Незнакомка меня прихватила за шею и попыталась станцевать Канкан. После этого все её друзья подумали, что мы вместе.
С этой алкоголичкой мы даже сходили в туалет, где она поплакалась и сказала, что парень ей изменил. Я стрельнула у неё сигарету и накатили слёзы. Сигарету нечем было прикурить, так что я курила так, без огонька.
— Козлина, — всхлипывала я. — Тварь! Что ему было нужно?! Почему мы нарываемся на таких подонков?
— Ты меня понимаешь? — смотрела на меня подруга по горю.
— Мне муж изменял, я развелась с ним.
— Я херею, — с сочувствием заявила она.
Мы вышли с ней, покачиваясь, из женского туалета и уткнулись носами в широкий торс Павла.
— Мужчина, — расплылась в улыбке моя новая безымянная знакомая. — Огонька не найдётся.
— Он не курит.
— Откуда ты знаешь? — заплетающимся языком спросила девушка.
— Это мой… Любимый.
— А бывший муж?
Я вздохнула и отвернулась, чтобы подумать, что ответить. И взгляд мой не то чтобы врезался, ошпарился на парочке в конце коридора, за дверью в мужской туалет. Освещение там было слабое, горел голубой фонарик. Но перепутать Костромина, я бы ни с кем не смогла.
Я же подумала, что это пьяный бред.
Не поверила!
Протёрла глаза.
Глянула вглубь коридора.
Там стоял Максим Костромин и целовал Анну Матвеевну.
На нём рубашка тёмно-серая, его любимая, ворот расстёгнут. Брюки чёрные за тридцать тысяч рублей, ботинки брендовые. На левой руке золотой браслет с часами. Между прочим Швейцарскими.
Анну Матвеевну я сегодня видела на планёрке с утра. Волосы распущены, платье по колено бледно-желтого цвета и высокий каблук туфель, хотя на улице минус тридцать. Со сменной обувью пришла или на машине прямо ко входу клуба подъехала.
Это заведение Кате Еланиной не принадлежало. Что её сводная сестра здесь делала… Неужели тайно встречалась с Костроминым?
— Пань, — я дёргала любимого за рукав кофты, когда моя случайная знакомая строила ему глазки с потёкшей тушью и висла у него на шее.
— Вель, мы сейчас уедем…
Он тоже замер, потому что в это сложно было поверить.
Моя попа танцевала отдельно от всего тела под звуки доносящиеся из основного зала. Алкоголичка была Пашей скручена по рукам и поставлена впереди нас, она тоже крутила попой.
И вот такой компанией мы замерли у туалета, глядя, как мой бывший козлина изменяет своей молоденькой овце.
Было в этом что-то таинственное. Спрятанное от меня. И мороз по коже от того, что я была пешкой в чужой игре чувств.
Я подбирала слова, чтобы крикнуть хоть что-то, но хлопала ртом как рыба.
— Это кто? — спросила деваха рядом, уже не пытаясь выкрутиться из Пашиных рук.
— Муж изменник. Только мой.
— Давай его отметелим, — предложила она. — У меня кастет с собой, из пластика, не пропустили бы с оловянным. Но бьёт отлично.
— Пошли…
— Стоять, — Паша меня дёрнул за плечо.
— Ты не мужик! — крикнула моя новая знакомая, и я грозно глянула на него. — Ты должен был ему рожу разбить.
— Не можешь? — пьяно спросила я. — Тогда мы сами.
Я закатала рукава и собрала волосы на макушке, завязав их в тугой узел.
Почему он не набил Костромина? Почему не попытался ответить за меня? Эта мысль и на трезвую голову приходила ко мне. В моих коварных мечтах, Паша избивает Макса и кричит: «Ещё раз к моей женщине подойдешь, убью».
Ведь так в кино кричат, и в любовных романах так описываются сильные мужчины.
Этого я ждала.
Но не дождалась. А значит, сама всё сделаю. И если одна бы я не справилась, то воспользоваться случаем, и приобщить к мести случайную алкоголичку, показалось прекрасной идеей.
— А на утро ты мне что скажешь? — с умилением смеялся Павел.
В этот момент он не казался мне идеальным. Не сильным, не властным.
Я сама такой была!
Ударила кулаком в ладонь, и моя новая подруга потянула меня в сторону целующейся парочки.
