Ночь поглощает мою машину, и не успеваю я опомниться, как спустя какие-то четыре часа подъезжаю к дому своей лучшей подруги.
Особняк.
Дом.
Особняк.
Я не могу решить, что это, пока иду к двери.
— Это дом или особняк? — требую ответа я, когда жених Элли открывает дверь. Алекс, одетый в пижамные штаны и без рубашки, ухмыляется.
— Ни то, ни другое. Я думаю, это замок.
— Классный пресс, — говорю я ему, проносясь мимо, и он хихикает, хватая мою сумку.
— Элли Кэт? — зовет он, поднимаясь по лестнице. — Сара здесь.
Моя лучшая подруга визжит наверху и сбегает вниз. Со своими длинными стройными ногами она похожа на газель, когда прыгает в мои объятия.
— Привет, сучка, — приветствую я ее, обнимая до упаду. — Это была долгая поездка.
Элли морщит нос.
— От тебя пахнет шиком и сексом. Тебе нужно принять душ. А после спускайся, и мы выпьем вина под звездами.
— Мы собираемся раздеться догола в горячей ванне как в старые добрые времена? — я спрашиваю это ради Алекса, и он смеется, его белые зубы сверкают на свету. Его не было там в ту ночь, когда мы с Элли вырубились в ее джакузи голышом, но он слышал эти истории.
— Продолжай, — говорит он мне. — Ты не заметишь, чтобы я спорил.
Я хихикаю.
— Я знаю, что ты смотрел бы только на Элли, больной любитель моногамии.
— Тебе стоит попробовать это как-нибудь, — советует он. — Возможно, тебе это понравится.
— Или мне может быть до одури скучно.
Он пожимает плечами.
— В любом случае. Выходи наружу, когда помоешься.
— Я никогда не буду чистой. — Я приподнимаю брови и слегка шлепаю его по заднице, проходя мимо. Они оба закатывают глаза.
— Теперь вы как будто один человек, — громко жалуюсь я, поднимаясь по лестнице. — Боже.
Но я люблю их обоих, и они это знают. Если когда-либо двум людям и суждено было быть вместе, то это им. Это отвратительно. Меня слегка подташнивает при одной только мысли о моногамии, но я справляюсь с этим к тому времени, как добираюсь до своей комнаты.
Их гостевая ванная комната необычна и красива, и я довольно долго стою под горячей водой, позволяя милям смыться. Следы моего рыжего окрашивания волос, которое я только вчера отретушировала, тоже закручиваются в стоке. Все в порядке. Никому не нужно знать, что мои рыжие волосы, как у пожарной машины, ненастоящие.
Хаха. Мне нравится обманывать себя.
Это поразительно красный. Все знают, что это ненастоящий цвет. И это прекрасно.
Он подходит к моей губной помаде и моей машине.
И моей личности. И моим любимым туфлям на высоком каблуке.
Этот список можно было бы продолжать бесконечно.
Я просто рыжая девушка.
Закончив мыться, я надеваю старые потрепанные шорты и футболку и, не причесываясь и не красясь, спускаюсь вниз, чтобы найти Алекса и Элли.
И вино.
— Эй! — я зову, потому что, кажется, нигде никого нет. — Элли! Алекс!
Никто не отвечает.
Я зову снова, но никто не отвечает.
Ну, тогда к черту все это.
Мне нужно вино.
Я нахожу дорогу на кухню, и как агент по недвижимости, риэлтор года в районе Большого Лас-Вегаса уже три года подряд, не могу не восхищаться. Каменные колонны, открытый кирпич, блестящий гранит, массивная стойка. Я тихо присвистываю и направляюсь по коридору в винный погреб.
Он каменный и достоин винного погреба винодельни. Стены от пола до потолка заставлены винными бутылками. Я просматриваю их и выбираю две. Красное, конечно.
Это мой цвет.
У меня в каждой руке по бутылке, когда я заворачиваю за угол на кухню, с моих волос капает вода, а лицо такое же чистое, как в день моего рождения, когда врезаюсь в обладателя самых голубых глаз, которые когда-либо видела.
Глава 3
Возраст — это просто число, иногда СТАРОЕ число
Голубые глаза моргают как раз в тот момент, когда я натыкаюсь на принадлежащую им сверхтвердую грудь.
— Уф, — издаю я неподобающий для леди звук, врезаясь в него. Ловкими руками Голубоглазый ловит винные бутылки из моих рук.
