— Бо Фортье, — говорит он, повторяя мое имя, словно пытаясь освежить свою память. Его глаза задумчиво прищуриваются, — Фортье… Я давненько не слышал этого имени, хотя, по-моему, партнером моего деда в проектной фирме был старый Фортье.
Я улыбаюсь:
— Был.
Его глаза загораются:
— Мир тесен!
С каждым днем все меньше.
— Это то, что ты изучаешь в Тулейне? Архитектуру?
Я качаю головой:
— О, нет. Во мне нет творческой жилки. Я учусь на последнем курсе юридического факультета.
— Тулейнское право, да? — Его брови приподнимаются. — Попасть в эту программу непросто.
Я поправляю воротник, испытывая легкий дискомфорт от того, сколько внимания приковано ко мне в данный момент:
— Я горжусь тем, что участвую в ней.
Кэтлин заговорила громче:
— Митч, разве Фортье раньше не владели домом через дорогу?
Этот вопрос меня не удивляет. Митчелл и Кэтлин не покупали этот дом, он принадлежал их семье на протяжении нескольких поколений. ЛеБланы всегда жили через дорогу от Фортье, вплоть до того дня, когда моего дедушку выгнали. Вот почему имя ЛеБлан остается выгравированным на камне в центре города, в то время как мое собственное написано от руки облупившейся краской на почтовом ящике на окраине. Я улыбаюсь при этой мысли.
— Они действительно там жили, — встреваю я, прежде чем он успевает это сделать, — но этот дом больше не принадлежит нашей семье. Вообще-то, мы сейчас живем в паре миль от города.
Мистер ЛеБлан хмурится, и я предполагаю, что он читает между строк:
— Жаль. Это один из моих любимых домов в этом районе.
Как владелец фирмы, занимающейся сохранением архитектурных памятников, я не удивлен, что господин ЛеБлан высоко ценит этот дом. Я киваю и делаю глоток лимонада, едва не подавившись, когда он обжигает мне горло. Он настолько терпкий и кислый, что мне приходится прилагать все усилия, чтобы мое лицо не исказилось от отвращения. Миссис ЛеБлан выжидающе улыбается, поэтому я киваю и выдавливаю из себя краткую оценку:
— Это, гм… бодрит.
Мистер Леблан смеется и делает глоток:
— Господи, Кэт! Ты что, пытаешься убить бедного мальчика? — затем он поворачивается ко мне. — Не беспокойтесь. Она думает, что она Пола Дин, но никогда не следует рецептам.
— Настоящие мастера кулинарного искусства делают все на глаз! — настаивает она.
Он качает головой, не обращая на нее внимания, и продолжает:
— Что бы вы ни делали, не ешьте ничего из того, что она вам предложит. Наша дочь, Лорен, готовит здесь почти все.
Я делаю паузу:
— Лорен?
Оба родителя улыбаются, явно довольные упоминанием о своей дочери. Если бы это были 1840-е годы, они бы указали мне на ее картину маслом над каминной полкой: — Она наш единственный ребенок, в этом году учится в старших классах «МакГи».
«МакГи» — это дорогая подготовительная школа для девочек, расположенная в нескольких кварталах отсюда. Неудивительно, что их дочь учится там. Я видел, как ученицы этой школы гуляют по Гарден-Дистрикт, с привилегиями, сочащимися из каждой незагорелой поры. Они будущие дебютантки Нового Орлеана, но, помимо того, что я замечаю их хихиканье, когда прохожу мимо, я не обращаю на них особого внимания.
— Вообще-то, она скоро будет дома, — говорит миссис ЛеБлан. — Тебе следует познакомиться с ней перед отъездом. Может быть, тебе удастся заинтересовать ее поступлением в аспирантуру.
Я вежливо киваю, но мне не очень хочется встречаться с семьей. Даже если я буду жить на их территории, я не буду проводить с ними много времени. Это может показаться странным, но жизнь здесь — это средство достижения цели. Мне нужно новое жилье на два последних семестра учебы, и когда я увидел, что квартира в этом доме сдается в аренду, я сразу же ухватился за эту возможность. У меня есть цели — большие цели, и жизнь в этом районе, через дорогу от старого дома моих предков — прекрасное напоминание обо всем, что я упорно пытаюсь вернуть.
