Сьюзен Джонсон - Добродетель и соблазн

– Не совсем.

Он усмехнулся.

– Ну, тогда…

Она встала и чуть кивнула в его сторону. Он тут же поднялся, взял ее за руку и повел вверх по лестнице.

Они занимались любовью, едва не плача, не в силах отогнать мысли о том, что, возможно, это их последняя ночь. Он был бесконечно нежен, а она едва сдерживала слезы. И оба старались сохранить на ждущее их тревожное будущее это жгучее ощущение, прикосновение и запах друг друга.

И когда пролетели последние часы, он крепко обнял ее, не желая оставлять одну.

– Поехали со мной, – зашептал он, впрочем, не в первый раз. – Я найду тебе квартиру в Кракове. Ты будешь в безопасности. Обещаю тебе.

– Я не могу. И ты знаешь это. – Сколько раз уже ей страстно хотелось сказать «да». —. Вот когда ты вернешься весной, я уеду с тобой.

– Митрополит не сможет помочь тебе, – возразил он. – Он не пойдет против воли царя.

– Я все же надеюсь. – Она все еще сохраняла оптимизм. Или, скорее, была не готова пренебречь обычаями окружающего мира. Православная церковь в отдельных, правда, очень редких, исключительных случаях признавала развод. Почему бы этому не произойти с нею?

– По мне так все равно, разведена ты или нет.

– Я знаю. – Но это имело значение для нее, поскольку она хотела сама избавиться от своего мерзкого мужа и выйти замуж за человека, которого любила. Возможно, это было слишком романтичной надеждой, но ведь она была молода и наивна.

– Мы могли бы пожениться в Кракове, прежде чем я отправлюсь в крымский поход. Кто из нас мудрее?

Православная церковь не имела власти в католической Польше.

Она тихо вздохнула.

– Я окажусь мудрее, дорогой. Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться получить развод. Митрополит Псковский имеет большое влияние при дворе.

– По-видимому, все-таки недостаточное, раз он не смог уберечь тебя от этого гнусного, развратного Шуйского.

– Давай не будем ссориться. – Отношение к ней ее мужа всегда было болезненной темой для Ставра. – Если митрополит не сможет помочь, я уйду с тобой по весне – просто… со спокойным сердцем. – Она коснулась его губ, стараясь выпить его горечь. – Ну пожалуйста, дорогой, будь ко мне снисходителен.

Как и всякий раз, когда они спорили о ее браке, Ставр уступил, потому что он любил ее и знал, как важно для нее, чтобы ее любовь не приходила в противоречие с ее принципами. Она так мало знала об этом бессовестном мире! И все еще верила в справедливость и правосудие.

Хотя не было никаких гарантий, что он сможет приехать в Краков во время военной кампании или вернуться вообще, в своем доме она будет чувствовать себя более свободно, чем в Польше.

– Прости меня. Конечно же, ты права. Пожелаю тебе удачи с митрополитом. – С сердцем, переполненным любовью, он нежно поцеловал ее. – Я вернусь, когда зацветут вишни, – прошептал он, стремясь надолго запомнить ощущение ее вкуса и запаха.

– Как бы мне хотелось, чтобы тебе не надо было уезжать! – На ее глазах появились слезы. Она знала, какие опасности ожидали его.

– Это же всего несколько месяцев, и я вернусь даже раньше, чем ты думаешь, – утешал он, утирая ее слезы. – Не плачь.

– Я не буду. – Но она не могла удержать слез.

– Рад слышать это, – поддразнил он, а ее слабая улыбка воодушевила его. – Скажи мне, что тебе привезти с оттоманских базаров: шелковые наряды, драгоценности, рабыню, которая будет причесывать и умывать тебя?

– Зачем мне рабыня, когда у меня есть ты? – Она попыталась поддержать его шутливый тон.

Его улыбка была такой теплой, близкой и милой, она запомнит ее навсегда.

– Именно так я и подумал. Тогда, значит, шелка и драгоценности?

Она вдруг устала быть сильной, слезы хлынули горьким потоком.

– Мне не надо… подарков, – всхлипнула она. – Мне нужен только ты. Обещай, что будешь беречь себя.

– Обещаю, – солгал он, человек, который всегда вел своих людей в атаку. – Не тревожься.

Он поднялся до рассвета и тихо оделся, чтобы не разбудить ее. Поцеловав спящую, он на мгновение остановился у постели, стараясь запомнить каждую черточку ее чистой, свежей красоты, ибо судьба была изменчивой, а турки давно уже дожидались его.

Наконец он повернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и кинул последний взгляд. Будь он более жестоким и грубым, он бы просто похитил ее. Многие князья и атаманы возили женщин за собой в обозах. Турецкие паши вообще брали на войну гаремы. Это была эпоха, когда повсюду торжествовала власть и сила оружия. Но он не поддался искушению. Она оставалась здесь, поскольку этого желала. А он хотел сохранить ее расположение и любовь.

«Святый Боже, храни ее, – молился он безмолвно. – Пусть будет тверд и надежен мой меч.

Будь милосерден к нашей любви и ко всему, что нам дорого».

Круто повернувшись, он отворил дверь и мгновение спустя тихо прикрыл ее за собой.

Зловещее предчувствие беды вдруг охватило его. Не надо было молиться, размышлял он, пытаясь отогнать тревогу. Он никогда этого не делал. И Господь все равно не имел никакого отношения к их борьбе за выживание. Перепрыгивая через две ступеньки, он старался не поддаваться минутной слабости.

Быстроногий скакун, остро наточенный меч и верные дружинники за спиной – вот все, что нужно хорошему гетману, и тогда сам черт ему не брат.

В сенях он застегнул куртку, подпоясался ремнем с кинжалами, надел перевязь с мечом в ножнах, закинул за спину мушкет. Его шлем и кольчугу дружинники заранее погрузили на вьючную лошадь. Он бросил взгляд вверх на лестницу, борясь с желанием отдать последний поцелуй, глубоко вздохнул и решительно шагнул наружу в предрассветную прохладу.

Его люди уже ждали на выезде при полном вооружении и верхом на конях.

– Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, – сказал он, подходя к своему скакуну.

– Всего лишь одно лето, – буркнул Дмитрий.

– Кроме этого, я имел в виду, – ухмыльнулся Ставр. Всеобщий хохот потряс тишину утра.

– В этот раз Сигизмунд обещает нам большие трофеи.

– Дай-то Боже, – привычно гаркнула в ответ дружина.

– А может, хилые турки добровольно помогут нам в этом. В любом случае это будет моей последней кампанией, с трофеями или без них.

Ставр вскочил на застоявшегося гнедого, пришпорил его и поскакал вниз по дороге. Дружинники последовали за ним, и каждый тайком осенил себя крестным знамением. Говорить об уходе от военных дел было плохой приметой. Это означало смерть. Как и любой его дружинник, Ставр знал об этих суевериях, однако безрассудно искушал судьбу. Так же, как он испытывал ее любовной связью, длившейся целое лето. Княгиня была замужем за одним из самых жестоких извергов во всей России; ему стоило быть более благоразумным.