И действительно, было от чего.
— Нет, — сказала она. — Нет! Это невозможно!
— Я тебе говорю, — подтвердил мой хозяин.
— Ну и дура же я! У меня странная манера подниматься по лестнице! Я бы все-таки побилась об заклад, что все, о чем вы здесь мне говорили, — ложь!
— Нет, не говори таким образом, Ивонна; это есть любовь.
— А Жозанна, которая меня ждет?
— О! дорогая, дорогая, еще нет и четверти часа, как вы переступили порог этого дома.
Она ушла.
— Прощайте, прощайте!
— Вы вернетесь?
— Завтра!
И дверь захлопнулась за ней.
Тогда мой хозяин взял памятную книжку возлюбленных и записал: «924, Ивонна де Ланцели». Но около цифры поставил крест.
— Эту следует выделить, — сказал он, улыбаясь.
Действительно, это было непреднамеренно; это особенный номер.
Воскресенья наши можно по справедливости назвать днями отдыха. Я полагаю, что только случайно воскресенье пользуется у нас таким уважением. Но по воскресеньям женщины, должно быть, не так свободны, и этим объясняется наш еженедельный день отдыха. Таким образом, как у сапожников понедельник, так у нас — воскресенье.
Однако сегодня моим хозяином было допущено исключение из этого правила, которое мало-помалу превратилось в одну из дорогих нам привычек.
Если посмотреть на эту историю со стороны, то она довольно невинна, но, тем не менее, она очень характерна.
Наша героиня была совсем молоденькая. Я даже не знаю, было ли ей шестнадцать лет. Теперь есть барышни, долго сохраняющие мальчишеский вид, несмотря на свои настоящие года…
Если вам уже очень хочется, мы ей прибавим еще шесть месяцев и не будем больше говорить об этом.
Она была хороша, как херувим! Брюнетка, розовенькая, как те головки на конфетных коробках, слабенькая, нежная, с маленькими грудями, сама величиной с куклу, очень мило одетая; она походила на тех девочек, которых мужья хотели иметь скорее своими сестрами для того, чтобы их нежно любить, чтобы их баловать, смеяться с ними и рассказывать страшные истории жизни, которые служат наставлением и одновременно предостерегают против некоторых важных поступков.
Как она к нам попала? Мой хозяин настаивал на том, чтобы она объяснила это, но она ничего не хотела знать.
— Я поклялась, что я ей не скажу! — возразила она.
— Пусть так, — сказал мой хозяин. — По крайней мере, что ты хочешь от меня?
Как вызубренный урок, она промолвила:
— Вот! Я хочу быть кокоткой!
— Ты?
— Я! Я слышала, как одна женщина, очень интересующая меня, говорила, что вы единственный человек в Париже, способный вывести меня на истинный путь. Я пришла для того, чтобы отдаться под ваше покровительство.
— Но… — прервал мой хозяин.
— Дайте мне говорить, — сказала она. — Я вас познакомлю со всеми обстоятельствами, о которых мне хочется, чтобы вы знали. Я девушка, я получила первоначальное образование, достаточное для той роли, которую я хочу играть; я благовоспитанна; я пою как соловей, но если какой-нибудь друг потрудится дать мне несколько уроков, то в один прекрасный день я смогу пропеть оперетту не хуже, чем Мариетта Силлу; я не глупа, хотя игнорирую дух моды; и у меня есть воспоминания.
Мои родители передали мне чувства, которые я, однако, по моему положению удовлетворить не могла; должна же я в таком случае сама отведать сладостей; я часто слышала, что бывают люди со вкусом, которые согласятся дать мне много золота в обмен на те ласки, которыми я сумею их наградить в определенные часы; я не труслива, хотя не обладаю легендарной храбростью пажей, но если это необходимо, я вооружусь храбростью, и не будет ни одной женщины в мире, которая обладала бы большей горячностью, чем я.
Так я решилась сделаться кокоткой. Это ремесло меня прельщает: здесь вовсе уже не так много зла; говорят даже, что в этом базаре счастья составляет особенное удовольствие быть одетой в кружева, украшать себя драгоценностями, благоухать одуряющими духами; я не люблю ходить; у меня будет коляска с лошадьми, они меня будут мчать по Елисейским полям, как м-м Лиану де Пужи. Не думайте, что это имя случайно сорвалось у меня с языка. Это было бы грубой оплошностью. Действительно, я бы вас попросила, чтобы вы меня представили прелестной Лиане, потому что она, если пожелает, подаст мне женские советы, которые, несмотря на всю вашу опытность, вы вряд ли способны мне предложить. И к тому же я питаю к этой Лиане какую-то безотчетную симпатию. Я ее ревную и я ее люблю; я ее жалею и ей восхищаюсь. Она так обворожительна! Но мы это увидим немного позднее; я вам об этом скажу, когда буду готова; когда я буду достойна быть представленной этому олицетворению грации, гармонии, обольстительности и великолепия.
— Ты говоришь, как по-писаному! — воскликнул мой хозяин.
— Это не трудно, — ответила девушка, — потому что я знаю, что я хочу сказать.
— Знаешь ли ты, по крайней мере, что ты очаровательна?
— Мне об этом говорили несколько раз, но я это повторяю и сама десять раз в час, чтобы мне наконец самой убедиться, что я оригинальна; я уже этому верю и потому считаю себя вполне готовой вступить в ту жизнь, о которой столько вам рассказала. Вы знаете теперь, что я хочу; скажите мне, могу ли я рассчитывать на вас?
— Но, милый чертик, тебе не нужно мое содействие для следования по тому пути, на который толкнуло тебя твое честолюбие. Действуй самостоятельно. Ответственность за твои поступки падает на тебя. Впрочем, я должен тебе признаться: я не люблю вторгаться в жизнь таких молоденьких девиц, как ты. Ты нежный, распускающийся цветочек. И я бы совершил ужасное святотатство, если бы одним гадким поцелуем загрязнил твою прелестную юность.
— О! вы это говорите, но совершенно не так думаете. Я пришла к вам за советами, как к искреннему другу, а вы ведете себя так, как будто перед вами маленькая девочка, которая вас ужасно интересует. Кстати, знайте, я обладаю хорошим чутьем; я сумею отличить хорошие советы от дурных…
— А если я тебе не дам никаких? — спросил мой хозяин.
— Тогда это не опасно! — воскликнула девчурка. — Меня уверили, что вы неспособны вести себя так, как какое-нибудь рыло ведет себя с женщиной, которая так же прямо как и я придет к нему с полным доверием. Существует такое о вас мнение; оно ваша порука. Вы не можете не быть тем, что вы есть.
— Но дитя, кто тебя послал?
— Я поклялась, что не открою, бесполезно настаивать. И если бы я считала, то можно было бы, вероятно, насчитать пятнадцать вопросов такого же рода. И вот сколько времени вами потеряно!
Я с удивлением слушала эту воодушевленную девчонку. Ее речи меня поражали. Но забавляясь ее словами, я невольно думала вот о чем.
