрывают чувств, которые сейчас бурлят в моей крови. Я хочу что — нибудь ударить. — Почему, черт возьми, вы просто дали им уйти?
Я знаю, что перекладываю вину, но мне все равно. Меня не волнует, что это не ее вина. Мне нужно кого — то обвинить, а она стоит прямо передо мной, скручивая руки и выглядя виноватой.
— Сэр, они убежали. Я…
— Шшш, прекрати говорить. Дай мне минутку подумать.
— Извините, я так нервничаю, у нас еще никто не уходил с таким большим счетом. Обычно гораздо меньше, чем это. Иногда люди даже берут солонки и перечницы.
Она переводит взгляд на дверь из нержавеющей стали, которая, как я полагаю, ведет на кухню, затем на кассу в передней части ресторана, где мы ждали столик, когда вошли.
— Я могла бы поговорить со своим менеджером и объяснить ситуацию, но боюсь, что она вызовет полицию.
Копы?
Дерьмо.
Качаю головой, провожу рукой по лохматым волосам.
— Забудь об этом. Кто — то должен заплатить, или тебя уволят.
Потому что ты позволила им встать и уйти, не заплатив.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Итак… — она переминается с ноги на ногу, протягивает мне черный бумажник со счетом и шариковой ручкой. — Все детализировано.
Как удобно; конечно, детализировано.
— Для моего удобства?
Разозлившись, я выхватываю счет из ее руки, разворачиваю его, смотрю вниз и изучаю.
Шейк — 5
Содовая — 10
Гамбургер — 4
Чизбургер — 2
Сандвич с курицей — 1
Креветки Альфредо с дополнительной креветкой — 1
Салат — 4
Суп — 3
Спагетти — 1
Крылья — 5
Луковые кольца — 1
Палочки из моцареллы — 1
Жареные соленые огурцы — 1
Хлебница — 1
Мороженое — 1
Пирог — 9
Стейк — 6
Кто, блядь, заказывает стейк в блинной?
Я складываю счет пополам, борясь с желанием разорвать его на миллион крошечных долбаных кусочков.
— Это были твои друзья? — перебивает маленькая официантка. — Может, они не знали, что ты все еще здесь?
Я бросаю на нее взгляд: она глупая? Сумасшедшая? Она ни за что не поверит, что это был несчастный случай, и я говорю вслух то, о чем мы оба думаем:
— Они издеваются надо мной.
Дерьмо. Это чертова дедовщина.
Это нарушает не только политику факультета борьбы и спорта, но и Кодекс поведения университета. На самом деле, это также нарушает некоторые школьные правила, и во всем этом сценарии так много неправильных вещей, что мне потребовалась бы вся ночь, чтобы перечислить их все. Если бы наши тренеры узнали, то команда, вероятно, была бы отстранена.
Официантка, Стейси, как написано на ее бейджике, закусывает губу и смотрит на меня наивными глазами лани.
— Мне показалось странным, что они так быстро убежали отсюда. Один парень споткнулся о шнурки и упал на ковер.
Интересно, что же это был за дурень?
— Что ж, думаю, это послужит мне уроком за то, что я пошел в чертов туалет, а?
— Как ты собираешься заплатить за это? — Официантка неловко переминается с ноги на ногу, прежде чем пригладить волосы. — Мне так стыдно, но у меня есть другие столики. Если ты не заплатишь, меня, скорее всего, уволят…