— С удовольствием, — я достаю свой небольшой потертый кожаный портфель. — Итак, что касается квартиры — я сейчас живу на студенческие ссуды, и цена, которую вы просите, на несколько сотен долларов выходит за рамки моего бюджета.
Я вижу, как на лице миссис ЛеБлан зарождается смесь жалости и нерешительности, поэтому я продолжаю, пока никто из них не успел заговорить:
— Я не ищу подачек, но в прошлом мне удавалось договориться с домовладельцами о специальных услугах: подсобные работы, покраска, уход за газонами и т. п. Если вас это интересует, я был бы рад выписать чек на оплату аренды за два месяца прямо сейчас.
Они должны мне отказать. У них, вероятно, есть дюжина других претендентов на эту квартиру. Она находится в прекрасном месте, и по фотографиям было понятно, что они обновили ее за последние годы.
Миссис ЛеБлан смеется:
— Вы ее еще даже не видели. Разве вы не хотите экскурсию?
Не совсем.
Я с ними честен:
— Я жил в старом доме к югу от Мэгэзин-стрит. Уверен, что в сарае с инструментами на этом участке удобства лучше, чем те, к которым я привык.
Она хмурится. Я знаю, что это не очень весело — сталкиваться с трудностями бедняков, но я не стыжусь своего скромного происхождения. Более того, оно мотивирует меня. Я — лучший ученик в Тулейне и президент общества почетных юристов. У меня есть степень бакалавра в области бизнеса и небольшое состояние, которое я накопил за счет инвестиций за последние несколько лет. У меня есть единственная цель: восстановить имя Фортье, чтобы оно стало таким, каким было раньше.
— Ну, если вы уверены, я думаю, мы сможем что-нибудь придумать, — говорит господин ЛеБлан.
Я даже не колеблюсь, прежде чем ответить:
— Я уверен.
Глава 2
Лорен
У меня нет времени, чтобы тратить его впустую! Совершенно нет! Я бы уже была дома, но мне пришлось задержаться в студенческом совете, так как я казначей. Я знаю, это в лучшем случае церемониальная должность, но мне нужно было что-то, что можно было бы указать в заявках на поступление в колледж, и я не стала президентом или вице-президентом. Единственная более никчемная должность, чем казначей, — это секретарь, которую занимает девушка, выбранная исключительно на основании ее безупречного почерка. Сегодня, во время нашей встречи, я сидела и смотрела, как тикают часы, в то время как Роуз, президент нашего класса, спорила с Элизабет, нашим вице-президентом, о теме танца котильона.
— Ты можешь поверить, что она хочет поставить «Сон в летнюю ночь»?! — спрашивает Роуз, прежде чем драматично притвориться, что испытывает рвоту.
— Фу, это же 1600-е, — сокрушаюсь я, слушая вполуха и ускоряясь по дороге домой из школы.
— «Ночь в Париже» гораздо более подходящая тема!
— О да, очень стильно, — соглашаюсь я.
— Ты не слушаешь, — она ускоряет шаг. — Почему мы так спешим?
Я бросаю взгляд на свои розовые цифровые часы:
— Потому что уже 16:30!
Черт. Черт. Черт.
— Боже мой, ты безнадежна. Ты действительно думаешь, что он сейчас будет в сети?
— Он должен быть!
На полпути из школы домой мы быстро шагаем по тротуарам между «МакГи» и моим домом. Я иду так быстро, что оставляю следы потертостей на старом бетоне. Мы проходим мимо двух старых бабулек, и они выражают свое неодобрение хмыканьем и угрозами пальцами.
Роуз живет в одном квартале отсюда, и мы ходили в школу и обратно вместе с тех пор, как наши родители решили, что мы достаточно взрослые. У меня много друзей в школе, но таких, как Роуз, больше нет. Она единственный человек, который знает меня настоящую — ту меня, которая сходит с ума от идеи переписки с Престоном Уэсткоттом. Одно только его имя заставляет мое сердце трепетать. Правда, это также может быть адреналин от того, что я перешла на бег.
— Разве его тренировка по бейсболу не начинается в 17:00? — спрашивает она.
— Вот именно! — восклицаю я, срываясь с места. Мой рюкзак яростно дергается, раскачиваясь из стороны в сторону. Я хватаюсь за лямки и держу их изо всех сил.
