— Даже если и так, — вспыльчиво ответила я. — Это будет мой опыт. И больше ничей. Тебя гнетёт то, что не ты оказалась на моем месте?
— А ты как думаешь? — сестра хмыкнула. — Я тут горбачусь, терплю вредный характер Виктории ради чего? Я далеко не карьериста, Ляна. У меня есть определённая цель, а ты путаешь все карты.
— Я путаю? Кажется, это ты говорила, что он тебе не по зубам, — я всё еще не могла поверить в то, что ссорюсь с родной сестрой из-за мужчины! Из-за мужчины, которого мы вообще не имеем никакого права делить!
— Это так, обрати он на меня внимание, я бы всё сделала, как нужно, — совершенно уверенным тоном заявила Ева.
Весь этот наш разговор с каждой секундой становился всё менее и менее приятным. Мне нечего было ответить сестре, потому что наши системы ценностей абсолютно отличались. Наши взгляды не имели ничего общего.
— Однако, он не обратил на тебя внимания, — вырвалось из меня едкое замечание.
— Потом только за платком не беги к нам, — ответила Ева и завершила звонок.
Я испытала острое чувство гадливости: к себе, к разговору, к поведению Евы. Как мы могли до этого докатиться? Ответ был крайне банален. Всё было хорошо, пока я случайно не вплелась в хитроумные планы Евы, пока не шагнула на ее тропинку, что должна была привести сестру к обретению долгожданного сильного покровителя. Дух соперничества, пусть и одностороннего присутствует между всеми и между родными сёстрами тоже.
Мама всегда принимала сторону Евы, даже когда сестра была виноватой. Это еще тянулось с детства. Меня либо в угол ставили, либо лишали конфет, а Еве максимум могли пригрозить пальцем. Поэтому неудивительно, что она выросла в самоуверенную молодую женщину. Понимая причины такого поведения сестры, я прислушалась к собственному благоразумию и тут же отпустила обиду. Ева со всеми бывает резкой и чрезмерно прямолинейной. Так она воспитана и другой модели поведения не знает.
Всё еще размышляя над услышанным, я ушла изучать ванную комнату. В квартире их было две: одна душевая, другая оборудованная красивой белой ванной, что по форме напоминала глубокую немного овальную чашу. Эта «чаша» установлена у окна, из которого открывался вид на тот самый квадратный дворик. Красиво. Даже очень.
На стеклянных полочках были расставлены флаконы с различными гелями, шампунями и солями для ванны. Белые полотенца аккуратно развешены то тут, то там для удобства. Плитка цвета аквамарина оказалась прохладной и напомнила мне, разлитый у ног океан.
Я не удержалась и всё-таки решилась принять ванну. «Чаша» оказалась очень вместительной и удобной. Я чувствовала себя в ней, как в колыбели — защищенно и уютно. Легкий аромат пены щекотал нос. Я осторожно откинулась на гладкую поверхность ванны и прикрыла глаза. Кажется, это был первый раз за последние несколько дней, когда я по-настоящему расслабилась.
Убаюканная собственными мыслями, я беззастенчиво позволила себе насладиться моментом. Вид акулы в моей фантазии больше не устрашал. Когда правда немного приоткрылась стало значительно легче. Я неожиданно глубоко погрузилась в свои размышления, так глубоко, что даже не услышала, как приоткрылась дверь в ванную комнату. Кажется, я в первую очередь почувствовала присутствие Маршала, а затем лишь заметила.
Открыв глаза, я тут же столкнулась со спокойным ничего не выражающим взглядом. Кир бесшумно закрыл дверь и привалился одним плечом к стене, спрятав руки в карманах строгих черных брюк. Я сидела неподвижно в своей «колыбели» и никак не могла разорвать наш зрительный контакт.
По влажной коже, окутанной нежным цветочным ароматом пены вдруг пробежалась стайка мурашек. Что это со мной? Мой страх плавно трансформировался в заинтересованность. Я хотела понять, почему с того самого момента, когда наши взгляды впервые встретились, внутри меня что-то неотвратимо изменилось. Почему мой личный вектор восприятия этого мужчины так резко изменил свой курс? У нас с Киром было минимум телесного контакта, а вот зрительного хоть отбавляй.
