– За закатом она видит, как горит свобода, – напеваю я, чувствуя, как что-то собирается в моей голове, нечто новое, что-то настоящее и глубокое.
Много времени прошло с тех пор, как я пела от всего сердца.
В основном я пою то, что они хотят, чтобы я спела.
Мотоцикл появляется в моей прямой видимости, отрывая меня от создания лирических текстов в моей голове. Я знаю, кто на нём, скорее всего он не увидит меня из-за тонированного стекла на моём автобусе, но я вижу его, когда он приближается. Я приближаюсь лицом к окну и выглядываю. Он носит открытый шлем, и у него самое захватывающее лицо, которое я когда-либо видела. Я не могу видеть его глаз сквозь темные солнцезащитные очки, но есть кое-что в его чертах и как они собраны вместе, что говорит мне о том, что у меня может перехватить дыхание, если он снимет их.
Волевой подбородок, покрытый тёмной щетиной, полные губы, немного искривлённый нос, тёмные волосы, сброшенные на лоб и выпадающие из шлема, кожа мягкая и оливковая. Он носит куртку из тёмной кожи и, когда он становится ближе, я вижу, что на нём написано несколько различных вещей, в основном в форме нашивок. Первое, что мне бросается в глаза – это нашивка с надписью: «МК Стальная Ярость». С другой стороны, есть несколько других случайных эмблем – я не могу разобрать их отсюда.
Он байкер.
Азарт, который заставляет меня прижаться лицом к стеклу.
Я никогда не видела байкера близко. Они повсюду конечно, и все о них знают, но я никогда не была рядом с ними. Мне интересно, каково это – прокатиться на байке, ветер в лицо, дорога, ведущая тебя, куда бы ты ни захотел. Моё сердце жаждет этого чувства.
Я переключаюсь на его руки, обвитые вокруг руля тёмно-синего мотоцикла, на котором он едет. У него толстые кольца на пальцах, думаю, это черепа. Он крупный мужчина, и я знаю, что под этим пиджаком и голубыми джинсами, так подходящими ему, он будет мускулистым и, вероятно, татуированным. Не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала в дороге. Он один, расслабленно сидит на своём байке, казалось бы, не заботясь ни о чём в мире.
Его пальцы отнимаются от руля и дёргаются в моём направлении. Я дёргаюсь назад. Он просто помахал мне? Как он может видеть сквозь тонированное стекло? Я снова двигаюсь вперёд, и его губы дёргаются в улыбке, я ничего не могу с собой поделать, и улыбаюсь в ответ, моя рука немного поднимается, и я шевелю пальцами. Его улыбка превращается в ухмылку, показывающую мне множество великолепных ямочек и ровные белые зубы. Я держу два пальца в мирном знаке, просто чтобы понять, действительно ли он смотрит.
Он делает то же самое.
Мои щёки вспыхнули, и я наблюдаю за незнакомцем, следующим за моим автобусом, думая, кто он такой, почему он здесь совсем один. Моя улыбка становится шире, я накланяюсь, хватаю свою гитару и пробегаюсь пальцами по струнам. Я снова взглянула на его нашивку и медленно продолжаю петь.
– Сквозь горение я вижу ярость, такую дикую и беззаботную, и, о, мне интересно, каково это, когда он рядом со мной.
– Скарлетт.
Я оборачиваюсь на голос Сьюзен, звучащий у двери. Я смотрю на своего менеджера, которого люблю ненавидеть. Она у меня замечательная, но она также жёсткая и строгая, и не допускает какого-либо неправильного поведения. Она всегда у меня за спиной, куда бы я ни пошла, чтобы убедиться, что я всегда уравновешена и в полном порядке, никогда не было и, вероятно, никогда не будет скандалов, связанных со мной. Она следит за тем, чтобы я была на высоте каждую секунду каждого дня.
– Мы находимся в часе езды от Лос-Анджелеса. Когда мы приедем, у тебя будет час для себя, перед тем как начнется пред-концертное интервью, затем ты отправишься в гримёрную, понятно? У тебя сегодня поздний концерт, поэтому тебе нужно отдохнуть.
– Да, хорошо, – киваю я.
Её глаза сужаются на моей гитаре.
– Над чем работаешь?
Я выглянула в своё окно, но мой таинственный незнакомец исчез. Моё сердце немного замерло.
