Я даже испуганно обернулась, окидывая все пространство немаленького зала, не представляя, кого именно ищу или пытаюсь найти. Но, похоже, за всеми занятыми другими здесь столиками не было ни одного с одиночным посетителем. Ответ напрашивался сам за себя. Мой таинственный клиент либо еще сам не приехал, либо на время куда-то отошел.
Ну, хотя бы у меня теперь в запасе оставалось несколько секунд на принятие последнего решения. Остаться или уйти? Или, все-таки, нет? Никаких или?
— Вы Адель? — уж чего я не ожидала буквально через несколько мучительных мгновений между быть или не быть, так это услышать над своим плечом чей-то незнакомый, но очень приятный мужской голос.
Похоже, в те секунды я настолько была поглощена своими страхами и сменяющимися, как в калейдоскопе, совершенно несовместимыми друг с другом эмоциями, что даже не заметила, как ко мне со спины кто-то подошел. И буквально накрыл своей осязаемой тенью… А потом попытался проникнуть мне в голову (если не под кожу) звучным тембром идеально поставленного баритона.
Кажется, именно тогда я это и прочувствовала всеми поджилками, натянутыми до предела нервами и… враз запаниковавшей сущностью, забившейся вместе с сердцем где-то в районе диафрагмы трепыхающейся из последних сил в клетке птичкой. Маленькой, хрупкой, но безумно отчаянной.
Обернулась я конечно же сразу, интуитивно, как и полагается в таких случаях, хотя мне и казалось, что у меня на все про все ушла целая вечность. И, само собой, слишком резко, без прикрытого в глазах и в выражении лица почти детского страха, граничащего с неконтролируемой паникой и истеричным срывом.
— Ад-дель? — не самое умное, что слетело тогда с моего языка, когда я его наконец-то увидела, еще и настолько близко.
* * *
— Вы забыли свое имя? — он почти сразу же сделал несколько шагов в сторону второго диванчика и, как ни в чем ни бывало, пригласил меня вполне непринужденным жестом руки присесть за столик на первый.
Чего не скажешь об оставленном им на моей спине и затылке что-то вроде легкого, почти физического отпечатка. Будто от скользнувшей по мне его пугающе живой тени, на которую моя кожа отреагировала моментальным выбросом ментоловых мурашек. И сходить оттуда (по крайней мере в ближайшее время) данное ощущение явно не собиралась.
— Н-нет… Конечно, нет.
Не хотелось выглядеть невоспитанной и редкостной дурой, но я ничего не могла с собой поделать. Я просто обязана была его рассмотреть, как и почувствовать к нему хоть что-то еще, кроме сводящей с ума паники и безумного желания вымолить у него разрешения уйти отсюда прямо сейчас (одной, естественно).
— Без распущенных волос я вас почти не узнал. Может и не узнал бы вообще, если бы не платье. Теперь вы хотя бы выглядите на свой возраст. Осталось только сменить на лице смертельный испуг на что-то более нежное и приятное.
Не знаю, что было самым сложным, определить его настоящий возраст или понять свою реакцию на его когда-то в свое время очень даже красивое лицо? Не то, чтобы внушительные годы и слегка испещрившие его на удивление ухоженную кожу морщины так уж сильно портили общую картинку. Но, как для любой слишком юной дурочки, чужой, даже слегка пожилой внешний вид будет казаться едва не отталкивающей старостью и чем-то еще таким от тебя далеким, что совершенно и никаким боком не может вписаться в твою жизнь, как и стать ее неотъемлемой частью. Все равно что вместо новых вещей начать носить пропахшие нафталином с валокордином старые тряпки из бабушкиного сундука. Последнее, конечно, из оперы неуместной гиперболизации, но как еще способна отреагировать двадцатилетняя девчонка на кавалера, которому уже где-то очень далеко за пятьдесят? И идеально сидящий на его плотной, будто сбитой фигуре, стильный костюм неброского хвойного цвета, и уложенная стрижка латунно-русых волос без намека на седину и какие-либо залысины, не умаляли того факта, что он годился мне не то что в отцы, а чуть ли не в деды.
Тем не менее, ничего отталкивающего или уродующего в его внешности замечено не было. Все вроде как на своих местах, гармонично вписывающихся в общий образ взрослого, весьма опытного и даже во многом привлекательного мужчины. Единственное, с чем никак не желало мириться мое восприятие — это с его возрастом. Был бы он ну хотя бы на двадцать лет моложе… Хотя, что конкретно в моем случае это могло изменить?
