Она двигает свою руку вверх и вниз по моему члену, и он так тверд и так чертовски набух, что кажется, будто он вот-вот взорвется. Сильвер уже не сдерживается. Она дрочит мне так сильно, что это действительно больно, но боль только подстегивает меня, заставляя реагировать в том же духе, трахая ее пальцами, пока ее спина не выгибается, а глаза плотно закрываются, ее лицо становится тревожно-малиновым, видимым даже в темноте комнаты.
— Я хочу тебя, Алекс. Бл*дь. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты был внутри меня прямо сейчас. Я не могу этого вынести. Мне нужно кончить.
Какое облегчение, что она все еще может говорить. Какое облегчение, что я смогу услышать ее, если она скажет мне остановиться. Мое сердце бешено колотится, когда я поднимаю ее на руки, мои пальцы впиваются в ее кожу, пока я несу ее к кровати и бросаю на матрас. Мои штаны сползают по ногам и мгновенно исчезают. Сильвер ногтями яростно вцепляется мне в спину, и я выплевываю грубую цепочку ругательств, когда раздвигаю ее ноги и падаю на нее сверху. В ней нет никаких сомнений. Ни минуты колебаний, когда я проверяю, все ли с ней в порядке. Боже, помоги мне, я толкаюсь в нее с такой силой, что все ее тело напрягается, вздымается вверх, а спина изгибается над кроватью.
— Алекс! Черт возьми, Алекс! О боже мой!
Я отстраняюсь назад, а затем снова врезаюсь в нее, каждая часть меня выходит из-под контроля — нет не каждая часть. Я чувствую её: одна крошечная, тонкая нить сдержанности, туго натянутая на затылке, предупреждающая меня не заходить слишком далеко. Пока существует эта единственная нить, я знаю, что смогу держать себя в руках. Однако мы балансируем на острие ножа. Я не хочу оставлять на ней свои отметки. Я не хочу причинять ей боль…
Но тут рука Сильвер вцепляется мне в волосы, сильно тянет, и она отдает приказ сквозь оскаленные зубы.
— Укуси меня, Алекс. Черт, укуси меня. Я хочу, чтобы твои зубы были на мне. Заставь меня кричать.
И я это делаю. Я прикусываю нежную кожу ее плеча рядом с ключицей, и Сильвер издает задыхающийся, бессловесный крик, который застает меня врасплох. Я зажимаю ладонью ее рот, стискивая зубы, и рычу в ее кожу, зная, что уже слишком поздно. Слишком поздно для всего этого. Наверное, отец ее услышал. Я уже слишком близок к тому, чтобы кончить, и она тоже. Мы цепляемся друг за друга, руки впиваются в плоть друг друга, оба одержимые, восхищенные, обезумевшие от ощущения того, что наши тела двигаются друг против друга во времени, в нескольких секундах от того, чтобы нырнуть головой вперед в черную, головокружительную пропасть.
Ударная волна бьет меня, как молот по затылку. Это удовольствие, но не такое, какое я испытывал раньше. Это почти паническое, хаотичное удовольствие, перерезающее сухожилия на тыльной стороне моих ног и рук, делающее меня бесполезным, когда я вонзаюсь в нее в последний раз. Бедра Сильвер сжимаются вокруг моей талии, сжимая меня достаточно сильно, чтобы заставить увидеть чертовы звезды, ее голова запрокинута назад, а лицо — выражение забвения.
— О боже мой! О боже мой. О боже мой.
Она повторяет эти слова снова и снова, ее щеки покраснели от крови, пунцовая от напряжения и жестокости, с которой мы брали друг друга.
Я прижимаюсь к ней, бормоча что-то сладкое в ее влажные волосы, чувствуя, как в центре моей груди наваливается тяжесть насыщения, прекрасно понимая, что именно это и должно ощущаться, когда теряешь рассудок.
Наше дыхание постепенно замедляется, и когда я отстраняюсь, глядя вниз на Сильвер, она смотрит на меня ошеломленными глазами, зрачки поглощают ее радужки, удовольствие запечатлелось в чертах ее лица. Только когда я позволяю себе посмотреть вниз и вижу темно-красное пятно на бледной коже девушки, я понимаю, что только что сделал.
Я укусил ее так сильно, что у неё пошла кровь.
— Твою мать!— Я подталкиваю себя вверх, отшатываясь от очевидности собственной глупости. — Господи, прости меня, Argento. Я не хотел этого делать...