— Спасибо за квартиру, — кинула я Паше.
Он тут же выловил меня за талию и потащил на выход…
А я видела, как моя боевая подруга подходит к Костромину. У него такое лицо… Я только в первый год нашей совместной жизни такую мину видела. Довольный, осоловелый. Меня заметил, немного побледнел, а в синем свете фонаря – мертвецки.
Моя алкоголичка без слов подошла ближе и кастетом зарядила Костромину в рожу, я так поняла удар у неё серьёзный в связи с тяжёлой весовой категорией. Макс не устоял на ногах и, пошатнувшись к стене, упал на пол.
Паша ржал, я ржала.
Это была шикарная концовка пребывания в этом клубе!
Как очутилась в машине, даже не поняла.
— Веля ты больше не пьёшь.
— Да?! Скажи, почему ты не можешь за меня отомстить?
— Ты не просила, хочешь мести? — нахмурился он.
— А как ты думал? Меня так оскорбили, а ты даже не попытался ему рожу разбить.
— То есть разбить рожу в твоём понятии это хорошая месть? — ядовито усмехнулся. — Вообще-то я уже пожалел, что позволил тебе так налакаться. Вель, скажи правду, я тебе хоть каплю интересен.
Это он спросил после покупки квартиры на моё имя.
Что я творю?!
Заплакала.
— Не бросай меня за эту слабость, — всё, что смогла быстро выудить из расплывшихся мозгов.
— Не брошу, сладкая, — тихо посмеялся надо мной и развязал узел на голове. Пригладил волосы. — Кудри твои нравятся.
— А мне всё в тебе нравится, — я продолжала плакать. — И я так надеюсь, что не беременна. Потому что беременным нельзя пить.
Шмыгая носом, я достала из сумочки маленькую бутылочку коньяка и добила себя на эту ночь.
11
«Кем я стану, когда выпью?» – вопрос философский и должен быть задан прежде пьянки.
Я стала сильной, весёлой, боевой, готовой к любым приключениям. Но разве я не была такой до замужества?
В чём дело? Где произошёл сбой программы?
Что же теперь, нужно выпивать, чтобы скинуть эти проклятые пять лет?
В голове после выпивки всё крутилось и вертелось. И самое страшное, вокруг твёрдого непоколебимого столпа – моего Макса. Тут нужно заметить, что именно моего, потому что, сколько бы я в последние несколько дней не начинала новую жизнь, начать так и не смогла.
Встреча Макса с Анной Матвеевной толкала меня на поиски ответа, кто же эти двое такие. Как они повстречались и чем занимаются.
И это вместо того, чтобы испытывать с похмелья весь спектр эмоций бодуна. Из-за этой парочки отсутствовало чувства стыда и беспокойства.
Обычно, даже если я ничего плохого не делала, на утро всё равно чувство вины всплывало. А теперь меня вдавливало в размышления, и это при том, что я ещё толком не проснулась.
Голова немного кружилась, сушняк мучил, но, в общем, неплохо. Это я вынесла из юности, что пить нужно только дорогое спиртное и градус повышать. Тогда на утро не будет так мучительно больно.
Гудел где-то шуруповёрт. С ним вертелись мысли и насмерть прикручивались к сознанию. Я как рамку с фото целующихся Макса и Аньки вешала в своей голове.
То есть они меня так задели?
Давай, Веля, признайся!
Ты ревнуешь. Ты не смогла его забыть. Тебе так обидно, что ты просила у Пашки мести. То есть всё что угодно, лишь бы неравнодушие к бывшему.
Большая часть ночи вылетела из головы. Ни в коем случае не осуждала себя за произошедшее. Дело было в том, что мне каждый раз казалось, что я могу начать новую жизнь. Вот сейчас, сейчас, сейчас. Казалось, и повод появился вместе с Пашей. А получалось, что нет. Я не могла выплыть из своего кризиса.
Пожалуй, без посторонней помощи я не выберусь, и Павел мне не поможет.
Сквозь шуруповёрт тихо играла музыка. Инструмент и поганое пианино меня начали мучить, и я всё-таки решалась пробудиться.
Пахло странно, не моей квартирой.
Свесила голову с кровати, в миллиметре от моего носа был плинтус. Вот как низко я пала. А так надеялась, что проснулась в нормальных условиях.
