- Возьми Жука в Ленинград, у тебя же машина, — просила Юля. — Возьми Жука…
Она нараспев повторяла это, потому что понимала, это невозможно попроситься: «Возьми меня! Возьми! Я буду тебе дочкой, а когда подрасту — женой».
- Мне сказали, когда все разъедутся, его пристрелят. Здесь же никого не будет.
- Обещаю тебе, возьму. У меня в Питере большая мастерская. Не пропадет наш друг.
Они полулежали, зарывшись в высокую траву. Он целовал ее глаза, волосы.
Однажды Олег разрешил ей зайти в мастерскую, где он уединенно жил. Юлю поразила одна картина. Голая женщина лежала, раздвинув ноги; бросалось в глаза хорошо прорисованное розовое влагалище, едва прикрытое рыжими кудряшками.
…Юля теперь не могла спать по ночам. В душной норе, еще более тесной, чем их пятнадцатиметровка в Москве, она ворочалась подле храпящей бабки и думала об Олеге. Все ее тело было одним сладким, набухшим желанием.
…Как–то через две недели Олег предложил покатать ее на своей машине по местным просторам.
В этот день было пасмурно. Юля ждала его за пансионатом на пыльном проселке. Ехали на малиновом «жигульке», вместе с гавкающим псом на заднем сиденье.
…Счастье их длилось. Они лежали у самой воды. Он снял с нее все, он осыпал ее поцелуями, он лизал ее маленький влажный клитор. Юля испытывала жуткое удовольствие, впервые она узнала, что такое оргазм.
Олег обнажил свой готовый разорваться член.
- Возьми его губками, — проговорил он спекшимися от любовного жара губами.
Юля только прикоснулась к чудесному стволу с синими веточками сосудов, едва сделала несколько движений губами, как горячая терпкая река пролилась ей в рот. И она, боясь захлебнуться, отпрянула, слизывая с подбородка белые капли…
«Так вот как это бывает…» — со сладким ужасом подумала она.
- Поехали домой, — сбрасывая оцепенение, наконец сказал Олег. — Похоже, мы заигрались…
…Ночью Юля не находила себе места, металась на кровати. Не могла она оставаться подле дрыхнувшей бабки, никак не могла!
Полная луна распирала окно. Луна казалась огромной багровой дырой, гигантским отверстием в неведомый, влекущий мир.
Юля натянула сарафан и на цыпочках вышла за дверь. Как кошка, прижимаясь к стенам, она пересекла пансионат. Вот и флигелек Олега — на самом краю, дальше начинался забор.
В домике было темно. Юля сиганула в открытое окно. Уже через минуту она была на топчане, где, накрывшись с головой от комаров, спал Олег. Она сдернула простыню, прижалась к нему.
- Ну что ты, девочка моя, — пробормотал он сквозь сон. — Разве можно так пугать? Нас засекут… Поднимется шум… Ты вообще соображаешь, что делаешь?
- Соображаю. Никто ничего не узнает.
…Юля жадно приложилась к его члену, который просыпался быстрее, чем хозяин.
- Еще хочу… ну еще… — шептала она, и ее худенькое тело била судорога. — Не убирай!
Олег через какое–то время сильным порывистым движением повернул ее тело спиной к себе.
Сладкая боль пронзила ее анус. И тут же в нее хлынула горячая река. И она тоже ответила мужчине оргазмом…
Ее вернул к реальности голос Олега:
- А теперь иди, слышишь? Тебя хватятся.
Юля послушно поднялась с топчана. Как ей не хотелось уходить!
…Наутро лил дождь. Юля слышала, как ушла бабушка, а ей так хотелось еще поваляться.
Встала она около полудня. Дождь, видно, зарядил на весь день. Олег конечно, рисовать не пошел, он должен был остаться дома.
Но домик оказался заперт, и машины не было. Может, поехал за чем–то на станцию?
Но выяснилось, что Олег уехал с концами. В Питер. Даже двух дней не дожил.
«Я никогда его больше не увижу! — рыдала Юля. — Никогда!»
Она металась возле домика под проливным дождем вместе с мокрым Жуком, которого осенью обещали пристрелить…
…И осень эта, между прочим, наступила. Юля даже не заметила, вся почерневшая от горя и слез, причину которых она никому не могла поведать, даже бабке, зная, что для Олега это может обернуться опасностью.
И осень эта наступила. И Жука, наверно, пристрелили, как и обещали…