— Я… я просто не слышала, как вы ко мне подошли. Вот и… испугалась… От неожиданности… — и, видимо, по той же причине продолжала блеять жалобной овцой?
Несмотря на внешнюю картинку, мое поведение явно желало быть лучшего и мало чем напоминало поведение профессиональной эскортессы. Похоже, я проштрафилась уже по всем возможным показателям. Осталось только для полного счастья споткнуться или пролезть неуклюжей каракатицей в узкий зазор между диваном и столиком, стянув попутно край скатерти и повалив на пол все стоявшие там приборы. Не то, чтобы я была на это заточена с рождения, но в моем нынешнем состоянии все сейчас вполне реально.
— Бывает, — его ответная улыбка — мягкая, спокойная и такая естественная слегка — подкупила своей располагающей искренностью. Такие вещи заранее не отрепетируешь и не подгадаешь, впрочем, как и все происходящее в нашей жизни. — Присаживайтесь, не стесняйтесь. Или вам нужно помочь снять накидку?
— О, не стоит. Я сама, — какой обходительный. Хотя, чего это я? Не станет же он сразу на первом же свидании качать права. Или это я совершенно не разбираюсь во всех этих вопросах и тонкостях? Черт, ну почему к таким ситуациям не выдают специальные инструкции, как правильно себя вести, что делать и о чем говорить?
В общем, кое-как, с горем пополам, я сумела переступить и через этот неловкий момент. Тем более, Глеб Анатольевич не собирался усаживаться на свое место, пока я не сяду первой, что невольно еще больше смущало, вынуждая себя поторапливать, но при этом не выглядеть дерганной и слишком нервной курицей. Слава богу, Ксюхина накидка из бледно-лилового бархата не имела рукавов и застегивалась только на несколько декоративных пуговиц. Сняла я ее быстро и протиснулась на выделенное мне место относительно грациозно и без лишних эксцессов. На благо, диванчик оказался достаточно вместительным, и, кроме меня, на нем запросто могли разместиться еще три таких, как я, цапли. Правда дрожь в конечностях и, особенно, в коленках никак не желала униматься.
Ну, вот и тот самый неизбежный момент истины. Я наконец-то уселась, уложила рядом накидку и сумочку (держать постоянно руку на вызове нужного номера мобильного теперь стало делом затруднительной сложности), даже успела заметить, насколько диванчик оказался удобным и еще до меня никем до основания не утрамбованным. И… в коей-то мере осознать, что ловушка почти захлопнулась. Бежать поздно и пока что некуда. По крайней мере, я еще не в том состоянии, чтобы спокойно, на трезвую голову оценивать сложившуюся (при чем только по моей вине) ситуацию в целом, просчитывая наперед сразу в нескольких вариациях рациональные ходы предстоящего действа.
Надо отметить, Глеб Анатольевич справился со своей частью схожей задачи куда быстрее и на зависть изящнее. Даже как-то непривычно наблюдать за человеком его возраста (про комплекцию молчу, ей вполне могут позавидовать многие юные дрыщи), в чьих движениях и манере поведения оказалось столько хищной грации и едва ли нерасторопной лености. Неужели он когда-то брал уроки по светскому этикету и даже по дикции речи? Тут уж точно почувствуешь себя не вышколенной экскортессой, а деревенской Манькой в платье и туфлях от Гуччи. Кажется, я малость поспешила с выбором профессии.
— Думал заранее заказать что-нибудь для аперитива, но понял, что не знаю ваших предпочтений.
Ну вот и как мне прикажете с ним говорить? Вспоминать русских классиков, и как изъяснялась у Толстого Анна Каренина?
Чувствовать в эти секунды, как я теперь густо краснею, не имея никакого представления, что в таких случаях нужно отвечать — это еще то испытание века. Теперь приходилось корить себя за согласие сделать мне высокую прическу и тем самым выставить мои уши, как индикатор эмоционального напряжения, на всеобщее обозрение. Не спасало даже жалкое "бегство" взглядом на стоявшие передо мной девственно чистые столовые приборы. И неосознанный нервный жест — потрогать эмалированную ручку вилки, кстати, тоже. Рано или поздно, но глаза придется снова поднять. При чем, скорее, рано, чем поздно. И сделать ну хоть что-то. Передернуть плечами, выдавить абсолютно ничего не выражающую улыбку. Я точно не тем местом думала, когда решилась на данную авантюру. Или, вернее, вообще ничем не думала.