Она хмурится, глядя на себя сверху вниз, пытаясь понять, почему я так напуган. Прикасается пальцами к плечу, хмурит брови, когда подушечки пальцев становятся красными.
— О.
Если удовольствие, которое я испытал минуту назад, когда все еще был внутри нее, было велико, то последующее чувство вины просто немыслимо. Я никак не могу взять себя в руки.
— Где... черт, где аптечка? Дай мне найти что-нибудь, чтобы ...
Сильвер быстро садится и кладет руки мне на голую грудь.
— Нет! Нет, Алекс, перестань. Не волнуйся. Все нормально. Все хорошо.
— Нет! Это… — Я останавливаю себя, пытаясь удержать слова за зубами. Крик-это самое худшее, что я могу сейчас сделать, и это только ухудшит ситуацию. Сделав глубокий вдох, а затем еще один, я сажусь на пятки, закрывая лицо одной рукой. — Это не нормально, — выдавливаю я. — Мне не следовало этого делать.
Ее руки скользят по моим плечам — успокаивающие, умиротворяющие круги, которые должны были бы заставить меня чувствовать себя лучше, но облегчение не приходит.
— Алекс, пожалуйста. Не делай этого. Со мной все хорошо. Я же просила тебя это сделать. Я сама тебя просила. Это меня завело, черт возьми. Я просто так сильно хотела тебя. Я нуждалась в этой боли.
Я нуждалась в этой боли.
Христос.
Я позволяю ей убрать мою руку от моего лица, хотя мне все еще тяжело принять тот факт, что я заставил ее истекать кровью.
— Алекс, посмотри на меня, ладно? Я люблю тебя. Именно этого я и хотела. Ты ведешь себя глупо. Это всего лишь крошечная царапина. Там даже следа почти нет. А теперь, пожалуйста... просто обними меня. Я хочу немного полежать на твоей груди, прежде чем мне придется вернуться наверх.
Я действительно смотрю на нее. Заглядываю ей глубоко в глаза, пытаясь найти там хоть какую-то боль или беспокойство, но ничего не вижу. Она кажется абсолютно... нормальной. Узел горя, туго стянутый вокруг моего сердца, немного ослабевает, но не исчезает совсем.
Я дрожу, полный нервной энергии, когда снова ложусь на кровать рядом с ней, а она, извиваясь, пробирается ко мне, положив голову мне на сердце. Мой беспорядочный пульс не замедляется, пока я не чувствую, как она падает на меня и засыпает.
Я жду, пока не удостоверяюсь, что она действительно в полном порядке, прежде чем осторожно поднимаю ее с кровати и несу вверх по лестнице в ее собственную комнату.
Глава 8.
Сильвер
Ветер воет и стонет всю субботу, стучит в окна, и огромные снежные завесы проносятся над лесом, окутывая все кругом белым покрывалом. Папа ухитряется поговорить с мамой и Максом утром, чтобы убедиться, что они в безопасности, и когда электричество снова отключается около трех часов дня, он спускается в подвал, чтобы включить новый генератор, который купил в хозяйственном магазине с серьезным самодовольным выражением лица.
Если мой отец и слышал какой-то шум, который я устроила ночью, когда навещала Алекса, то ничего об этом не сказал. Честно говоря, сомневаюсь, что он знает, что я выскользнула из своей комнаты и на цыпочках прошла по коридору, мимо его комнаты и вниз по лестнице. Когда мы с Кейси были еще закадычными друзьями, я каждый вечер тайком убегала из дома, и меня ни разу не поймали. Я точно знаю, где находится каждая скрипучая половица в этом доме. Я также знаю, как глубоко спит мой отец.
Алекс проводит огромное количество времени, отжимаясь и приседая без рубашки. А я сижу и смотрю на него поверх книги, которую притворяюсь, что читаю, наслаждаясь видом, но также немного волнуясь. Он весь напряжен. Взбудоражен. Натянут, как тетива лука, готовая лопнуть в любую секунду, и я знаю почему. Я подтолкнула его сделать то, что ему было некомфортно, и теперь он просто не может примириться с собой. Алекс расхаживает перед эркером в гостиной, уперев руки в бока, пыхтя и тяжело дыша, как лошадь, на которой слишком долго ездили. До боли ясно, что он хочет выйти из дома. Он в ловушке, и это чертовски больно, что он так сильно хочет уйти. Впрочем, я все понимаю.
