Я тяжело задышала.
Давид не пугал меня, нет. Он даже не касался меня острием — просто резал одежду, потому что иначе ее не снять.
Наручники бились в такт моему дыханию.
Давид перестраховывался. На моей одежде могли быть жучки, и он просто избавлялся от нее, а это значило, что гостиница — лишь перевалочный пункт.
Куда он повезет меня дальше — оставалось тайной.
Я задрала голову высоко, когда он освобождал мое горло. Водолазка была снята, живота коснулась его ладонь.
— Холодно?
— Да…
Холодно.
И страшно.
Но самый ужас был в том, что Давид слышал, как я его боюсь. При каждом моем вдохе дергались руки и звенел металл.
Это было унизительно.
Следом за водолазкой Давид таким же способом снял с меня куртку. Ни одной вещи не пожалел — все в утиль.
— Кто тебя подослал?
Давид закончил с лифчиком одним махом — просто порезал его косточку посередине. Ножницы были остро заточены.
Груди коснулся горячий воздух, это было его дыхание. Давид склонился ниже и поцеловал нежную плоть, будто я все еще оставалась его женщиной.
— Кому ты отдала документы?
Я молчала, едва успевая дышать. Давид оставил мою грудь в покое и стянул с меня джинсы. Они спали вниз вместе с бельем.
В спальне было совсем темно, когда я осталась голой.
Вместе с этим шок накрыл меня с головой — я смотрела на Давида, но не верила, что он жив.
Все, что было после кладбища — стало дурманом, нереальностью.
Из-за мокрых коленей ноги быстро замерзли, но его взгляд… взгляд зверя обещал отогреть меня этой ночью.
И я вдруг поняла: Давид собирается заняться со мной любовью. Сегодня. Сейчас.
Я его застрелила, а он собирается трахать меня.
В низу живота несладко заныло.
— Расскажи мне все, Жасмин.
Давид погладил меня обманчиво ласково, обещая взамен быть нежным в эту ночь.
— Будь хорошей девочкой, и скоро для тебя все закончится.
Я приняла для себя решение, что все это глупый сон.
Что я скоро проснусь, а когда сяду в свою машину и включу радио, то услышу там имя Давида Басманова в списке покинувших этот мир.
Все так и будет, а пока…
Я смотрела в лицо напротив и шептала всякие глупости. Шептала, что на самом деле он мертв. Что у меня галлюцинации. Что я схожу с ума, и Давид не реален.
Я тронула его жесткий подбородок. Щетина тут же кольнула кончик пальца, и я одернула руку.
— Это невозможно.
Эти морщинки на его лице от постылой жизни… за несколько дней они стерлись из моей памяти. Я даже верила, что со временем смогу забыть, сколько их, этих морщинок у него в уголках глаз или возле рта, например.
— Из нас двоих мог выжить только один, — процитировал Давид, — так ты сказала, пока я истекал кровью?
— Я не понимаю… — прошелестела губами.
— Чего ты не понимаешь? — Давид разозлился.
— Как ты смог выжить. Я не понимаю.
— Я расскажу тебе эту забавную историю, когда мы вернемся в Москву.
Давид был зол и еще немного возбужден. Это просто безумие. Он хочет увезти меня обратно? Для чего?
— Здесь мой дом. Я не вернусь в Москву.
— Отныне твой дом там, где я.
Я не сопротивлялась. Сейчас не лучшее время, чтобы перечить мужчине, в которого я стреляла.
Давид стоял близко-близко и напряженно перебирал мои пряди — одну за другой. Позже я поняла, что это был не нежности жест, а обычный обыск. Давид сбросил мою одежду, а теперь искал жучки в моих волосах.
А когда не нашел, то с удовольствием впился в мои губы несладким поцелуем.
Ожесточенно.
Дико.
Жадно.
Как он это умел.
Меня откинуло к стене, и я тихо простонала. Затылок прожгла адская боль, и губы… губы горели огнем.
— Мм…
Давид этим поцелуем будто не наказать меня хотел, а убить. Он вроде и рад прикончить меня, но в то же время Давид нуждался во мне.
В моем теле, в моих ласках… в моей ненависти к нему.
Давид подсел на опасность, которую я излучала для него.