— Поднимись, — спокойным тоном обратился ко мне Маршал, продолжая оставаться в прежней позиции. — Хочу посмотреть на тебя. Влажную.
Если бы я не хотела, то ни единый приказ этого мужчины ни разу не выполнила. А раз так, значит, всё это время я подчинялась добровольно, хоть и пыталась себя убедить в том, что просто нет иного выхода. Пыталась обмануть не Кира, а саму себя.
Моё стеснение не исчезло, оно лишь ослабло, уступая место твёрдой и холодной непоколебимости Маршала. Мне хотелось проверить его реакцию, в который раз, теперь уже сознательно убедиться в том, что этот мужчина, действительно, не такой, как все.
Осторожно поднявшись, я выпрямилась, чувствуя, как по обнаженной коже скользнула вода, смешенная с пеной. Дыхание участилось, потому что всё равно было волнительно. Несколько прядей из небрежного пучка упрямо выбились и прилипли к влажной шее.
Я ожидала, что моя собственная реакция вызовет какие-нибудь неприятные ощущения и заставит вспыхнуть стыд. Но ничего подобного я в себе не ощутила. Может, просто потому что была частично готова?
Маршал внимательно рассматривал мое тело, изучая каждый его участок. Серо-голубые глаза замерцали серебром, но что именно это могло бы значить, я не знала. Мужчина выпрямился и медленным твёрдым шагом приблизился к ванне. Его взгляд остановился сначала на моей шее, затем плавно спустился к ключицам, груди. Дыхание не просто участилось, оно стало тяжелым, я приоткрыла рот и вдохнула побольше теплого влажного воздуха. Маршал был слишком близко, он остановился буквально в шаге от меня. Никаких эмоций я на его лице прочесть не сумела, хотя рассматривала Кира так же внимательно, как и он меня. Мы оба не двигались какое-то время.
Крупная ладонь с прохладными длинными пальцами внезапно собственнически опустилась мне на бедро, поднялась выше, очерчивая рёберные дуги. Я затаила дыхание, пытаясь уловить собственную ответную реакцию. Понять ее. Прикосновения не были мне противны.
— Пена, — обозначил Кир и стряхнул со своих пальцев мыльную субстанцию обратно в ванну. — Что ты испытываешь? — спросил он и коснулся пальцами моей кожи между грудей.
— Волнение, — робко ответила я.
Кир ничего больше не сказал, продолжая исследовать меня. Его движения были лишены нежности или осторожности. Он ощупывал меня, будто пытался через прикосновения понять: могу ли я нести какую-нибудь угрозу или же нет. Может, ли он вообще ощущать угрозу? Кажется, что лишь тактильный контакт мог послужить маломальским ориентиром для Кира.
Внезапно большая ладонь накрыла мою грудь и больно сжала ее. Я чуть нахмурилась.
— Стой, — приказал Маршал и обхватил меня за талию второй рукой.
Он ощупывал мою грудь, дразня соски. От этих откровенно грубых манипуляций, я вдруг почувствовала два полярных ощущения: боль и наслаждение. Больно, потому что Кир крепко сжимал мои соски, а наслаждение, потому что внизу живота всё сжалось в тугой комок. Терзая мою грудь, Маршал внимательно наблюдал за мной, ловя каждую мою эмоцию.
— Что ты испытываешь? — снова спросил он.
— Смущение, — тяжело дыша, ответила я. — И… Возбуждение, кажется.
Кир отпустил мою грудь и скользнул пальцами к низу живота. Я содрогнулась и хотела инстинктивно прикрыть себя, но Маршал быстро пресёк мою попытку, ухватив за запястье.
— Нет, — краткий ответ и длинные уже тёплые пальцы коснулись меня между ног.
Во рту мгновенно пересохло и я содрогнулась, ощутив твёрдые подушечки пальцев на своем клиторе. Никто, кроме меня его никогда прежде не касался. Кир продолжал изучать мое лицо. Его пальцы по-прежнему были грубыми, балансируя на грани. Тугой комок внизу моего живота сжался еще сильней. Я сама вцепилась пальцами в руку Кира, плотно сомкнув губы, чтобы… не застонать.
— Что ты испытываешь? — в-третий раз спросил Маршал.
— Не знаю, — честно призналась я. — Со мной такое впервые. Приятно и страшно, — мой голос вдруг немного охрип.
