— Если у вас что–то болит или вам что–нибудь нужно…
— Мне нужны вы. — Их пальцы вновь переплелись, и он приказал медсестре поднести руки к ее лицу.
— Не понимаю, зачем это нужно.
— Я хочу нарисовать вас в своем воображении. Мэтью погладил мягкий изгиб подбородка Джейн, провел дрожащими пальцами по нежной коже. Перед его мысленным взором предстало безупречное лицо цвета персика и сливок. Рука графа пробежала по ее переносице и спустилась вниз, к пухлому рту. Когда он дотронулся до уголка губ медсестры, та вдруг резко повернула голову. И никакие уговоры не могли заставить ее сесть ближе к пациенту.
— Позвольте мне коснуться ваших губ.
— Нет. — Джейн попыталась отодвинуться, но Мэтью удержал медсестру рядом и, приподнявшись, припал к ее губам. Это был мягкий, нежный поцелуй, легкое касание уст, взволновавшее его циничную душу.
Джейн наконец–то сумела отпрянуть, и теперь губы пациента целовали воздух.
— Мы не можем заниматься этим, Мэтью.
— Почему? Между нами стоит другой мужчина?
— Это не имеет значения, не так ли? Он улыбнулся и потянулся к ней снова:
— Да, это действительно не имеет значения.
— Мэтью, прекратите!
— Какого цвета ваши волосы?
С мгновение поколебавшись, Джейн ответила:
— Разве так важно, какого они цвета?
— Важно, потому что я хочу знать, какой цвет представлять, когда я мечтаю о вас и ваших волосах, струящихся по моему телу.
— Пожалуйста, — прошептала она, — не говорите такие вещи.
— Почему? — спросил граф. Туман лихорадки, опутавший его мысли, начал рассеиваться, проясняя сознание. — Я вызвал в вас чувство стыда, принудив доставить мне удовольствие своей рукой?
— Вы не принуждали меня.
— Но я действительно заставил вас стыдиться? Молчаливое обвинение повисло в воздухе, и граф услышал, как Джейн поднялась с его постели и прошла в угол комнаты, ее каблуки застучали по половицам.
— Почему вы убегаете, Джейн?
— Я не убегаю.
— Нет, именно это вы и делаете! Ниточка, уже связавшая нас, притягивает вас все ближе ко мне, но вы все время пытаетесь ее разорвать!
— Нет никаких «нас», Мэтью! Вы сбиты с толку, потеряны. У вас лихорадка.
— Но «мы» могли бы возникнуть! — ответил он, ужасом ощущая, как в груди все горит от внезапно на катившего отчаяния. И прошептал: — Джейн, уйди отсюда вместе со мной.
Он услышал, как медсестра вдруг замерла на месте, и понял, что сумел ее заинтриговать.
— Когда мое лечение закончится, давайте уйдем отсюда — только вы и я! И тогда мы сможем понять, что… что же свело нас вместе. Позвольте мне рисовать вас, доставлять вам наслаждение! Будьте моей музой, — добавил Мэтью, используя все средства, чтобы убедить Джейн выполнить его просьбу.
— Вашей музой? — засомневалась она.
— Да. До сего момента я только и делал, что рисовал вас в своем воображении исключительно с помощью своей фантазии. Позвольте мне увидеть вас своими собственными глазами! Разрешите мне воплотить все свои тайные желания!
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вплыл лекарственный аромат доктора Инглбрайта.
— Джейн, за вами прибыла карета. Я приказал подать ее чуть раньше обычного. У вас была долгая тяжелая ночь.
Ненависть вторглась в сознание Мэтью. Неужели Джейн — возлюбленная доктора? Или жена? Черт возьми, а Уоллингфорд уже привык думать, что она принадлежит только ему!
— Очень любезно с вашей стороны, доктор Инглбрайт, но это излишне — я останусь до окончания своей смены.
В тоне медсестры не было ни капли женской приветливости и одобрения. Как, впрочем, и благодарности.
— Но я настаиваю, Джейн. Это не обсуждается.
— Ладно, — пробормотала медсестра, и Мэтью снова услышал, как ее каблуки застучали по полу.
Она нехотя подчинилась, хотя явно не была довольна распоряжением доброго доктора.
— Джейн, — окликнул пациент. — Выспитесь хорошенько. И еще вы можете сделать мне одолжение, поразмыслив над моим предложением.
Дверь за медсестрой закрылась, и Мэтью почувствовал, как доктор, стоящий у него в ногах, пристально смотрит на него.
— Граф Уоллингфорд, — громко возвестил Инглбрайт, — сейчас вы покинете нашу больницу и вернетесь в более привычную для вас часть города.
— Почему вы не сказали ей об этом? — откликнулся Мэтью, чувствуя, как начавшее оживать сердце снова проваливается в темные глубины черствой души.
— О чем я должен был сказать?! О том, что вы — никчемный распутник, соблазняющий женщин, а потом, когда они надоедают, бросающий их? Должен сказать, что подобные развлечения кажутся мне безнравственными, и уж точно это не то времяпрепровождение, которое пришлось бы Джейн по душе.
— Тогда почему же вы не сказали ей, что я — бессердечный ублюдок? — взревел Мэтью.
— Потому что это сделало бы вас более привлекательным в ее глазах. Ну а теперь, милорд, ваш отец прислал за вами карету. Санитары вынесут вас на носилках…
— Черта с два они меня вынесут! Я уйду отсюда на своих собственных ногах, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. А еще, доктор Инглбрайт, вы должны рассказать, как мне найти Джейн.
— Вас желает видеть лорд Реберн, милорд.
Мэтью оторвался от мольберта и взглянул в сторону филенчатой двери, где неумолимо стареющий дворецкий взирал на хозяина своими слезящимися глазами. Пальцы лакея, искривленные артритом, сжали край двери, словно его хилая фигурка искала опору в деревяшке. Что ж, пожилого слугу пора было отправить на пенсию, причем как можно быстрее. — Можете пригласить его, Томас.
— Хорошо, милорд.
— Мне нужно было прийти и лично убедиться в твоем состоянии. Подумать только: ты днями напролет отлеживался в кровати, и даже без надлежащей компании! Должно быть, настал конец света!
Кисть повисла в воздухе, а Мэтью в раздражении выгнул бровь, заметив влетевшего в его мастерскую Реберна.
— Как видишь, со мной все в порядке. То легкое прикосновение смерти обошлось без неприятных последствий.
— Да, сейчас я это вижу. Просто невероятно, как тебе удалось восстановиться! Признайся честно: ты — не человек, а вампир?
Проворчав что–то себе под нос, Мэтью жестом пригасил гостя сесть на небольшой диван у окна.
— Поверь, мне потребовалось немало сил, чтобы вынести это испытание. Присаживайся, просто сбрось бумаги на пол. Никак не соберусь с духом, попросить Томаса навести здесь порядок. Он и остальные слуги работают не щадя себя.
— Ну ты и эксплуататор! — захихикал Реберн, опустив свою высоченную фигуру на диван. — Заставляешь их работать, не покладая рук?
