Руки гладят спину, прижимают голову к голой груди. Хочу заплакать, выплеснуть все накопившееся, но в глазах как будто песок насыпали. Сухо. Низ живота все еще тянет от легкой боли, напоминающей раскаленное ржавое железо, проникающее внутрь. Всю трясет, как при сильной лихорадке. Тело ломит. Внутренности горят. Последствия агонии.
— Это все…
Господи, пусть он не станет задавать вопросы. Что мне ему ответить? Как объяснить свое самочувствие? Да и захочет ли он меня слушать? Вдруг в свойственной ему манере посмеется, унизит, на место укажет?
Нет-нет! Говорить не стану. Никогда! В одиночку пережила все эти ужасы, значит, и воспоминания ни с кем не разделю.
— Что тебе снилось? — так мягко, словно ему и, правда, интересно.
— Ничего… ничего особенного.
— От этого твоего «ничего особенного» так не орут, — отодвигает от себя, в глаза заглядывает, по лицу взглядом голубых глаз пробегает.
Не ищите, мистер Воронцов, там чего-то важного. За годы жизни в Америке я научилась скрывать свое горе и переживание.
— Обычные монстры, — первое, что приходит в голову. — Чудовища, затянувшие на самое дно, — равнодушно пожимаю плечами, стараясь не выдать себя. — Тебе это будет не интересно, — как можно холоднее, снова шипы свои выпуская. — Просто забудь, Тимур.
Смотрит на меня обеспокоенно, как раньше, как пять лет назад. Но уже через секунду выражение его лица меняется. Маска безразличия занимает свое почетное место. В воздухе чувствуется жесткость и злоба. На меня.
— Ты права, — убирает от меня руки, словно я ему жутко противна. Хорошо хоть об штанины их не вытирает. — Надо просто забыть, Задорожная, — встает, подходит к двери. — Ты кричала имя, — вскидываю на него голову, боясь услышать дальнейшие слова. Пожалуйста, нет. — Люба, — Боже, прошу тебя, остановись. — Мне, конечно же, плевать на то, кто она такая, — выплёвывает как смертоносный яд. — Но тебе стоит это знать. Так, — противно усмехается, — для информации.
Громкий хлопок дверью подобен выстрелу из дробовика. Как взрыв бомбы, уничтожившей все вокруг.
Прислоняюсь спиной к мягкой стенке кровати. Прижимаю коленки к груди и, раскачиваясь вперед-назад. Наконец даю волю слезам, встречаю совсем не доброе утро.
Глава 22
Тимур
— Господин Аталай приглашает вас завтра на обед, — слащавый голос помощницы турка вызывает лишь раздражение. — Он бы хотел обсудить бизнес и, — шелест бумаг, — предложить взаимовыгодное сотрудничество. Ответ ему нужен в течение часа.
— Скажите господину Аталаю, что я буду в назначенное время.
Не став дальше слушать ее заученный бред, завершаю разговор. Тяжело вздыхаю, словно только что марафон пробежал. Сжимаю телефон в руках и со всего размаху швыряю им в стену.
Наконец-то, блядь, выплескиваю накопленные со вчерашнего дня эмоции. И все из-за этой сучки блондинистой.
Внутри все кипит от ярости. Скулы сводит от злости. В висках словно отбойный молоток стучит. Рядом с этой гребанной стервой хочется проявить к ней нежность, особенно когда она такая ранимая и напуганная.
Прибежал, как верный и преданный пёс в ее комнату. Обнимал, успокаивал, пытался разбудить. И что в итоге я получил? Холодный тон и сплошное равнодушие. Как будто мчаться к ней на всех парах моя обязанность.
Совсем ты, Воронцов, поплыл от этой девки. Как пацан малолетний. Того и гляди долг ей весь простишь. Да отпустишь с миром.
Блядь! Надо было тащить Алису в ее спальню. Трахнуть, нагнув раком, а не нести к себе, где сучка Катя щеголяла в трусах. И как только посмела заявиться ко мне в дом, пока меня там не было? Неужели, прислуга пустила? Или мать постаралась нас помирить?
Черт! Если это сделала она, запрещу ей тогда даже близко подходить к дому. Ее долбанное самоволие уже порядком заебало. Харе ей пытаться меня перевоспитать. Мне давно не шесть лет, чтобы слушаться родителей. Пусть Дина к ним лучше прислушивается и следует их советам. Она же из нас двоих примерная и милая дочь, а я…так, гнилое яблоко в роскошном саду.