– Просто новая песня, – говорю я, взглянув ещё раз на закат.
– Это хорошо, мы хотим выпустить новый альбом в этом году. Там есть и другие молодые восходящие звезды, ты же хочешь, чтобы твоё имя было в центре внимания.
Я оглядываюсь на неё и через силу улыбаюсь.
– Да, это звучит хорошо.
Она поднимает бровь.
– Ты уже просмотрела свой список песен для этого вечернего концерта?
Я киваю. Может ли она увидеть пустоту в моих глазах? Замечает ли она мою боль, когда смотрит на меня? И если это так, она просто предпочитает игнорировать это?
– Да, я знакома со всеми песнями и их порядком.
– Я посоветовала группе, они подготовились к работе согласно графику. Ты ела сегодня?
Я смотрю на привлекательную женщину средних лет и снова киваю.
– Да, я поела.
Её карие глаза смотрят на меня, и она кивает своей головой, укладывая прядь черных волос в свой идеальный пучок, и выпрямляет свою блузку. Сьюзен всегда выглядит как картинка совершенства, уравновешена и резка. Я не думаю, что есть что-то, что может сломать ее, или, черт возьми, даже разозлить. Она всегда собрана.
– А как все остальное?
Я вздрогнула от ее вопроса.
Сьюзен замечает вздрагивание, но ничего не говорит, она просто держит свой взгляд на мне, ожидая ответа. Она не уйдёт, пока не получит его.
– Всё в порядке. У меня всё хорошо.
Женщина кивает.
– Приятно слышать. У нас лучшая охрана, поэтому не нужно беспокоиться о себе. Просто сосредоточься на своём шоу и фанатах, а остальное оставь мне.
– Спасибо, – говорю я, уставившись на нее и улыбаясь.
Она кивает, давая мне маленькую, но острую улыбку.
– На этом я тебя оставлю. Отдохни немного, ты, безусловно, нуждаешься в этом.
Когда она уходит, я отталкиваюсь от своего места и иду в ванную, останавливаясь у зеркала. Я смотрю на своё отражение, оглядываясь назад, и больше не узнаю его. Я – картинка совершенства, когда дело касается кантри-музыки, с моими длинными густыми светлыми волосами, которые всегда вьются, моими большими карими глазами, обрамленными темными ресницами, и моим миниатюрным скульптурным лицом с полными губами. Я маленькая и соблазнительная, но не слишком, и могу зажигать под рок.
Я – всё, что хотят видеть люди.
Но я просто не я.
Я заправляю прядь волос за ухо и несколько раз моргаю, затем я вздыхаю. Я умываю лицо и выхожу из ванной, возвращаюсь к своему месту и ложусь, кладу голову на подушку, закрывая глаза, и позволяю последнему солнцу, вспыхивающему в моем окне, согреть меня, пока все снова не сошло с ума.
Маверик
– Когда ты вернёшься, брат? Был в пути долгое время.
Я ворчу на телефон и бросаю камень в озеро, любуясь закатом, прежде чем ответить своему брату и Президенту мотоклуба «Стальная Ярость», Малакаю или сокращённо Малу. Другим членам клуба он известен как Фьюри.
– Я возвращаюсь обратно, медленно.
Мал фыркает.
– Ты был в пути восемнадцать месяцев. Нет места лучше дома, и ты мне нужен здесь.
– У тебя всё под контролем, – бормочу я. – Нет ничего, чтобы я мог дать тебе, находясь рядом с тобой.
Он издаёт тихий горловой звук, напоминающий рычание.
– Мой чертов брат, вот что ты можешь дать мне.
– Понимаю тебя, но мне нужно немного больше времени.
– Ты бежишь, живёшь жизнью кочевника, но это не годится для того, чтобы избавиться от боли. Приходи домой к братьям, в свой клуб, вылечим то, что было сломано.
Я вздрагиваю, и гнев пузырится в моей груди.
– Бостон всё ещё там?
Мал вздыхает.
– Ты же знаешь, что он здесь. То, что случилось, не было его ошибкой.
– Это была его грёбаная вина, – рявкаю я.
– Надо двигаться дальше, Мэв, это съедает тебя. Он облажался, но не делал этого нарочно, и ты, блять, это знаешь.
– Если бы он выполнял приказы, этого бы не случилось. Я не могу быть в этом клубе с ним и не оторвать ему голову.
