— Эх, напасть! Этак мы рады⁵³ не дадим, — сказал тот, что постарше с бородой.
— И что ты предлагаешь? — отозвался второй, вытирая грязным рукавом рубахи пот со лба.
— А что тут думать!.. Нужно взять рогатину да потыкать. Кровь пустим — авось присмиреет, — взбеленился худой рудый, самый нетерпеливый из охотников.
— Дурень ты молодой, — сказал на его слова второй мужик, снимая с головы шапку. — А ещё в охотники подался. Раненый зверь куда опаснее сытого да ленивого. Нужно отправляться на охоту. Накормим белого, и, глядишь, подобреет.
— А ведь дело говоришь, Аникей. Я пойду, — потёр руки бородач. — А вы тут пока хворост соберите и костёр распалите. Вернусь — повечереем.
Сказано — сделано. Бородач ушёл, а оставшиеся двое охотников бросили подводу в грязи, распрягли лошадь, стреножили и пустили пастись. Сами же стали по округе хворост собирать, не зная того, что за ними наблюдают и всё подмечают.
— Ну что, дядька, когда будем зверя выручать? — тихо спросил Деян, косо поглядывая в сторону оставленной без присмотра подводы.
— Рано ещё. Пусть они хорошенько умучаются и поедят. Спать крепче будут. Ночью потихому зверя умыкнём. Тем паче ключ у бородача. Я видел, как он его в мешочек на поясе сунул.
— Как скажешь. А пока и нам можно пожевать, а после вздремнуть маленько. До ночи-то далече.
— Я вот одного не пойму: чего их черти через Костяную гать понесли? — сам с собой размышлял Мизгирь.
— Как чего? — доставая хлеб с салом, тихо ответил Деян. — Знамо дело, путь-то тут короче будет.
— Вот только дровяной настил через топь больно узкий, подвода не пройдёт. Да и на подходе к гати… вон какие ямы есть.
— Дык и поплатились за спешку. Хотя это нам только на руку, дядька.
Смеркалось. Сверчки в траве запели свою песню. От болот потянуло затхлой водой и сыростью. Вскорости явился бородач, и не без добычи. Подстрелил зайца и утку. Мужики решили утку на костре зажарить, а жирного зайца скормить зверю. Волк благосклонно принял подношение и, схватив в зубы окровавленную тушку зайца, отошёл в дальний угол клетки, подальше от любопытных глаз.
Мизгирь и Деян понадеялись, что охотники поедят и спать лягут, ведь денёк у них выдался тот ещё, да не тут-то было. Неожиданно бородач поднялся на ноги, хлопнул в ладоши, потом потёр одну об другую и направился к мешкам, сложенным у большого камня. Порылся там, и из одного мешка вытащил жбан с «живой водой». Сон с мужиков как рукой сняло. Сначала пили, потом песни пели, а после и черёд баек пришёл. Рассказывали про стать богатырскую да удаль молодецкую. Молодой не выдержал подначек Аникея, подхватился на ноги и, чтобы доказать, какой он удалец, схватил рогатину и направился к клетке с волком. Деян с Мзгирём враз насторожились.
— Это чего удумал паскудник? — прошептал зло дядька. — Неужто хочет пырять зверя?!
— Похоже, так и есть. Ждать боле недосуг. Выручать надо белого.
И, словно подтверждая правоту Деяна, по округе прокатился жалобный визг, перешедший в скулёж. Мужики подорвались с места и, выскочив из своего укрытия, ломанулись к костру. Завязалась драка. Мизгирю достался здоровый бородач. Деян же подскочил к рудому, и вырубив шельму с одного тычка, занялся Аникеем. С ним пришлось повозиться, ибо не из слабых мужик оказался, но в итоге и с этим сладил. Когда, отдышавшись, обернулся, то увидел, что Мизгирь вот-вот богу душу отдаст от рук бородача. Схватив раздухарившегося мужика сзади, Деян с силой дёрнул его на себя. Тот от неожиданности отпустил Мизгиря, и тот, окатившись в сторону, закашлялся, схватившись руками на горло.
— Давай, дядька, встряхнусь да помогай! Одному мне с этого бугая не удержать!
Мизгирь с трудом поднялся на ноги и кинулся на обидчика, навалившись всем весом. Вдвоём одолели. Да только рано они радовались, когда таки удалось скрутить бородача. Пока они качались по земле, очунял молодой и кинулся с рогатиной на выручку. И быть бы беде, да только споткнулся он и упал, размозжив со всего маху голову о камень. Бородач задёргался в бесплодной попытке вырваться, аж жилы на шее вздулись от натуги, задрал голову вверх и надрывно возопил:
— Нет, Господи!
