Олег взял банное полотенце и начал вытирать ее бережно, аккуратно, только волосы – быстро и интенсивно. После этого картины взъерошенной Диметры выглядела еще смешнее. Олег вытерся, а она пошла в спальню, подошла к зеркалу, тщательнее вытерла волосы, причесалась, одела оливкового цвета майку, белые стринги и серые облегающие брюки, нанесла на лицо увлажняющий крем, содержащий кислород в своем баллончике, защищающий крем на кисти рук, излишки растерев по остальным открытым участкам рук. Он наконец-то впитался и Диметра открыла бесцветный лак, аккуратно нанося на каждый ноготь.
В спальню зашел Олег, одетый в черные «костюмные» брюки, расстегнутый пиджак от этих брюк, под ним белая рубашка, заправленная под брюки, пуговицы которой были застегнуты больше половины, только две-три на шее были расстегнуты, а так же манжеты.
- Ну что, кис, пойдем проветримся? Я, кстати, прямо так завтра на работу пойти хочу!
- Сейчас, зай, лак высохнет.
- Ааа, он закатил глаза.
- Ну миленький, это быстро, - успокаивала она. – Кстати, а какие сейчас на тебе семейники?
- Темно-синие, помнишь, на днюху мне покупала?
- А, эти. Молодец, - улыбнулась она.
- Идет? – все тело Олега было возбуждено, в тонусе, взъерошено. – Ну как, тебе нравится? - спросил он поправляя пиджака.
- Неа. Диметра подошла к Олегу и выпустила рубашку полностью наружу брюк.
- Ах ты, хулиганка! – он зажал ее в своих объятьях и страстно целовал без мыслей и идей в голове.
Со злости на последнюю сигарету он смял и со все силы бросил пачку на пол, оставшуюся сигарету заложил за левое ухо и они наконец-таки вышли на улицу. Осенний ветер напоминал о скором наступлении зимы. И снова будет холод. И снова нужно будет прятать душу под тяжелые одеяния. Они шли вдоль аллеи медленными шагами, на лице Олега блуждала довольная улыбка, а Диметра шла «вся в себе». Она остановилась, он продолжал медленно идти.
- Олег, постой!
- Что? – обернулся он.
- Я согласна с тобой. Надежда – есть окончательное формирование цели, а не ожидание.
- О, Боже! – закатил глаза Олег. – Ты посмотри какие деревья красивые, почувствуй как воздух чист, отбрось ты это все!
- Не могу, родной, не могу, мысли вечно бурлят и варятся. Я ничего не могу поделать с этим фонтаном!
- Иди ко мне, – обнял Олег ее. – Отвлекись, жизни надо радоваться, когда позволяет время. Завтра, вон, опять на работу. Лови эти крохотные моменты. – Шептал вкрадчиво и протяжно он. – Я знаю, у тебя была трудная юность, тебя никто не понимал в школе, ты не могла решиться быть СОБОЙ в институте, но пойми… Ни у одной тебя такие проблемы. – Олег крепко прижал ее к себе. – Классе в третьем я зашел в туалет к старшакам, ты бы знала как меня там измутузили, а я встал и ржал в их тупые рожи.
- А потом?
- От меня шарахались даже маститые отморозки нашего района, боялись менты и нарки. Вот такое детство, лапуль. Это потом набрались ребята, сколотили рок-группу. А дальше медуха. За внешний вид меня и оттуда выпереть хотели.
- У каждого своя боль…
Невзначай он повалил Диметру на траву, рухнул сам и раскинул руки и ноги.
- Вот поэтому я радуюсь каждому дню и хочу не просто жить, а дарить эту радость тебя, всю, без остатка. – Смеялся взахлеб он. – Юмор и самоирония – вот две неотъемлемые детали вечного двигателя жизни!
- В определенные моменты реакция на юмор утрачивается, все перестает радовать, только гнетущее чувство одиночества, пустоты заполняет душу.
- Слушай, ну нельзя же так! Тебе нужно развеяться, причем срочно!
- Это не поможет, - фатальным тоном заключила Диметра.
- На той неделе у меня квартирник намечается, приходи, любимая, послушаешь мои новые песни.
- Ну вот еще, торчать среди незнакомых людей.
- Да там девчонки все наши будут, можешь их у меня в списке друзей или на форуме посмотреть. Приходи, лапуль, будет весело.
- Обещаешь?
- Клянусь.
- Ну, тогда приду. – Диметра заулыбалась.
Олег и Диметра катались, кувыркались по свежей сочной траве, которую пока что не тронула осень. Диметра одернула, а Олег возразил:
- Не надо, мне нравится твой пухленький животик!
В конце концов голова Диметры оказалась на коленях Олега.
- Веки вечные так бы пролежала… - мечтательно протянула она.
- А я хочу пива! Айда домой!
Встав и отряхнувшись они крепко взялись за руки и направляемые луной – вечным фонарем вселенной – медленно шли домой.
Гитара в черном чехле на ремне держалась за спиной, укрытой черной кожаной курткой, скрывающей под собой клетчатую рубашку, клетки которой на которой были крупными и нескольких цветов темно-коричневыми, фиолетовыми, светло-серыми. Джинсы, в свою очередь, скрывали темно-синие семейники и оканчивались белыми кедами с черными полосками. Смотрящий в даль гипотетически приближающегося автобуса он часто переводил взгляд на нее и изучал. Ярко красная куртка Диметры была расстегнута (хотя осень и была поздней, впереди ожидала зима) и ей было не холодно. Ярко-розовый топ, без какого либо рисунка заканчивался облегающими брюками песочного цвета. В отличие от остальных ожидавших на остановке Олег не суетился, прищуриваясь во время каждой затяжки и держа папиросу большим и указательным пальцами он молча ждал. Ветер относил часть дыма в сторону, остальной превращал потенциальных пассажиров в пассивных курильщиков; сильные же его порывы срывали с асфальта упавшие листья и тревожили волосы Диметры, в тот момент развивавшиеся по ветру. Она слегка подняла голову, и ее взгляд упал на голые ветви деревьев, процеживающих тусклых свет полудня.
«И почему у Него почти все вещи по размеру?», – подумала Диметра.
Эта мысль снова и снова возвращалась в ее голову. Есть всего одна рубашка, которую ей можно одеть на себя, она на несколько размеров больше, чем размер Олега, как и пара имеющихся дома джинсов и разношенных кроссовок. Какое это блаженство – прижимать его вещи к себе, нюхать и улавливать запах, ЕГО ЗАПАХ, который, подобно шагам собственного одиночества, не спутаешь ни с чем. Перед Диметрой предстали воспоминания о его рубашке, которую она накидывала на обнаженную спину и плечи, и долго облизывала каждую пуговицу, медленно переходя к манжетам и рукавам. А когда он задерживался или дежурил по вечерам, Диметра включала медленную музыку, доставала из шкафа еще длинный серый плащ и, не снимая с вешалки, танцевала с ним, прижимаясь и грея его. Олег не просто человек, а венец творения. На работе часто становилось грустно, то ли от недостатков души, то ли от рассказов клиентов и не надо писать или звонить, отрывая человека от дела. Достаточно было просто посмотреть на его стоящее на столе фото, восхититься его великолепием и жить дальше. Диметра всегда удивлялась одному факту. Олегу никогда не было жалко для нее времени. Олегу никогда не было жалко для нее внимания. Олегу никогда не было жалко для нее слов. Он приходил и окутывал Диметру с головы до пят душевной теплотой, забот ой и ни с чем не сравнимым чувством защищенности.