— Тимур Андреевич, — секретарша вызывает меня по селектору. — Здесь Екатерина.
Смотрю на часы. Точно по расписанию. Впервые не опаздывает. Для нее это нонсенс.
— Пусть войдет.
Даже не встаю с кресла, когда в кабинет грациозно заходит Катя, виляя аппетитной задницей. Равнодушно разглядываю ее клюквенную юбку из кожи и черную блузку с очень глубоким вырезом. Если она решила, что я потрахаться ее позвал, то сейчас с ней произойдет облом века.
— Тимур, дорогой, — озорно прикусывает нижнюю губу, смотря на меня томным взглядом из-под опущенных ресниц. — Я так ждала нашей встречи.
Приподнимает юбку, демонстрируя мне отсутствие на ней трусиков. Что я чувствую в этот момент? Абсолютно ничего. Мне похер на ее гладко выбритую плоть, к которой она пальцами прикасается. Да заявись она ко мне хоть полностью голая, я бы не накинулся на этот лакомый кусочек. Сыт по горло.
— Пора заканчивать весь фарс, — говорю как можно холоднее, а то до стервы порой не сразу доходит. — Между нами все кончено, Екатерина.
— Что?
Застывает на моменте расстегивания блузки. Глаза вытаращила. Но колесики в башке, похоже, не работают, так как она продолжает раздеваться. При этом двигается словно под музыку.
Идиотка.
— Ты с первого раза не расслышала? Я говорю, что между нами все кончено, детка, — достаю из ящика толстый конверт и отправляю его вперед по столу. — Твой…небольшой утешительный приз, милая.
Раз. Два. Три.
— Ну ты и мерзавец, Воронцов! — стриптиз закончился, началась истерика. С оскорблениями и возможно новыми попытками соблазнения. — Значит, решил бросить меня ради этой белобрысой твари, да? А как же наша помолвка?
— Никакой помолвки никогда не было, Катя, — если она еще раз заикнется про свои сраные мечты, меня снесёт. В ее интересах сейчас тихонько свалить и не нарываться.
— Твоя мама говорила…
— Ирина Львовна ошиблась. Приняла любовницу сына за свою невестку. Кучу планов настроила. Возможно, даже приглашения подготовила на грандиозное торжество.
Смолина отводит глаза в сторону, а значит, я попал в точку. Она спелась с моей матерью, чтобы заартачить меня и контролировать каждый шаг.
— Тимур, — начинает конючить, даже губки дрожат. — Давай не будем расставаться, — садится задницей на стол и тянет ко мне свои ручонки. — Нам же так хорошо вместе. К чему все прекращать. Ну, трахайся ты с ней. Я и слова тебе не скажу.
Конечно, не скажет. Ей же так сильно нужны мои бабки, что предложи я привести к нам какую-нибудь девку, она с радостью согласиться. Даже сама найдет подходящую кандидатку на секс втроем. Удобная девка. И выйти в свет с ней можно. И потрахаться от души. Тем более претензий своих она не высказывает. Точнее не высказывала.
Последнее время ее возмущения, приступы ревности и дружба с матерью стали действовать мне на нервы. А появление в моей жизни Алисы еще больше стало подталкивать меня на разрыв с Катей. Она мне не интересна. Даже трахать ее противно. Осточертело.
— Тебе лучше взять деньги, — показываю пальцем на конверт. — И валить из моего офиса, дорогая.
Поднимаюсь на ноги и, схватив ее за скулы, сдергиваю со стола. Орет что-то нечленораздельное, но мне похуй. Пусть убирается отсюда. Пусть бежит к моей матери и жалуется на ее засранца-сыночка.
Пофиг. Цирк с нашими отношениями нужно прекратить. Навсегда.
— Ты еще пожалеешь об этом, — злобно шипит сквозь стиснутые зубы, поправляя на себе одежду. — Обещаю, мой милый.
— Уже поджилки дрожат, Катенька, — ржу над ее угрозами. Знатно она меня веселит.
— Это еще не конец, — забирает деньги и, громко стуча каблуками, покидает мой кабинет.
— Счастливого пути, моя милая, — с сарказмом кричу ей в след, испытывая чувство облегчения.
Одной, блядь, проблемой меньше. Теперь не будет заявляться в дом, как его хозяйка. Никто не станет нам с Задорожной мешать. Потрахаться сможем без постоянного вмешательства.