Стало тихо. Мизгирь, помянув неласково чёрта, поднялся с колен на ноги.
— Сами видите, к чему привело ваше лиходейство. Не нужно было трогать священного зверя. Потому мы и шли за вами, что несчастье ждёт каждого, кто покусится на свободу белого волка. В наших краях об этом все знают. Вас же пытались предостеречь, а вы отмахнулись, посмеялись над людьми.
Вот только не слышал бородатый мужик молвь Мизгиря: он смотрел мутным взглядом на худого парнишку, что, раскинув руки в стороны, бездыханным лежал на земле. Аникей же, напротив, слушал внимательно.
— Не помню, чтобы прямо говорили нам. Скорее всё туману наводили. Мол, именно этот зверь неприкасаемый. А с чего? Волк как волк.
— Да неужто… И много вы в лесах белых волков видели? Тут к знахарке не ходи: и без того ясно, что диковина это. В народе его называют «дух северного леса».
Пока дядька пенял пришлым, Деян, улучив момент, срезал у пленённого и связанного мужика мешочек на поясе, и направился к клетке с волком. Зверь был жив. Пьяный парень лишь по косой задел морду, оставив глубокий кровоточащий порез. Вставив ключ в замок и несколько раз провернув, молодой охотник снял замок, распахнул дверцу клетки и отскочил в сторону.
— Уходи! Ты свободен, волчище. Богиня свершила свою месть.
Зверь словно понял, что ему дарят свободу, ринувшись к дверце быстрее ветра. Мгновение — и волк скрылся в темноте с глаз. Только его и видели.
— И вы уходите, — сказал Аникей, проследив взглядом за действиями Деяна. — Отойдёт от горя Вышата — добра не ждите.
Ушли охотники молча, не попрощавшись. Было хорошо слышно в ночной тиши, как протяжно выл бородач над телом мёртвого Евсея. Так звали парня. И как Аникей пытался что-то вполголоса втолковать совсем раскисшему Вышата. Не спеша, мужики дошли до кромки леса и остановились.
— Нужно обождать до утра. А утром двинем напрямки через топкую гать, — сказал Мизгирь, почесав бороду.
— Не люблю я по топи ходить. Настил старый. А коль оступишься…
— Всё будет добре, Деян. Я по этой дровяной дороге долгие годы хожу. Ни разочку ничего не случалось.
— Как же, всё бывает впервой, — пробухтел себе по нос Деян на слова дядьки.
Развели костёр и легли поближе к огню. От болот ощутимо тянуло холодом и сыростью. Звенели в воздухе докучливые кровопийцы, но уставшие путники уснули быстро. А ранним утром, обстругав пару палок и сделав каждому посох из орешника для удобства ходьбы по гуляющему настилу, двинули они домой через топь. Шли не останавливаясь. В лесу при свете солнца от воды парило знатно. На пот от жарких тел слетелись, казалось, все кусачие твари болот. Пришлось наломать веток, чтобы отмахиваться от желающих отведать тёплой кровушки. Мизгирь шёл чуть впереди, Деян немного подотстал. Он сел на настил, стащил сапоги и перекрутил плотней онучи. Вдруг раздался противный треск, и Мизгирь, смачно ругнувшись, оказался по пояс в болотной жиже. Деян тут же бросил сапоги и побежал по шаткому дровняку вперёд. У обломанного края он лёг на доски и схватил дядьку за заплечный мешок.
— Говорил же: опасно. Ненадёжный настил. Старый. Редко теперь этой дорогой люди ходят. Был бы один, дык пропал ни за что. Сейчас, дядька, не шевелись, а то ещё глубже увязнешь. Я сам тебя тащить буду.
Пришлось приложить немало усилий: нехотя отпускала трясина намеченную жертву. Но помаленьку Деян и Мизгирь справились. Не успел Мизгирь как следует ухватиться за настил, чтобы взобраться наверх, как дровняк заходил ходуном из-за топота бегущих по нему ног. Никто из мужиков не ожидал увидеть давешнего бородоча, поэтому не сразу опомнились. Не успел Деян подхватиться на ноги, как в руке Вышата показался нож, и он с силой воткнул его охотнику в бок.
— За моего единственного сына, — прошептал он, смердя перегаром, возле шеи Деяна. — Нет его — подохнете вы! — и отпустил обмякшее тело охотника.
