Фридолину показалось, что он лишь тяжело вздохнул, однако в действительности из его груди вырвался столь тяжкий стон, что девушка в справочной с удивлением посмотрела на него. Фридолин тут же взял себя в руки, вежливо поблагодарил за помощь и в следующую минуту оказался на улице. Больничный сад был безлюден, лишь вдалеке за деревьями мелькал голубой халат и белый чепчик сиделки.
«Она умерла, — подумал Фридолин. — Если это действительно она. А если нет? Но если она еще жива, как мне найти ее?»
Где сейчас находится ее тело — на этот вопрос Фридолин мог ответить легко. Поскольку она умерла всего несколько часов назад, ее тело наверняка находится в больничном морге, располагавшемся неподалеку. Для Фридолина как для врача проникнуть туда, даже в столь поздний час, не представляло никаких трудностей. Однако зачем все это? Фридолин мог узнать только ее тело, лица же он никогда не видел. Одно лишь мгновение оно мелькнуло перед ним, когда он уходил, вернее, был выдворен из таинственного дома.
Фридолин только сейчас с ужасом осознал, почему это обстоятельство не приходило ему в голову раньше — с тех пор как он прочитал заметку в газете, подсознательно представлял себе лицо той женщины, которую искал — лицо Альбертины.
«Пойти в морг — но зачем?» — снова спросил он себя. Если бы она была жива, Фридолин узнал бы ее сегодня, завтра и даже через годы — когда угодно и где угодно, узнал бы по походке, по манере поведения, по голосу — в этом он был абсолютно уверен. А теперь он увидит только тело — мертвое женское тело и лицо, из которого ему знакомы только глаза. Глаза, которые навсегда закрылись. Да, он помнил ее глаза и ее волосы, которые внезапно рассыпались по плечам и закрыли обнаженную фигуру как раз в тот момент, когда его уводили из зала. Будет ли этого достаточно для того, чтобы он смог без сомнения определить, она это или нет?
Медленными, неуверенными шагами побрел Фридолин по хорошо знакомому двору в сторону паталого-анатомического института. Ворота оказались незапертыми, так что ему не пришлось звонить. Шаги доктора по каменному полу раздавались гулким эхом, пока он проходил по полутемному коридору. Хорошо знакомый, почти родной запах химикалий, присущий этому зданию со времени его построения, окутал Фридолина. Доктор постучал в дверь гистологического кабинета, где, как он предполагал, должен был все еще работать ассистент. После несколько неприветливого «Войдите», Фридолин зашел в высокую, ярко освещенную комнату, в середине которой, как Фридолин и предполагал, сидел, глядя в микроскоп, его старый коллега по учебе, доктор Адлер.
Увидев Фридолина, он приподнялся со стула и с некоторым недовольством и удивлением поприветствовал его:
— О, дорогой коллега! Что привело вас к нам в столь неурочный час?
— Прошу прощения за беспокойство, — извинился Фридолин. — У тебя сейчас самый разгар работы.
— Тут ты попал в самую точку, — ответил Адлер тем резким тоном, которым был известен еще в ранней молодости, а затем мягче добавил: — А что еще делать человеку в подобном месте посреди ночи? Но ты меня, конечно, нисколько не потревожил. Чем могу служить?
И так как Фридолин не ответил сразу, Адлер продолжил:
— Аддисон, которого привезли от вас сегодня, лежит у нас в целости и сохранности. Вскрытие завтра в половине девятого.
Фридолин отрицательно покачал головой.
— Ах, вот оно что — пневматоракс! Гистологическое обследование со стопроцентной уверенностью констатировало саркому. Так что по этому поводу можешь не беспокоиться.
Фридолин снова покачал головой.
— Это дело личного характера.
— Ну что ж, тем лучше, — сказал Адлер. — А я уже подумал, что это муки совести погнали тебя к нам в столь поздний час.
— Это действительно связано с муками совести или, скорее, просто с совестью, — ответил Фридолин.
— Вот оно как!
— Одним словом, — Фридолин постарался, чтобы его голос прозвучал равнодушно, — я бы хотел взглянуть на одну женщину, которая сегодня вечером скончалась от отравления морфием здесь, в терапевтическом отделении. Она должна находиться здесь — некая баронесса Дубиски… — и он поспешно продолжил: — Мне кажется, что я несколько лет назад был случайно знаком с этой так называемой баронессой и хотел бы убедиться в том, насколько верно мое предположение.
— Суицид? — спросил Адлер.
Фридолин кивнул.
— Самоубийство, — поправил он, словно хотел таким образом снова подчеркнуть личный характер вопроса.
Адлер указал на Фридолина комично вытянутым пальцем:
— Несчастная любовь к ее высокоблагородию?
Фридолин несколько раздраженно ответил:
— Смерть баронессы Дубински не тронула меня никоим образом.
— Пожалуйста-пожалуйста, я вовсе не хотел быть бестактным. Мы можем сделать это сейчас же. Ко мне пока не приходило никаких запросов от криминальных медиков. Но в любом случае…
«Судебно-медицинское вскрытие», — запульсировало в голове Фридолина. Конечно, этот факт мог оказаться случайностью. Кто знает, было ли это действительно самоубийство? Фридолин вспомнил о двух мужчинах, которые так внезапно исчезли из отеля, узнав о попытке самоубийства. Это может оказаться тяжелое уголовное преступление. Может, ему следует обратиться в суд?
Фридолин последовал за доктором Адлером к полуоткрытой двери в конце коридора. Пустая комната с высокими потолками была тускло освещена двумя свечами, прикрученными к газовой лампе. Из четырнадцати или двенадцати столов были заняты лишь немногие. Некоторые тела лежали обнаженными, некоторые были прикрыты простынями. Фридолин подошел к ближайшему столу и осторожно приподнял простыню. Зеленый свет электрической лампы, которую держал в руках доктор Адлер, внезапно осветил покойника. Фридолин увидел желтое лицо мужчины с седой бородой и поспешил снова накрыть его простыней. На следующем столе лежало нагое тело худой молодой девушки. Доктор Адлер, подходя к другому столу, заметил:
— Возраст где-то между шестнадцатью и семнадцатью, это точно не она.
А Фридолин, между тем, словно притягиваемый некоей внешней силой, шел к столу в противоположном конце зала, на котором лежало тускло светившееся в темноте женское тело. Голова женщины была откинута в сторону; темные длинные волосы струились почти до пола. Фридолин невольно протянул руку, чтобы повернуть голову лицом к себе, но внезапно страх, прежде ему как врачу неведомый, заставил его остановиться в нерешительности. Доктор Адлер подошел ближе и, словно разговаривая сам с собой, заметил:
— Остальные не подходят. Ну, что? Это она?