Я даже не замечаю, что роняю их.
Не судите. Когда на меня смотрят такими глазами, я удивляюсь, что сама автоматически не сбрасываю трусики. Не бойтесь — время еще есть.
— Привет, — говорит он, с любопытством глядя на меня. На секунду мне кажется, что он пялится на меня, потому что не знает. Потом я чувствую, как мои мокрые волосы падают мне на плечи, и вспоминаю, что выгляжу как бездомная.
Боже.
— Я… э-э… я должна быть здесь, — выпаливаю я, как идиотка.
Голубоглазый приподнимает черную бровь, и кто он такой? Грек? Господи, помилуй. Моя матка трепещет, затем вцепляется когтями во внутреннюю часть живота, пытаясь добраться до этого парня.
Успокойся, девочка.
— Да? — спрашивает он небрежно и совершенно невозмутимо, как будто привык постоянно видеть мокрых женщин в лохмотьях.
Боже, он великолепен. Римский нос, темные глаза, идеальный точеный подбородок. Какого черта Элли делает с этим парнем в своем доме? Он чертовски серьезный конкурент для Алекса. Черт возьми.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, не подумав. Голубоглазый замолкает.
— Большинство людей сначала спрашивают мое имя, — непринужденно говорит он. — Кстати, я Сэм.
— Сэм? Обычный старина Сэм? — Боже, что не так с моим языком? Почему он разговаривает?
Он улыбается.
— Старый добрый Сэм. А чего ты ожидала?
Что-нибудь экзотическое, вроде Дэмиена, или Данте, или Девина.
— Я не знаю, — вру я. — Я Сара.
— Старая добрая Сара? — спрашивает он, и в его голубых глазах мелькает веселье.
Сейчас я краснею, и, Боже, я не краснела миллион лет. Кто это инопланетное существо, которое может заставить меня покраснеть?
— Возможно, прямо сейчас я выгляжу немного некрасивой, как старая Сара, — говорю я ему. — Но обычно это не так. Поверь мне. Обычно я сногсшибательна.
Он смеется.
— Я это вижу. Скажи мне, добрая Сара, почему ты в винном погребе Элли и Алекса?
Это раздражает меня, потому что кто он такой, чтобы задавать мне вопросы? Я выпячиваю грудь.
— Кто ты такой? — требую я. — Я лучшая подруга Элли.
— Ооо. Ты и есть та самая Сара.
В его голосе есть интонация, которую я не узнаю, и не уверена, что это хорошо. Я смотрю на него сквозь влажные ресницы без туши.
— Какая Сара? С кем из них ты разговаривал — с Элли или с Алексом?
Он ухмыляется, широкая улыбка озаряет все его великолепное лицо. Святой мешок с яйцами. Мои яичники дергаются, пытаясь вырваться наружу.
— Разве тебе не хотелось бы знать?
Я смотрю на него в ожидании, потому что, очевидно, да, я хотела бы знать.
Я постукиваю ногой.
Он ухмыляется.
— Тебе следует надеть здесь обувь, особенно если ты промокла. Поскольку ты можешь упасть.
— О, я не мокрая, — возмущенно говорю я ему. — Ты бы знал, если бы это было так.
Он смеется над этим громким веселым смехом, от которого мои яичники встают дыбом и приветствуют его. Гребаные предательские яичники. Боже.
— Ну, похоже, ты — это все, что они обещали, и даже больше, — усмехается он. — И, кстати, я здесь потому, что являюсь управляющим винодельни. Работаю на Элли и Алекса. На этой неделе ты будешь чаще меня видеть.
Он поворачивается и уходит, и плечи у него такие же широкие, как дверь, а талия тонкая, и мышцы на бицепсах… срань господня, мускулы — это отдельный вид.
Но он уходит, а Элли что-то от меня скрывала.
— Элли! — я визжу, как Банши, и она прибегает, карабкаясь вниз по каменным ступеням, как будто думает, что я сломала ногу или, что еще хуже, высокий каблук.
— Ты кое-что скрывала от меня! — я обвиняю ее с самым суровым выражением лица. Она резко останавливается, оценивая мои повреждения, затем с любопытством смотрит на меня.
— Что?
Ее длинные темные волосы собраны в пучок на макушке, и на ней самые элегантные льняные шорты. Ей удается выглядеть утонченной и расслабленной одновременно, и она живет в замке.