— Жасмин, Жасмин… ты же моя чувственная.
Запах никотина разъедал легкие. Давид много курил, как и в ту ночь, когда мы собирались опоить друг друга вином и заняться любовью еще раз.
Я задыхалась, но поцелуй не прерывала. Напротив: зарылась пальцами в его жесткие волосы и очертила тот самый шрам на его затылке.
Шрам настоящий.
Давид настоящий.
Я боялась в это верить, потому что уже успела измучиться муками совести. Я нахлебалась этим сполна и не представляла, как жить дальше после совершенного деяния.
А теперь Давид берет меня у стены в номере какой-то захудалой гостиницы и обещает устроить ад.
Какой же может быть ад, если он живой, а я не убийца?
Хуже ада совести нет. Наивный…
— Жарко… очень жарко, — я захныкала и, будучи в дурмане, откинула голову назад.
— Скоро, — пообещал он.
Давид пообещал скоро трахнуть меня.
Он спустился к шее и поцеловал каждый сантиметр кожи. Его ладонь неласково легла на левую грудь и помяла ее. Голова закружилась, когда он прижался к моему животу выпуклой ширинкой.
Давид томил меня, мучил, нарочно распалял на страсть и что-то выпрашивал про ту ночь убийства…
Но я была без сил и желала только одного: не изнывать от жажды и получить свою разрядку. Я едва стояла на ногах, когда поняла: это и была его цель. Давид хотел сломить меня, сделать зависимой от порока.
И он это сделал.
В ту московскую ночь Давид слепил из меня идеальную женщину, он показал, от каких ласк можно возбуждаться, но самое страшное то, что он знал все эти ласки.
И пользовался ими в момент моей слабости.
Я простонала ему в губы что-то нечленораздельное, и Давид хрипло, низко рассмеялся. Он считал, что победил, хотя не вытащил из меня ни единой информации.
— Ты мне снишься. Приходишь во снах, чтобы помучить меня. Правда?
Я искала зацепку, чтобы отключиться от реальности.
И когда я полностью убедилась в своей правде, Давид взял меня в излюбленной позе.
Он подхватил правую ногу под колено, распахнул меня для себя и прижался ко мне бедрами. Горячее дыхание ворвалось внутрь моего рта.
Когда его член проскользнул внутрь, я не выдержала.
Вскрикнула, царапая его плечи ногтями, и повисла на его бедрах, лишаясь опоры под ногами.
— Боже, боже…
Голова закружилась. От его поцелуев, от ласк. От положения, в котором Давид мог войти в меня глубже. Я помогала ему сделать это…
Я извивалась у стены, постанывала и даже плакала в надежде получить больше, чем просто секс. Я хотела немного любви…
Но Давид врывался в меня жадно.
Каждым движением бедер он вколачивал меня в холодный бетон, и я вспомнила, что прикована. Наручники за спиной бились об стену, издавая двусмысленные звуки, но в этот миг нам было все равно, что подумают другие.
Все закончилось слишком быстро.
Наваждение сменилось разочарованием, низ живота болезненно заныл, не получив удовлетворения.
Давид напомнил мне, кто мы друг другу. Он уткнулся ртом мне в шею, сделал несколько финальных движений и кончил.
Без нежности.
Без любви.
Без обещаний в защите. Я их не заслуживала больше.
В холодных глазах Давида еще оставался огонь, желание, но он решил проучить меня.
Я прикусила губу, не выказывая своего разочарования. А когда Давид отпустил меня, я рухнула на колени без сил. Между бедрами было очень влажно.
— Когда придешь в себя, приготовь ответ на каждый мой вопрос. Поняла?
Я незаметно вытерла мокрые щеки. Я плакала, извиваясь в его объятиях… Вот, как сильно это тело привыкло к своему жестокому первому мужчине.
Ненавижу.
Это была ежесекундная прихоть. Утирая слезы, я пообещала себе, что этого больше не повторится.
В конце концов, Давид не единственный мужчина на Земле. У меня будет другой… Он полюбит меня и на нем не будет клейма убийцы моих родителей.
Я подняла глаза. Давид закурил и небрежно глянул на меня сверху вниз. Удерживая сигарету между плотно сведенных губ, он застегнул ширинку и натянул ремень на бедра.
